За Новгород

Из дошедших слухов узнали о гневе князя на вольный город, выславшего вон его наместника, к тому же отказавшего дать ему воев для похода против так и не покорившихся вятичей. Люти ему добавили радимичи — те, глядя на ослухов, дали от ворот поворот княжескому воеводе Добрыне, прибывшему с дружиной за данью. Племя и прежде не отличалось покорностью, а теперь и вовсе отказало Владимиру во власти над ним. Русь затрещала — в других землях также пошли брожения, пока еще не дошедшие до прямого неповиновения. Видно, люд на них выжидал — сможет ли князь унять зачинщиков, вернет ли под свою руку. Трудная доля выпала молодому правителю, но от того он стал только ярей — поклялся перед своей дружиной и народом киевским выжечь каленым железом смуту на землях русских.

Всем — тем, кого он затрагивал напрямую, другим, кто ждал — чем же закончится противостояние, был важен вопрос — на кого же первым пойдет князь, кто примет на себя основной удар княжеского войска? Радимичи считали, что на них и готовили схроны, чтобы отступить, вятичи ждали его у себя, тоже готовили тылы в чащобе. Только новгородцам некуда было податься, бросить нажитое добро и скитаться неприкаянно — о том и мысли не держали. Варяжко с полным основанием полагал, что не пойдет Владимир по полям и лесам выискивать племя небогатое, с которым больше мороки, чем добычи, а непременно придет на землю новгородскую. Так же считали и другие мужи города, готовились к встрече врага как могли. Почти все, что запрашивал неугомонный тысяцкий для будущего сражения, отдавали сполна, скрепя сердце от непомерных расходов.

Полуторатысячное регулярное войско, притом тысячу в нем составляли конные воины, снарядили лучшим оружием и доспехами. Не поскупились на кожаные латы для коней — тяжелой коннице предстояла прямая сшибка с вражеским строем, так что пошли и на эту трату. Для ополчения также набрали нужного снаряжения, пусть и попроще, но вполне добротное. По чертежам Варяжко смастерили щиты на колесах и повозки для них. Он заказал их по подобию гуляй-города — полевого укрытия понадежнее прежнего вагенбурга. К месте будущего сражения — на Ловати близ волока, — свезли лес и другие материалы для засек, надолбов, рогаток, ловушек и еще многих хитростей против неприятельского строя.

Варяжко еще зимой выезжал сюда с помощниками, подыскивая лучшее место — достаточно просторное для размещения войска и атаки конницы, но и с природными укрытиями для засады и скрытных маневров. Поле в излучине реки подходило как нельзя лучше — шириной в версту, лес по обе стороны, с рядом холмов и балками между ними. Продумал сам, а затем со своими командирами разобрал — где поставить пешее войско и конницу, откуда ударить по врагу, как обойти фланги, другие детали будущего сражения. Разметил с ними на местности возможные укрепления, нужные средства и работы по их обустройству. После уговорился с местными посадником и волостелями, те не с особой охотой, но все же дали людей для заготовки леса и предстоящих по весне земляных работ.

Тем временем Владимир решил взять на измор мятежные земли — запретил купцам везти хлеб с Днепра на север, поставил кордоны на торговом пути. От того больше пострадал народ Северной земли — скудный урожай ржи и ячменя в этих краях не покрывал надобности, пшеницу же не выращивали, везли с юга. Хлеб на торгу подорожал вдвое, люди примешивали в муку лебеду и крапиву, истолчённую сосновую кору, конопляные жмыхи, даже мох. Но не роптали — и прежде в неурожайные годы приходилось им перебиваться так. Благо еще, что леса и реки здесь богаты припасами, так что голодной смертью мало кто умирал.

Кроме торговли хлебом прервалась поставка и других товаров с юга — византийских тканей, вин и пряностей, скота и кожи из степи, меда, воска, полотна и гончарных изделий с Приднепровья. В отместку Новгород со своей стороны перекрыл торговый путь на юг, изгнал киевских купцов, свои же пошли на запад, в Поморье и земли франков. Убытки и нужду в необходимых вещах испытывали все, так что уже вскоре после введения запрета вначале исподволь, обходными путями, а потом уже открыто возобновились торговые связи. Владимир под давлением своих и приезжих купцов, всего люда к концу зимы отменил свой указ, оставив только с хлебом, а потом и с ним решилось в общую пользу.

