Страница 54 из 64
Сегодня в контору приходила горбатая девушка, назвалась мисс Ортон. Она поглядела на меня, сняв вуальку, — более красивого лица в жизни моей не видал. Спросила патрона. Я сунул ей свой адрес. Синьор Грегорио ее принял и вел себя весьма подозрительно, клерк звонил куда-то по телефону. Боюсь, что он догадался, что это — наследница и что она может оспорить новое завещание. Жду ее сейчас к себе».
На этом месте рукопись прерывалась. Мистер Туск глубоко вздохнул и несколько минут сидел в полной неподвижности. Потом он развернул записную книжку, прочел два адреса: «Нью-Джерсей, 40» и «Береговое шоссе, 174»; взял свой портфель, уложил туда прочитанную рукопись и вышел.
— Мистрисс Друк, — сказал он старушке, — я вернусь к обеду. Никому ни единого слова о моем приезде. Никого не пускайте в квартиру.
Спустившись вниз, он нанял автомобиль и велел ехать в Нью-Джерсей, 40. Через два-три квартала они остановились у элегантного здания со швейцаром, лифтом и золоченой решеткой. Туск зашел туда, навел справку и через минуту вышел снова.
— Береговое шоссе, 174, — отрывисто сказал он шоферу.
Теперь они помчались вон из города. Блестящие многолюдные улицы одна за другой отлетали направо и налево. Надвигалось пустынное шоссе, с мрачными, редкими постройками, окруженными садами, с бесконечными заборами и огородами. Прохожих становилось все меньше и меньше. Наконец автомобиль свернул в сторону, въехал на асфальтовый двор и остановился у мрачной черной решетки, за которой расстилался парк.
— Ждите меня здесь. Если не дождетесь, поднимите тревогу. Я генеральный прокурор штата Иллинойс, — повелительно сказал он шоферу, спрыгивая на землю.
На звонок мистера Туска дверь приотворил высокий мужчина в белом фартуке, с лицом, изрытым оспой.
— Что надо? Приема нет! — грубо крикнул он, не снимая цепочки.
Туск махнул в воздухе своим документом:
— Сию минуту впустить меня! Я генеральный прокурор, посланный сюда ревизовать сумасшедшие дома.
— Директора нет в Нью-Йорке, сэр, — в замешательстве ответил мужчина, — я имею приказание не пускать никого до его приезда.
— Государство назначило ревизию как раз в отсутствие директоров, — невозмутимо ответил Туск, пристально глядя на привратника, — впустите, пока я не свистнул полицейского.
Сильно побледнев, привратник снял цепочку.
Туск быстро вошел, нащупал свой револьвер и пропустил вперед высокого мужчину. Тот нехотя повел его вдоль тусклых, мрачных коридоров, в которые выходили бесчисленные двери. Из-за дверей несся дикий вой, плач и иступленные крики несчастных, от которых в жилах менее спокойного человека остановилась бы кровь. Но Туск шел как ни в чем не бывало, приказывая открывать камеры и заглядывая в них бесстрашным оком. Он видел истязуемых, умирающих, катающихся в корчах, видел оцепеневших и глядящих в одну точку, видел пляшущих, — пожалуй, более страшных, чем первые. Но самыми потрясающими были странные, бледные, бритые люди, сидевшие, как сторожевые собаки, на цепи, вверченной в стену. У одного из них был вырезан язык.
— Я здоров, — шепнул мистеру Туску бледный человек на цепи, — меня здесь держат родственники, расследуйте мое дело.
— Все они так говорят! — прорычал привратник, покосившись на несчастного с дикой ненавистью.
Туск спросил имя и фамилию пленника, занес в свою книжку, вышел в коридор и пристально поглядел на привратника:
— Вы показали мне все камеры?
— Все! — отрезал мужчина.
— Вы лжете! Ведите меня в сто тридцать второй номер!
— Там сидит личный родственник директора, мы за него отвечаем, — пробормотал привратник, становясь из бледного красным, а из красного фиолетовым.
Туск уставился на него повелительно, и мужчина побрел вперед неверной походкой. Они вышли на лестницу и стали спускаться вниз. Один, два, три этажа. Стены стали сочиться сыростью, на лестнице стоял отвратительный запах плесени, лампочки горели тускло. Глубоко внизу шел еще один коридор со странными нишами. Здесь царствовало безмолвие. Ни единого звука не доносилось ни откуда, кроме тихого шелеста воды по стенам. Шаги гулко отдавались в ушах. Привратник загремел ключами и с большим трудом отпер тяжелый железный замок.
