Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 8

«Сегодня это государственный идеологический монолит, который, однако, не даёт современному аналитическому востоковедению изучать внутреннее членение Китая, его истинное строение.

Китай делится на чёткие языковые, культурные, экономические регионы, которые отличаются друг от друга как страны ЕС или провинции Римской империи.» [3]

Пожалуй, «больше всего Китай похож на Римскую империю с достаточно определёнными правами провинций и со спецификой центра – столицы. И мы должны это чётко понимать.

Китайские провинции очень разные. Есть бедные, есть передовые и богатые.» [3]

«Си Цзиньпин неоднократно указывал министрам и губернаторам провинций на то, что реформы должны быть проведены в срочном порядке.

В 2012 году Цзиньпин изложил замечательный список реформ, призвав рынки играть более решающую роль в распределении ресурсов.

Всю суть его послания можно выразить двумя словами: реформы или гибель.

Тем не менее в плане реформ государственные предприятия Китая практически не сдвинулись с уровня 2012−13 годов.» [12]

Однако есть исключения. «Вот, например, по итогам 3-го квартала 2016 года экономика провинции Гуандун превысила по объёмам экономику всей России.

Это одна из 33-х провинций Китая, и население её составляет только 110 миллионов человек… Они бьют все показатели не только по экономике.

Длина скоростных дорог 10 тысяч километров – только в провинции Гуандун; длина метро 450 км – больше, чем всё метро в России; там два вуза – университет Сунь Ятсена и Южно-китайский инженерный университет, – которые в мировых рейтингах стоят выше МГУ и СПбГУ.

Вот что мы знаем про одну провинцию Китая. Про другие ничего не знаем, так как никто не изучает их.

Многие думают, что Китай – это три учения: буддизм, даосизм и конфуцианство. И молятся они либо Будде, либо своим даосским божествам домашнего очага.

Между тем, по статистике христианских исследовательских институтов, к 2035-2040 гг. Китай станет самой крупной христианской страной в мире, если китайское руководство прекратит жёсткое давление на это вероучение.

Есть данные о более 80 миллионов христиан, трёхстах миллионах протестантов и ста миллионах католиков. Китайцы меняют буддизм на христианство, это дань моде.

Последние несколько лет у нас принято воспринимать Китай как союзника. Хотя враждебные политические акты по отношению к России там происходят.

Например, почему провинция Хэйлунцзян разрешила на границе с Россией рожать троих детей?

Очевидно, что со стороны китайцев это была пропагандистская акция. Ни один другой регион не принял такого закона, только этот, граничащий с Россией.» [3]

Кроме «истории с деторождением в провинции Хэйлунцзян, это и переименование города Айхуэй в Айгунь (Айхунь).

Айхунь – город, названием которого был подписан айгуньский договор, положивший основу для передачи России территории Амурской области, Хабаровского и Приморского краёв.

Так китайцы решили подчеркнуть боль утраты территорий, которые перешли под юрисдикцию России.

Потом в городе Хэйхэ также переименовали аэропорт в честь этого договора. Подоплёка этих политических игр очень проста, если присмотреться.

Только в одной приграничной провинции с Россией, уже упомянутой Хэйлунцзян, за последние два десятилетия подготовлено более десяти тысяч специалистов по русскому языку.

Вы можете себе представить объём людей, которые знают русский язык в Китае? Каждому русскому китайцы могут предоставить по индивидуальному переводчику…» [3]

В связи с этим «просто поражает глубина знания китайцами вопроса и ситуации в нашем энергетическом секторе. С чем это связано, спросите вы?

В Китае есть ряд руководителей, которым хотелось бы видеть врага не в образе Японии, Тайваня или стран юго-восточной Азии, а в образе России.





Пока у власти Си Цзиньпин – сын выдающегося революционера, маршала, полевого командира Си Чжунсюня, который был тесно связан непосредственно с Советским Союзом, – нам опасаться нечего. Но при смене власти ухо надо держать востро.

