Страница 2 из 5
Но тут фильм, видимо, закончился, и они уснули в обнимку.
– Раньше в поезде люди общались, а теперь ведут себя как дома, – вздохнула старушка. – Мои внуки такие же: уставятся в телефоны, жмут на кнопки и молчат, каждый в своем углу…
Мы разговорились. Старушка оказалась родом из Аргентины, куда ее родители успели перебраться из Германии. Они получили разрешение на выезд, но требовалась печать еврейской общины, а был шабат. Отец предчувствовал, что ворота вот-вот захлопнутся, и подкупил высокопоставленного еврея. Как потом выяснилось, это был их последний шанс. Тогда все решали секунды. Оказался в нужный момент на нужном месте – жив. Не оказался – мертв. Нерешительные сгинули.
Аргентинской старушке повезло. Иначе бы она тут не сидела, не было бы ни ее, ни ее внуков. А электронные игры все равно были бы.
В нежном возрасте я была захвачена книгой Михаила Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе». Дома ее сейчас не оказалось, но я нагуглила. Бахтин пишет, что авантюрное время в первом греческом романе «слагается из ряда коротких отрезков, соответствующих отдельным авантюрам; внутри каждой такой авантюры время организовано внешне – технически: важно успеть убежать, успеть догнать, опередить, быть или не быть как раз в данный момент в определенном месте, встретиться или не встретиться и т. п.»
Меж тем глухонемой раздает пассажирам брошюру с картинками – по ней можно изучать язык жестов. Стоит десять шекелей. Помощь детям. Старушка покупает. Видно, она редко ездит в поезде. У меня такая есть.
За окном море. Спокойное, голубое, без единой волны. Под стать небу. Линия горизонта режет голубизну.
Читаем дальше: «В пределах отдельной авантюры на счету дни, ночи, часы, даже минуты и секунды, как во всякой борьбе и во всяком активном внешнем предприятии. Эти временные отрезки вводятся и пересекаются специфическими „вдруг“ и „как раз“».
Аргентинская старушка занята изучением языка немых. Прикладывает кулак ко лбу и подбородку – это значит «спасибо»; прикладывает ладонь с оттопыренными пальцами, указательным и мизинцем, к нижней губе – это значит «любовь».
Юный роман, молодая беспечная Греция. Случайности вторгаются и вершат чудеса.
Яблочный Спас вдруг и как раз
Поезд замедляет ход. Станция Атлит. Отсюда не видно главной исторической достопримечательности этого городка – лагеря для нелегальных репатриантов, существовавшего с 1939 по 1948 год. Британские власти ввели квоту на иммиграцию в Палестину, свою подмандатную территорию, – не более пятнадцати тысяч человек в год, но с началом мировой войны, понятно, число желающих резко увеличилось.
Через этот лагерь прошло сорок тысяч человек; кто провел здесь несколько дней, а кто – месяцев или даже лет. Сейчас на этом месте музей.
В 1940 году из Европы в Палестину вышел последний корабль – «Атлантик», но 1750 его пассажиров-счастливчиков англичане переправили на остров Маврикий, где продержали их пять лет. Исследованием этой истории я тоже занималась ровно пять лет.
Как говорит Бахтин, «случись нечто на минуту раньше или на минуту позже, то есть не будь некоторой случайной одновременности или разновременности, то и сюжета бы вовсе не было и роман писать было бы не о чем».
Далее: «„Мне шел девятнадцатый год, и отец подготовлял на следующий год свадьбу, когда Судьба начала свою игру“, – рассказывает Клитофонт („Левкиппа и Клитофонт“, ч. 1, III). Эта „игра судьбы“, ее „вдруг“ и „как раз“ и составляют все содержание романа».
Мне тоже шел девятнадцатый год, и я мечтала познакомиться с Бахтиным. Как выяснилось, он жил во флигеле на территории дома творчества писателей в Переделкине, где я тогда часто бывала. Но как к нему подойти? Что сказать?
А тут подступил Яблочный Спас, и я решила принести ему на подносе красивейшие яблоки. Яблоки купила, поднос взяла в домтворческой столовой. Решила идти в пять.