В конце апреля пришла весть — князь собирает войско для похода на мятежные земли. На кого именно — о том он не сказал, держал в тайне от других. Но на Северной земле и стар и млад знали, что их он не обойдет, и когда общее вече бросило клич встать с оружием на защиту от ворога, люди сами, без принуждения, пошли на зов. Никто не тешил себя надеждой, что если победит Владимир, то он обойдется малой кровью, пощадит мирный люд. В прошлом походе на западные земли, а затем к вятичам не раз вырезал тех, кто попал в его руки, а жен и дочерей непокорных защитников отдавал на потребу своим воинам.

В середине мая на Ловати собралось войско со всей Северной земли из семи тысячи воинов. Как и предполагали— не пришли смоляне, вступили в сговор с Владимиром. К тому времени пришли слухи о выходе князя с ратью в поход на север, после — что он миновал по Днепру Любеч, тем самым подтверждая — идет не на вятичей. Когда же не свернул на речку Радучу к Радомле — столице радимичей, сомнений не осталось — идет на Северную землю. Собравшемуся воинству пришлось прождать на поле неделю, когда выставленные у Двины дозоры донесли о подходе ладей князя. Насчитали их немногим более двухсот, получалось, что у Владимира в войске около девяти тысячи воев вместе с дружиной.

Для Варяжко и его командиров такая численность противника в какой-то мере стала неожиданностью. Предполагали, что будет намного меньше — после прошлогодних потерь, да еще без воинов из Северной земли и радимичей. Отдали должное уважение упорству Владимира — сумел набрать людей для нынешнего похода почти столько же, как и в прошлом. Но сложившееся на стороне врага превосходство не смутило ни самого тысяцкого, ни его людей, поверивших в удачу и воинский талант юного воителя. Да и подготовились к сражению наилучше — всю неделю трудились с укреплениями, не покладая рук.

Разбили лагерь на берегу Ловати и принялись ставить доставленное на ладьях снаряжение — гуляй-город, шатры, полевые кухни. Вкопали надолбы и рогатки, вырыли ров на ширину поля перед линией сцепленных щитов, замаскированные ловчие ямы с ветками-метками, чтобы самим туда не угодить. По краям поставили засеки, оставили в них проходы для конницы, закрыв до нужного времени сдвижными рогатками. В просеке по обе стороны волока подрубили высокие сосны для его завала — Варяжко собирался поставить здесь пешую часть дружины и воев-лучников заслоном, не дать вражескому войску уйти обратно.

Приготовления шли до того дня, пока не объявился враг, не давал людям сидеть без дела. Когда же войско князя высадилось из ладей на берег и пошло по волоку, следил за ним, каждый час высылая дозорных. Как только неприятель приблизился за несколько верст до поля сражения, отдал команду своим бойцам и воям выдвигаться из лагеря на предписанные им позиции. Ждали час-другой, когда показалась в просеке голова вражеской колонны, а перед ней дозорный отряд из десятка воинов. Они шли сторожко, выискивая засаду, но посланных в заслон воев не заметили — те схоронились в глубине леса, — и прошли дальше. Выйдя на открытое место и завидев перекрывшее им путь войско противника, остановились и дальше не пошли, за ними встала и вся колонна.

Шло время, противостоящие стороны замерли, выжидая, что же предпримет противник. Варяжко не торопил князя, дал тому возможность осмотреться и выдвинуть свое войско на поле. Когда же оно выстроилось наизготовку, но продолжало стоять — Владимира, по-видимому, необычное укрепление неприятеля озадачило, опасался сразу бросить в атаку — решил раззадорить того, предпринял свой ход. По сигналу рожка с обеих флангов выдвинулись вперед две большие повозки с впряженными парами крупных коней, развернулись и встали. На каждой из них воины принялись накручивать смонтированную катапульту, а потом привели ее в действие — в сторону врага полетел солидный, весом в два пуда, камень.