Что касается политической обстановки в современном Китае. Там океан политических группировок. Если говорить очень абстрактно, там есть две крупные группы, два полюса притяжения.

Есть продемократическая группа, связанная с Демократической партией США, в неё входят выходцы из Комсомола.

В связи с приходом Трампа демократическая линия в Китае чувствует себя не очень хорошо. Как и демократическая линия в России.

Есть Республиканская партия, тесно связанная с китайским пентагоном, с Китайской партией, и она представлена нынешним лидером Китая Си Цзиньпином.

А какую роль играет Коммунистическая партия в современной политической жизни Китая? Если говорить о политическом влиянии, то зачастую, анализируя эту сферу, мы ошибаемся, ориентируясь лишь на политические термины.» [3]

«Главной задачей Коммунистической партии Китая (КПК) остается поддержание внутренней стабильности.

По словам бывшей сотрудницы американской администрации бывшего президента США Билла Клинтона Сьюзен Ширк, которая претендует на роль эксперта по Китаю, КПК стремится поддерживать стабильность за счет трех основных компонентов этой стабильности, к которым относятся предотвращение массовых протестов, сохранение целостности политического руководства и поддержание лояльности военных партий, пишет Авинаш Годболе (Avinash Godbole) в статье для Asia Times.» [12]

«Главный смысл – единство. Китай должен оставаться единым, а наличие кланов предполагает центробежные тенденции в политической динамике этой огромной и самой населённой в мире страны.» [3]

«Любопытно, что на Всекитайском совещании по вопросам пропаганды (22–23 августа 2018 года) Си Цзиньпин призвал "объединять людей общими идеалами, убеждениями, ценностями и моральными установками".» [41]

«Считается, что с кланами и группировками нужно бороться, как некогда Ленин боролся с фракционностью.

В Китае главный стержень – демократия согласия. Компартия Китая инкорпорировала в себя различные политические группы и объединения.

Само существование Компартии обеспечивается за счёт некоего согласия в единстве и направлении вектора общественного движения.» [3]

Кроме того, «у каждой группы есть не только социально-политическая составляющая, но и географический центр влияния.

У комсомольской группы это регион Янцзы, прежде всего провинция Аньхой, малоизвестная, не очень развитая, но из малоизвестных и малоразвитых провинций выделяются очень сильные и яркие лидеры.

Географическая база Си Цзиньпина – провинция Шаньси. Оттуда и большинство армейских руководителей – силовой блок.

Но помимо Компартии есть ещё партии. У них не однопартийная система. В Китае девять партий. Есть даже партия с анархистским уклоном, "Максимальная справедливость" называется.

Политическим влиянием кроме партий обладают в Китае и Комсомол, и Всекитайское профсоюзное движение, и Всекитайская федерация женщин, и экологическое движение, и движение христиан.

Но несмотря на жёсткий идеологический контроль, сейчас Коммунистическая партия и Комсомол, по нашим косвенным данным, испытывают очень большие проблемы, в особенности в связи с глобальной и внутрикитайской информационной революцией.

Тотальная слежка и контроль в результате привели страну к некоему идеологическому вакууму.

У молодых китайцев прохладное отношение к идеологии. Одновременно Комсомол и Компартия испытывают серьёзный кризис.

Де-факто и религиозная, и профсоюзная, и другие политические организации не имеют контроля над обществом.

Единственная структура, которая способна иметь везде филиалы и объединить Китай, – это китайская армия. Но и ей нужна идеологическая платформа, вследствие чего китайское руководство сохраняет все идеологические постулаты.

Эти трудности толкают нас на рассуждение о различных сценариях дальнейшего будущего Китая как единой страны.» [3]

«"В то же время нельзя забывать, что Китай не считается демократическим государством, в этой стране действуют жесткие законы и беспощадно подавляется инакомыслие.