Камера № 132 была темным, сырым погребом. Свет проникал через коридорное окно. В углу на соломе, скорчившись, спал узник.
Привратник направил на него свет фонаря, бритый человек зашевелился, вскочил, повернул к мистеру Туску бескровное лицо и дико вскрикнул.
— Не бойтесь, я генеральный прокурор Иллинойса! — отчеканил мистер Туск, подойдя к нему вплотную и пристально на него глядя. — Я получил ваше письмо. Расследование начато. Одевайтесь, я беру вас с собой!
Привратник уронил на пол ключи:
— Профессор убьет меня! — пробормотал он дико. — Я не выпущу этого человека, будь вы хоть сам президент.
— Поворачивайтесь, милейший! — крикнул Туск, направляя на него свои серые глаза. — Что это еще за чепуха! Выдать одежду мистера Друка, раз, два, три!
Через десять минут Туск и Роберт Друк, как ни в чем не бывало, вышли из дверей сумасшедшего дома и уселись в автомобиль, к великой радости перепуганного шофера.
— Ну, — отрывисто сказал Туск, когда они тронулись, — я вас слушаю, Друк.
Глава пятьдесят вторая
ДОКТОР ЛЕПСИУС В ПОИСКАХ ПРОФЕССОРА ХИЗЕРТОНА
Мисс Смоулль сидела на корточках, а мулат Тоби у нее на плечах. Они отнюдь не показывали акробатического номера. Целью их была замочная скважина, ведшая в кабинет доктора Лепсиуса.
— Сидит, — бормотала мисс Смоулль, роняя слезы, — сидит, наш голубчик, на том же месте с самого утра. Не кушает, не звонит, не ходит, не ругается, господи боже мой, я прямо разрыдаюсь.
Она не успела привести свою угрозу в исполнение, как Лепсиус неожиданно бросился к дверям, распахнул их и опрокинул живую пирамиду в обратном порядке, так что мисс Смоулль очутилась на плечах у Тоби.
— Автомобиль! — рявкнул он. — Тоби! Звони шоферу!
Вслед за этим он метнулся обратно, схватил шляпу, перчатки и трость и кубарем слетел с лестницы. Лицо его было красно. Глаза сверкали решимостью. Он обдумал план вторжения к профессору Хизертону.
— Университет! — приказал он шоферу, садясь в автомобиль.
Через десять минут он был на месте. Войдя в канцелярию, он осведомился, в какой аудитории читает Хизертон. Служитель удивленно посмотрел на Лепсиуса.
— Как, сэр, разве вы не знаете, что профессор командирован на съезд психиатров в Петроград?
— Он уже выехал? — вырвалось у Лепсиуса.
— Вероятно. Впрочем, вы можете осведомиться у него на дому: Береговое шоссе, 174.
Лепсиус записал адрес и снова прыгнул в автомобиль.
— Береговое шоссе, 174, — крикнул он шоферу.
Снова пустынная улица, чем дальше, тем мрачней и безлюдней. Снова черная решетка у ворот жуткого дома, закупоренного и безмолвного, как если б все живое окостенело в нем на манер музейных чучел.
Лепсиус резко дернул звонок. Рябой привратник, весь белый от бешенства, высунул нос из-за решетки.
— Убирайтесь к чорту! — заорал он, разглядев Лепсиуса. — Приема нет! Убирайтесь, а не то спущу собаку!
— Друг мой, — шепотом произнес доктор, — я должен передать профессору Хизертону важную вещь. Дело идет о спасении его жизни.
— Поздно, — угрюмо ответил привратник, — директор уехал на съезд в Россию, а сегодня была ревизия. Все дочиста записали и увели из камеры 132…
— И все-таки еще не поздно. Речь идет о том, что знает один только Хизертон. Я его самый близкий друг. Он поручил мне в случае чего обратиться к вам. Если вы хотите спасти собственную шкуру, придумайте, как мне его догнать.
Привратник уставился на Лепсиуса подозрительно.
— Как ваше имя?
Лепсиус поперхнулся…
— Олео рицини! — пробормотал он первое, что пришло на язык.
В ту же секунду лицо привратника прояснилось. Он снял цепочку и почтительно произнес: