Страница 3 из 13
– Не за нас, а за деньги вы здесь кровь нашу льёте, шайтаны, – не выдержав, возразил Алихан. – И не называйте себя «воинами Аллаха» при мне! Вы лишь свора наёмников, которых мы не звали на нашу землю. А раз понаехали, то мы вынуждены вас терпеть.
– Ишь, как заговорил старый хрыч… – удивился Петро. – А он нас часом с москалями не попутал? Степан, а ты чего молчишь? Слышишь, как на нас старикан лает?
– Он относится к нам так, как бы и ты относился, если бы такие вот, как мы, хлопцы, заявились к тебе в хату, – неожиданно занял сторону старика Степан. – Он здесь хозяин, а мы «гости» и должны не требовать чего-то, а просить.
– Эх, а я бы сейчас сала шмат сожрал! – несколько минут спустя, меняя тему, заговорил мечтательно Петро. – Целый килограмм, а то и два, с ломтём хлеба! А потом всю эту благодать залил бы литром ядрёной горилки. Кормили бы нас здесь так, а то… Баранину постную и то по праздникам выдают.
– Не сметь! – ударив кулаком по столу, воскликнул Алихан возмущённо. – Не сметь говорить в моём доме о сале и горилке! Не сметь курить, материться и говорить то, что оскорбляет чувство правоверных! Иначе я вышвырну вас из дома в сарай и вместе с вами вынесу к овцам вашего раненого шайтана! Сейчас ешьте что подадут и спать ложитесь!
– Хорошо, поедим и спать ляжем, – сказал Степан примирительно. – А ты… – Он покосился на притихшего за столом Арсу: – А ты пойдёшь на улицу и будешь охранять наш сон. И это не просьба, а боевой приказ, усвоил? Я вижу ружьё в углу у окна. Вот бери его и шагай из хаты…
3
Ночь была холодная. Арсу пробирала дрожь – то ли от прохлады, то ли от страха. С ружьём в руках он обошёл двор и укрылся от пронизывающего ветра за углом сарая. По небу гуляли тучи, но ни грома, ни молний не было. Непроглядная тьма царила вокруг, и тишина резала уши. «Я так замёрзну, надо ходить, – подумал юноша, чувствуя, как холодный обжигающий ветер проникает под одежду. – Или сходить в дом и одеться потеплее?»
Он ещё два раза обошёл двор. Всё тихо. Однако от холода мёрзли ноги и коченели руки. Ветер усиливался. «И чего они выставили меня на улицу? – с пробуждающейся злостью думал Арса. – Федералы сюда редко заглядывают, и то только днём. Да и что я смогу сделать один, если они вдруг появятся? Оказать сопротивление? Да меня тут же завалят…»
Он прибавил шагу, но не помогло. Холод так прочно укрепился под одеждой, что тело стыло с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Арса осмотрелся, но ничего не увидел, даже макушек гор. «А эти хохлы сейчас дрыхнут в тепле, в доме моего деда, – с ещё большим озлоблением подумал он. – А может быть, зайти? Мне же Габис приказал присматривать за раненым арабом, делать ему уколы, а хохлы выставили меня за дверь…»
Тишину ночи вдруг нарушил скрип, донесшийся от лестницы. Посаженный на цепь пёс не залаял, а, гремя цепью, замотал головой и приветливо заскулил.
– Эй, Арса, где ты? – послышался голос деда. – Подойди ко мне, я тёплую одежду тебе вынес.
Накинув ружьё на плечо, юноша подошёл к деду.
– Вот надень, – протянул Алихан внуку бурку и старую папаху. – Сегодня холодно на улице. Твои шайтаны уже спят у печки, а ты…
– Как раненый? – угрюмо поинтересовался Арса, почувствовав упрёк в словах деда.
– Пока жив, – вздохнул Алихан. – Шайтаны живучи…
– А может, ему укол уже пора сделать? – спросил Арса. – Может быть…
– Надо будет – сами сделают, – сказал Алихан. – А ты Айсу с цепи отпусти, он тебе хорошей подмогой будет.
Арса накинул на плечи бурку, надел на голову папаху, взял в руки ружьё, и…
– Хоть человеком себя почувствуй в одежде мужчин, – сказал дед. – А то напялили на себя пятнистые тряпки и бегаете в них по горам.
– Это не тряпки, а униформа цвета хаки, – огрызнулся внук. – Она маскировочная и больше всего подходит для боевых действий.
– Однако она не спасает вас от смертей и ранений, – с горечью усмехнулся Алихан. – Гибнете вы десятками, сотнями, тысячами, а ради чего? Позорите имя Всевышнего, прикрывая им свои кровавые деяния и поступки! Ваш «джихад» – пустой звук. Как вы, кучка оборванцев, собираетесь победить военную мощь Великой России?
