За Новгород

Ливы никуда не ушли — так и остались в том же лагере. Только выставили двоих дозорных — Варяжко чуть не попался на глаза второму, устроившемуся с той стороны леса, откуда он пришел. Выручила скрытность, с которой преодолел открытый участок перед лесным массивом — прополз ужом, исцарапав голое тело. Добравшись до первых деревьев, уже собрался встать, как заметил краем глаза какое-то движение буквально в трех шагах. Приглядевшись к березе, стоящей чуть сбоку, обомлел — увидел среди ветвей над собой чьи-то ноги в яловых сапогах, а потом и всю фигуру ливского воина, смотрящего куда-то вдаль, в сторону озера. Стоило ему опустить взор, как заметил бы распростершегося почти под ним Варяжко.

Затаил дыхание, медленно — по сантиметру, отполз за соседнее дерево, не чувствуя обдирающие кожу ветки и корни, только здесь перевел дух от отпустившего напряжения и страха. После осторожно, пригнувшись, удалился от вражеского дозорного и направился к месту прежней стоянки дромона. Нашел схрон и облачился, вместе с одеждой и снаряжением вернулась уверенность в себе после только что перенесенного стресса. Дальше уже более спокойно проследил за бандой, расположившейся в балке, выбрал укромное место неподалеку и остался здесь до следующего дня. Ночью спал урывками, прислушиваясь к звукам из вражеского лагеря, да и прохладная для августа погода не давала расслабиться — даже замерз под утро.

На рассвете отправился к условленному месту встречи, ближе к полудню дождался прихода изборской дружины и своего отряда на трех суднах — посадник перестраховался и отправил сотню воинов в распоряжение Варяжко. Дальше операция прошла так, как он планировал. Прошли скрытно до поля перед лесом, дальше сам отправился убрать дозорного. Обойдя по дуге, снял того выстрелом из лука почти в упор, после повел дружину к лагерю ливов. Часть послал занять позицию на другой стороне балки, по сигналу криком чибиса забросали расслабившегося врага сулицами и копьями, а потом пошли в ближний бой.

Сражение закончилось быстро, через десяток минут перебили последних ливов. Обошлось небольшими потерями у изборцев, среди бойцов Варяжко двое получили раны, но остались в строю. После дележа трофеев команды разделились — сам он со своим отрядом продолжил путь к Пскову, а оттуда домой, уже без таких приключений. В последующих поездках по рубежным землям не обходилось без стычек с пришлыми бандами, но постепенно вставшие здесь заставы и кордоны перекрыли путь на Северные земли — редко, когда им удавалось пройти далеко в глубь, как было в той, оставшейся в памяти Варяжко, истории.

Глава 14

К осени пришли вести о походе князя Владимира с десятитысячным русским воинством на запад, в земли волынян и дулебов в верховьях Западного Буга и Стыри. Побил стоявщее там войско польского князя Мешко, занял Перемышль, Червен, другие города Волыни. Вернул Руси завоеванные прежде отцом земли, даже с прибытком — поставил на нынешнем рубеже с поляками город, назвав его своим именем. Победа далась немалыми потерями среди русичей — потеряли каждого третьего, но вои не роптали на молодого князя, признавая за ним воинский дар и твердую руку. Не унявшись первым славным свершением, Владимир не распустил войско, а повел теперь на восток, на землю мятежных вятичей — в прошлую зиму они отказались платить дань, а весной не дали воев для похода.

После доходили слухи, что Владимир прошел Чернигов, дальше по Десне и Оке вошел в землю вятичей. Занял главный город племени Кордно, другие поселения вдоль этих рек, взял с них дань — попросту ограбил их подчистую. Серьезных сражений не случилось — большая часть вятичей ушли в дремучие леса, прихватив с собой самое ценное. Преследовать их Владимир не стал — наступивший октябрь-листопад принес проливные дожди и распутицу. Отпустил ополчение, но объявил о походе на следующий год сюда же, если мятежное племя не отдаст оставшуюся часть дани — уже за два года.

