Честь вайнаха

– Магомед! – крикнул кому-то Габис, и мгновение спустя в его руке оказался большой кожаный мешок, который он вложил в руки капитана. – Здесь ты найдёшь всё, – сказал он, хмуря лоб. – И инструменты, и препараты. Оперировать тебе помогу я. Я когда-то работал фельдшером и, случалось, ассистировал при операциях.

– Прикажи своим отпустить лейтенанта, и я попытаюсь спасти этого бандита, – сказал ему Болотников. – Он анестезиолог, и его помощь будет необходима.

Габис отдал приказ, и несколько минут спустя двое боевиков ввели в дом едва живого от страха лейтенанта.

– Это ещё не всё, – разглядывая и ощупывая раны на теле араба, сказал задумчиво капитан. – Ему необходимо срочное переливание крови. Иначе мы не сможем спасти его.

– А без этого обойтись нельзя? – спросил угрюмо Габис. – Мы не знаем, какая у него группа и резус. И аппарата для переливания крови я не нашёл в вашем госпитале.

– Раненый потерял очень много крови, – ответил Болотников. – Ему срочно необходимо переливание.

– Давай заменим эту процедуру вином? – глянув на него, предложил Габис. – Я слышал…

– Вливайте, – был вынужден согласиться капитан. – Если переливание крови сделать невозможно, то… – пожимая плечами, он отошёл от кровати, чтобы вымыть руки и приготовиться к спасению врага от неминуемой смерти.

5

Пока в доме шла операция, Алихан с тяжёлым сердцем ходил по заполненному боевиками двору. Он с тоской наблюдал, как «шайтаны» жарят на разведенных кострах двух его лучших баранов. Они сами выбрали их в отаре и зарезали, невзирая на жаркие протесты старика. Тогда, чтобы избежать дальнейшего истребления отары, он отправил дочь пасти коз и овец подальше от дома.

– Уходи и не возвращайся дня два, а может быть, и больше, – напутствовал он Лизу. – Когда эти бандиты уйдут, я сам приду за тобой.

Расхаживая по двору, Алихан посчитал боевиков и с сожалением отметил: «Шайтанов двадцать шесть человек, целый отряд. Воюют они, видимо, давно, и… Если вдруг придут федералы, сдаваться они не станут…» Он ещё раз прошёлся по двору и, остановившись у калитки, подумал: «Если завяжется бой, то шайтаны будут биться до последнего. Терять им нечего. Федералы их тоже никого не выпустят, значит… Они разрушат мой дом, двор и положат всех, включая меня и внука. Я-то ладно, отжил своё, а вот Арса… Совсем юнец ещё. И как я недосмотрел? Как я смог допустить, что мой внук ушёл в горы к шайтанам? Но душа его ещё не окаменела совсем, как у этого амира Габиса. Сейчас Арса на перепутье. Он видит, как ведут себя шайтаны в моём доме, и это беспокоит его. Надо же, внук закрыл меня собой, защищая от удара приклада своего амира!»

Погрузившись в далеко не радостные размышления, Алихан не заметил и сам, как подошёл к ящикам, сложенным в самой середине двора. «Восемь штук!.. – посчитал он. – Наверное, очень тяжёлые… Как же они смогли затащить их сюда, в гору?»

– Эй, старик! – обратил на него внимание один из боевиков, который уже провёл ночь в его доме. – Чего ты там крутишься? А ну пошёл прочь!

Оскорбление больно ранило сердце Алихана.

– Нет, это ты пошёл прочь, сын свиньи! – закричал он в ответ. – Это мой дом, мой двор, а ты, пожиратель сала, бесчинствуешь здесь!

Боевик оторопел. Под хохот остальных он схватился за автомат, но «товарищ по оружию» поспешил его успокоить:

– Петро, уймись! Ты что забыл, где находишься?

– Я не позволю на себя тявкать никому и нигде! – взревел Петро негодующе. – И этот старый чеченский хрен сейчас ответит мне за то, что…

Он осёкся и замолчал, увидев, как несколько чеченцев, входящих в состав отряда, защёлкали затворами автоматов.

– Да пошли вы все… – удручённый бандит махнул рукой и, что-то бормоча себе под нос, отошёл в сторону.