– Россия разваливается, её скоро не будет! – горячо возразил Арса. – СССР, за который ты воевал, уже не стало. Скоро и России не станет, за неё крепко взялись американцы и европейцы.
– За Россию всегда кто-нибудь «крепко» берётся, внучек, – вздохнул Алихан. – Да только сами по зубам получают. Россию никогда никому не сломить, Арса. Надо не воевать с ней, а поддерживать и гордиться тем, что Чечня часть этого великого государства!
– А я не хочу! – воскликнул Арса. – Вспомни, пока ты воевал за СССР, кровь свою проливая, наш народ депортировали с родных мест! Сам рассказывал, что это была великая трагедия чеченского народа!
– Депортировали не только наш народ, ещё ингушский, крымско-татарский и другие, – вздохнул Алихан. – Это была большая ошибка советского правительства. Но сейчас времена другие, внучек. Сейчас…
– Эй, Арса! – послышался окрик из окна дома. – Живо иди укол арабу сделай!
– Я на посту, вас охраняю! – огрызнулся Арса.
– Старика за себя оставь, а сам бегом наверх! – закричал боевик. – Если араб подохнет, мы следом за ним отправимся.
– Вот как теперь позволяют вести себя «гости» в доме вайнаха[1], – вздохнул Алихан, беря из рук внука ружьё. – Иди, спасай шайтана, а я здесь за тебя похожу.
Как только юноша ушёл в дом, он прошёлся по двору. «Вот так пришёл враг в наши дома, – думал он. – Сами позвали, денег дали. Теперь со всех стран сбегаются шайтаны, почуяв запах денег и крови. А наши люди как с ума все сошли… Привечают врагов, дают им кров и укрытие…»
Алихан отцепил пса, потрепал его по загривку, и вдруг… Тишину нарушил тоскливый протяжный волчий вой, донесшийся откуда-то от подножия горы, из долины. Пёс Айса встрепенулся, взъерошил шерсть и угрожающе зарычал. Но вой больше не повторился.
«Идёт, дружок, – подумал Алихан, снимая с плеча ружьё и взводя оба курка. – А пёсика надо бы снова на цепь посадить, а то он мне всю охоту испортит!»
Зацепив цепь за ошейник Арсы, Алихан с возрастающим внутри его азартом, осторожно ступая, двинулся к сараю. «Наверное, уже подбирается, бродяга серый, – думал он, позабыв обо всём на свете и думая только о волке. – Раньше мне на звук, на шорох стрелять приходилось… Попаду ли сейчас?» Сердце билось с неистовой силой, а вот окоченевшие руки могли подвести…
Приближаясь к сараю, волк не удержался и завыл снова, и все оставшиеся мысли мгновенно улетучились из головы.
Громко залаял и загремел цепью Айса. Не обращая на него внимания, Алихан всматривался в темноту. Шорох повторился совсем рядом. «Ты пришёл, – подумал он с удовлетворением. – Видать, очень сильно изголодался ты, дружок…»
Шорох послышался снова. Алихан затаил дыхание. Он прислушался, прицелился и плавно спустил курок. Грохнул выстрел. «Если не подвёл слух и не дрогнула рука, то я попал, – подумал он, касаясь пальцем второго курка. – Так что, для верности пальнуть ещё раз или…»
На выстрел из дома выбежали все, кроме раненого араба.
– Старик, ты стрелял? – крикнул один из боевиков, передёргивая на ходу затвор автомата.
– Я, кто же ещё, – ответил нехотя Алихан.
– А в кого?
– В волка.
– Как ты увидел его в такой темноте?
– Не увидел, а услышал, – ответил Алихан. – Я на звук бил.
Лиза принесла фонарь, и при его тусклом свете все увидели волка. Голова была в крови: заряд картечи попал в правое ухо зверя.
– Вот это выстрел! – заговорили восхищённо и уважительно боевики. – Надо же, в полной темноте волчаре башку прострелил?!
«Радуйтесь, что не вы там ползли, шайтаны, – подумал Алихан с жёсткой ухмылкой. – В вас бы я точно не промахнулся и не пожалел бы об этом…»
4
Вооружённое нападение на полевой госпиталь произошло неожиданно. Ровно в полночь военный хирург капитан Болотников упаковал последний тюк и присел на ящик, пытаясь вспомнить, не забыл ли чего ещё. Сам госпиталь был передислоцирован на новое место ещё днём, а он остался проследить, чтобы погрузили остатки оборудования. Машины ожидались утром, ну а в полночь…
1
Вайнахи – название этнической общности, включающей в себя чеченцев, ингушей, аккинцев, бацбийцев, кистинцев. Вайнахи – значит, «свои люди».