Новгородская дружина и вои Северной земли вернулись в родные края поздней осенью — по утрам стало подмораживать, лужи покрывались тонким льдом. Уставшие от лишений и тягот за больше, чем полгода походов, потерявшие в сражениях многих соратников и друзей, они все же старались выглядеть молодцом — как победители, стойко выдержавшие превратности ратной службы. Их и чествовали так — с великим уважением, радостью за вернувшихся живыми и тризной по погибшим. Устраивали пиры и домашние застолья, усаживали на самых почетных местах, говорили здравицы, не жалея добрых слов, а вои принимали почести как должное, плату за их подвиги.

Варяжко не раз приходилось сиживать с воинами дружины, слушать их рассказы о боях-сражениях, быль и небылицы о происшедших с ними приключениях, как он подозревал, нередко надуманных. К тем, кто не был с ними в походе, относились снисходительно, если не сказать — пренебрежительно. Мол, то что нам пришлось испытать — вам и не снилось! Правда, узнав, что воинам полка довелось сразиться без них с варяжской дружиной и одолеть ее, немало подивились, даже не поверили — такое же невозможно! В дружине Владимира почти треть составляли варяги, так те ходили гоголем — куда вам, неучам, до нас! А тут зеленые по сути бойцы равным числом превзошли столь именитого противника — да ни в жисть!

Только богатые трофеи, а особенно искусные кольчуги и превосходное оружие, чем щеголяли юнцы, убедили неверящих — таким могли похвалиться лучшие воины княжеской дружины. Завистливые взгляды, нескрываемое огорчение воинов дружины выдавали обуревавшие их от такой несправедливости чувства — им столько пришлось перетерпеть, а вернулись почти с голыми руками, а тут за один бой, сидя почти дома, взяли великую добычу! Да одна только кольчуга из заморского железа стоит не меньше трех гривен, как отличный конь, а может быть и все пять. Эта обида в немалой мере испортила отношения между воинами дружины и полка, и прежде бывшие далеко не братскими, посеяла неприязнь и рознь, доходило порой до прямых стычек.

Не обошла вражда и командование главных воинских формирований Северной земли, между самим Варяжко и командиром дружины Остромиром не раз случались недоразумения и конфликты. Они усугублялись покровительством нового тысяцкого Мировида своему сородичу — он с Остромиром состоял в родстве, хотя и не совсем близком. Вместо того, чтобы примирить двух командиров, разобраться в их распрях, принимал сторону чаще всего неправого свояка, еще и наушничал против Варяжко посаднику и старейшинам. Дело с противостоянием между ратными мужами дошло до верхов, сначала с Велимудром, а после на совете у Росслава.

Посадник, несмотря на наговоры, сочувствовал молодому командиру, в откровенном разговоре между ними посоветовал тому: — Варяжко, примирись с Остромиром, да и лишний раз не перечь Мировиду. Хотя Росслав и благоволит тебе, но против всех за тебя не пойдет. А большинству старейшин ты не по нраву — считают тебя выскочкой, себе на уме, да еще непочтительным к старшим. Когда прижало с угрозой от Владимира, они еще терпели, признавая за тобой воинский дар. А сейчас тот занялся вятичами, так что ему не до нас, вот они решили отыграться на твоей тяжбе с тысяцким и Остромиром.

Варяжко видел и без подсказки многомудрого покровителя строящие против него козни, но сносить несправедливость ради сохранения своей должности не хотел, ответил: — Велимудр, благодарю за добрый совет, но не могу принять его. Если я старшим мужам не угоден, то стоять против них не буду. Коль надумают уволить меня, то пусть так и будет — за службу не держусь, найду себе другое занятие.

На совете старейшин случилось так, как говорил посадник и предполагал сам — большая часть из них высказались против него, Росслав же принял их сторону и вынес решение снять Варяжко с командования полком. Правда, напоследок сказал: — Новгород благодарит тебя за ратную службу и спасение от варягов. Не взыщи и не обижайся, но с важными мужами ты не умеешь ладить. Если же наступит лихое время и понадобится твоя помощь, то я сам обращусь к тебе — будь добр, не откажи.