Интерес Алихана к ящикам не остался без внимания боевиков. Один из них сходил в дом и несколько минут спустя вышел вместе с Арсой. Боевик передал всем приказ Габиса перенести ящики со двора в подвал под домом. Возмущённый самоуправством «гостей» Алихан попытался воспрепятствовать им и загородил собой дверь. Но его попросту оттолкнули в сторону. «Они что, надолго здесь оставаться собираются? – забеспокоился старик. – Иначе как объяснить перенос ящиков?»

Ещё много чего требовало объяснений для вайнаха Алихана из того, что происходило на его глазах. Боевики, вместо того, чтобы собирать свои «пожитки», начали оборудовать «точки» для возможного отражения атаки и дальнейшего боя с вероятным противником.

«Значит, раненый настолько плох, что переносить его куда-то невозможно, – сделал неутешительный вывод Алихан. – Надеяться на то, что шайтаны скоро уйдут, теперь уже не приходится. И готовятся к обороне они, видимо, не зря… Ждут федералов, вот потому и готовятся…»

Взглядом опытного разведчика он снова обвёл двор. «Федералам трудно придётся, – заработала мысль, оценивая обстановку. – При атаке полягут многие. У шайтанов будет огромное преимущество при обороне. Всё, что внизу, отлично просматривается и простреливается. Сзади к дому не подобраться. Задней своей частью он „прилеплен“ к высоченной горе, за которой пропасть. Федералам остаётся только обрушить на дом всю имеющуюся у них в наличии огневую мощь и похоронить всех нас под обломками. Надо подумать над тем, что делать и как быть… Хорошо, что Лизу отправил пасти овец. Надо бы с внуком поговорить и… уговорить его бежать отсюда, пока не поздно…»

– Ну, вот и всё, – закончив операцию, сказал капитан Болотников. – Я сделал всё, что мог.

– Почему ты так говоришь? – насторожился Габис. – Ты не уверен, что он выживет?

– Ни один хирург никогда до конца не уверен в благополучном исходе, – ответил Болотников. – Раненый потерял слишком много крови, и я удивляюсь, почему он вообще всё ещё жив. Трудно судить, как поведёт себя его ослабленный организм, сможет ли он преодолеть тот послеоперационный кризис, который раненому ещё предстоит пережить.

– Ты извлёк из него все пули? – сузил глаза Габис. – Или кое-что оставил?

– Я извлёк из него всё, что нашёл, – ответил капитан. – Три пули, две из которых я обнаружил в груди, и одну в плече. Его надо немедленно перевезти в ближайшую больницу, или до утра он может и не дожить.

– Умрёт он, подохнешь и ты, – пообещал с мрачным видом Габис и склонился над арабом: – Ты слышишь меня, Вахид?

Осталось неизвестным, услышал ли его раненый. Он лишь издал какой-то неясный звук, тяжело дыша и сверля неподвижным взглядом потолок над собой.

– Рекомендую сделать ему несколько кубиков обезболивающего, – сказал Болотников. – Сейчас он испытывает мучительную боль, так как пережил очень серьёзную операцию.

– Вот препараты, ты и делай, – хмуря лоб, буркнул Габис. – Сейчас ты здесь главный врач…

По истечении четверти часа после инъекции раненый успокоился, и его дыхание стало ровным.

– Где мы? – прошептал он, посмотрев на пристально наблюдавшего за ним Габиса осмысленным взглядом.

– В надёжном месте, – живо ответил боевик.

– Мы отступили?

– Пришлось…

– Насколько тяжело я ранен?

– Трудно судить, – пожимая плечами, сказал Габис. – Хирург сделал тебе сложную операцию, извлёк из тела все пули, и… Ты будешь жить, господин Вахид.

– Нет, я жить не буду, – произнёс вдруг араб в полузабытьи. – Жаль, что умираю я далеко от родины…

Страшная гримаса исказила его лицо. Он застонал, дёрнулся и зашептал:

– Тяжело… Очень тяжело умирать здесь, в стране, где нас ненавидят… Что я скажу Всевышнему, если предстану перед ним?

Затем он долго молчал и лежал спокойно. Видимо, боль ушла и больше не мучила его. Болотников приложил ладонь к его лбу, затем нащупал пульс, посчитал удары и отошёл.

– Ну? – посмотрел на него вопросительно Габис.

– Меня беспокоит сильное кровоизлияние в полость грудной клетки, – ответил задумчиво капитан. – Может случиться гангрена… Температура выше сорока и не падает. Только переливание крови могло бы его спасти.