Дверь открыла женщина. Я ее не запомнила. Провела меня на веранду, где сидел старик в инвалидной коляске. Бахтин! Он спросил, из пишущих ли я. Что вы, что вы, я только яблоки принесла. Женщина взяла у меня поднос и поставила на стол. Бахтин жестом предложил: присаживайтесь. Что вы, что вы, я только яблоки принесла.
«Каждую минуту, каждое мгновение с человеком может произойти нечто, возможно, откроющее ему смысл существования; нечто, дающее ответ на самые мучительные вопросы бытия. Должны совпасть минуты встречи, внутренние ритмы…» – сказал философ Мамардашвили.
Хронотоп. Место – Переделкино, время – Яблочный Спас. Пожилой человек в коляске – Бахтин. Авантюрное приключение состоялось.
Дада
Достаю из рюкзака Вальтера Сернера. Маленькая книжка попугаечного цвета под названием «Манифест дада и уголовные рассказы». Имя автора я обнаружила не в публичной библиотеке, а в базе данных. Транспорт «P» из Терезина в Ригу отбыл 20 августа 1942 года. Тысяча человек расстреляны в лесу неподалеку от станции. Сернер с женой оказался в неверный момент в неверном месте.
«Боже мой, – пишет он своему другу Христиану Шаду. – Что ждет меня впереди? Абсолютно ничего!» И правда, что могло ждать Сернера, когда его книги сжигали в костре, а жена его, Доротея Сернер, была взята под стражу за покупку спичек в «часы, запрещенные для евреев»?
«28.12.1941 в 18:30 полицейский Рудольф Долежал, служебный № 591, сотрудник транспортного отдела охраны, привел в полицейский участок на улице Краковской в Праге-2 г-жу Сернер, которую задержал на площади Виктории в Праге-2 по уведомлению инж. Адамеца. На Сернер были узкие мужские брюки, что обращало на себя внимание прохожих; она оправдывалась тем, что носит их, потому что ей холодно».
Не донеси на нее Адамец, не была бы она арестована в последний вечер 1941 года, не занесли бы их с Вальтером в штрафной список на депортацию.
«Перед тем как отойти ко сну, представьте во всех красках и с предельной ясностью последнее и окончательное психическое состояние самоубийцы…»
Да не желаю я это представлять в солнечный день, сидя в мягком удобном кресле!
«Вокруг огненного шара бешено носится комок грязи, на котором продают дамские чулки и оценивают Гогенов… Пинок – космосу! Да здравствует дада!»
Эсхатологическое веселье.
Самый маленький нуль
Семилетний дадаист прислал описание времени в рисунках.
«Время – это такое пространство. С помощью него человек может двигаться, делать все, что может, все, что ему подвластно. Ничего у него внутри нет.
Время движется, и люди узнают все больше и больше чисел. А числа уходят в такой портал. В этом портале они все сжимаются и умещаются. Когда портал переполнится, он разорвется. И числа просто вылетят и взорвутся. Люди больше не будут знать ни одного числа, даже самого маленького нуля. Все числа пропадут.
После взрыва появляется красный огненный шар. И маленький круг – лужа глупости.
Синее – это остатки портала. Это то, что человек еще знает. Но когда человек глупеет, то они становятся оранжевыми и присоединяются к оранжевому кругу.
Портал – это как черная дыра. Портал – это то, что человек думает и произносит. Музыкальные порталы – это голос человека и ум. Когда человек знает песню и начинает ее петь, то между этими порталами образуется соединяющая линия. Образуется белый портал, который и есть голос».
В поезде барахлит интернет. И все же послание из черной дыры до меня дошло.
Видимо, интернет – это раскаяние Всевышнего за Вавилонскую башню. Теперь мы все снова связаны (правда, невидимыми узами) и с помощью вавилонского бюро перевода как-то понимаем друг друга. Мало того, мы приобретаем опыт бытия в виртуальном пространстве, мы находимся там, где мы физически есть, но и там, где нас физически не существует, и это приближает нас к приятию физического небытия. Прежде на одновременное существование в разных пространствах были способны лишь пророки.