Страница 1 из 12
<p>
1554 г. от заселения Мунгарда, Подгайск, Белоземье, Веломовия</p>
<p>
Страшен лес ночью. Особенно Дикая Пуща – древняя, колдовская, наполненная непонятной для человека жизнью. Не отваживались сюда ходить селяне даже в ясный день по протоптанной ещё до Войны за веру дороге. А уж вечером по звериным тропам, через бурелом и трясину по скользким кочкам и колючим кустам в чащу вовсе никто не забредал. Боязно было с самым дорогим – с душой – расстаться.</p>
<p>
Нечистая сила из каждого дупла выглядывала. Демоны скрипели стволами и трещали сухими сучками, выли твари волчьими голосами. Успокаивал старый жрец в храме Единого-милостивого:</p>
<p>
– Нет демонов. Их колдуны-Сумеречники, что жили на другой стороне Пущи в Чёрном замке, выдумывали. Это они из людей все соки сосали. Лучезарные воины в голубых плащах выгнали Сумеречников во время Войны за веру. Нечего теперь честным единоверцам бояться.</p>
<p>
Но как взглянешь на серо-зелёную громадину, как качается она на ветру и поёт зловещие песни, весь дух зайцем в пятки ускакивает.</p>
<p>
Не пошла бы Зофья по своей воле в Дикую Пущу, только лихо из родительского дома выгнало.</p>
<p>
Отец по дереву резал искусно. Такие наличники у него выходили, что глаз не отвести: цветы, птицы, звери, люди на них – целый мир. Ни одна фигура, ни один узор не повторялись. Купцы за его поделками со всех краёв Веломовии и соседней Кундии съезжались, на границе с которой стоял их родной городок – Подгайск.</p>
<p>
Хорошо они жили, дружно и богато, только постучалась к ним в дом сиротка в серых лохмотьях.</p>
<p>
– Милана, Милка по-домашнему, – присела она в учтивом поклоне. – Родители в войну погибли, от Сумеречников простой люд защищали. Осталась я одна, от голода и холода умираю. Помогите, чем можете!</p>
<p>
Отец пожалел её и взял в дом.</p>
<p>
Вскоре Милка, как кукушонок, начала родного птенца из гнезда выживать: то пряжу испортит – запутает и порвёт, то полотенце с теста сдёрнет, и не поднимутся пироги, а то и дохлую мышь в постель подкинет. Никто не верил, что Милка гадости делает.</p>
<p>
– Плохая из тебя хозяйка, Зофья, не кивай на других, – ругали родители и на горох в углу коленями ставили, пока она слезами умывалась.</p>
<p>
Похорошела Милка: лохмы расчесала, в толстые чёрные косы заплела. Тёмные омуты глаз очарованием вспыхнули, тело полнотой налилось, щёки зарумянились. Что она не портила, то за своё мастерство выдавала, а Зофью запугивала:</p>
<p>
– Пряди больше, тки и шей. Пироги вкуснее и пышнее готовь. А иначе так перед всем городом опозорю, что тебя камнями побьют и в лес прогонят.</p>
<p>
Зофья терпела молча. А что ещё делать, когда ни родители, ни подружки её не слушали?</p>
<p>
Повзрослели они, стали невестами. К Милке женихи всех мастей сватались, а на Зофью никто не смотрел. Заморыш – сухая и маленькая, волос мышастый, кожа бледная с голубыми жилами, глаза блёклые прозрачные. Но она радовалась всё равно. Как Милка сыграет свадьбу, так в дом мужа уйдёт. Жизнь вернётся, как до неё была, когда матушка и батюшка любили Зофью и слушали.</p>
<p>
Только отказывала всем Милка:</p>
<p>
– Что мне селяне, ремесленники или купцы? Я за знатного хочу, за воина, нет, за короля!</p>
<p>
Кого другого засмеяли бы, но её подружки слушали. А Зофья подружек растеряла. Мечтала она, чтобы хоть самый бедный юноша позвал её в жёны. Любовь ведь – главное, а что они беднее храмовых мышей жить станут – так разве это важно?</p>
<p>
Назначили к ним в Белоземье губернатором Заградского из Стольного града. Приезжал он посмотреть на вверенные ему земли, и в Подгайск напоследок заглянул. Как вышла его Милка хлебом-солью встречать, так забыл Заградский обо всём: и что невеста дома ждала, и что прежде не желал он в этот сырой, богатый разве что торфом край переезжать. Поставили губернатору большую усадьбу на высоком и сухом месте между Волынцами и Подгайском, и взял он в жёны Милку.</p>
<p>
Зофья родителей кротостью задобрить старалась, в храме свечки ставила, чтобы Единый-милостивый ниспослал счастье и удачу. Ведь говорил жрец:</p>
<p>
– Единый всех, даже сирых и убогих любит, всем поможет, если сердце открыть.</p>
<p>
Только не вышло. Родители серчали:</p>
<p>
– Вон Милка-бесприданница, младше тебя будет, а такого мужа отхватила! В мехах и жемчугах ходит. А на тебя даже босяки не смотрят. Из рук всё валится, ни одна работа не спорится. Так ещё на Донайтайд гадалка объявила, что бездетной ты до конца своих дней проживёшь.</p>
<p>
Смирилась Зофья, что вечно одна будет. Как судьбе противиться-то? Хоть отец пока за порог не гнал.</p>
<p>
Родила Милка Заградскому сына. Много гостей собралось в храме на наречение. Пригожий малыш оказался, крепкий, голосистый. Все нарадоваться не могли.</p>
<p>
Зофья по обыкновению в тени пряталась. Дождалась она ночи, чтобы одной в храме остаться. Хотелось ещё раз божьей милости попросить и за завистливые мысли прощение вымолить. Зофья зажгла свечи. Их держали в руках Крылатые посланники в голубых плащах –отец в подарок храму вырезал. Лица светились добротой и одухотворением.</p>
<p>
Зофья выплакалась и побежала домой, но что-то дёрнуло её в сторону. В темноте осинового круга слышались голоса. Звонко и мелодично шептала Милана, скрежетал в ответ некто в плаще беззвёздной ночи.</p>
<p>
– Я исполнил твою волю, черноокая. Долг платежом красен.</p>
<p>