Честь вайнаха

– Так тому и быть! – «одобрил» Иван и выпустил в окно короткую очередь.

И вдруг атака немцев на дом захлебнулась. Со стороны линии фронта послышался грохот орудий, и… Всё смешалось и пришло в движение. Не успели друзья опомниться, как атакующие дом немцы исчезли.

– Глазам своим не верю, Иван! – закричал, захлёбываясь от восторга, Али. – Наши перешли в наступление!

– Вот и хорошо, – отозвался Болотников. – У меня патронов уже совсем не осталось.

– У меня тоже, – крикнул Али. – Бежим быстрее из дома… Немцы…

Словно в ответ на его так и оставшееся невысказанным страшное предположение в окно влетели две противотанковые гранаты…

3

Стоял пасмурный день, моросил мелкий дождь. Али открыл глаза. Страшно ломила поясница и болели все суставы. Девушка в белом халате вынула у него из-под мышки градусник и покачала головой.

– Тридцать девять градусов, – сказала она.

Сознание вновь оставило Али. Ещё два дня он не приходил в себя. Он бредил.

Когда Али снова открыл глаза, рядом с кроватью находился мужчина, тоже, как и девушка, в белом халате.

– Доктор, как он? – вдруг послышался голос из-за спины мужчины. – Если не дай бог он умрёт…

– Особой опасности пока нет, – заговорил, недослушав, доктор, посмотрев куда-то в сторону через стёкла своих больших очков. – Хотя ранения очень серьёзные. Ты тоже не лучше выглядишь, Болотников, хотя… Твой организм способен бороться вдвое сильнее, чем его. Я удивляюсь, как ты смог его вынести из боя, хотя в самом жизнь еле теплилась?

Высокая температура держалась неделю, а в себя Али стал приходить лишь на двадцатый день. Обросший, исхудавший, он был неузнаваем. Но один из соседей по палате легко узнавал его, и даже более: он всё время проводил рядом с кроватью Али.

– Иван, как мы сюда попали? – спросил он у Болотникова, когда пришёл в себя и узнал его.

– На грузовике привезли, как же ещё, – ответил Иван, довольный тем, что друг поправляется. – Нас тогда немцы гранатами «угостили», вот мы временно и «поселились» здесь, в госпитале. Радуйся, что не в могилу улеглись.

– А бойцы наши? – спросил Али. – Те, кто с нами на задание в тыл к немцам ходил?

– Уваров, Кусков и Козлов погибли, – сказал, вздыхая, Болотников. – Усманов без ног остался. Дорофеев, Пасечник и Колесников были легко ранены. Подлечились в санчасти недельку, а сейчас воюют и нас с тобой дожидаются.

– А мы? Мы надолго с тобой здесь застряли, не знаешь? – задал беспокоящий его вопрос Али.

– Чего не знаю, того не знаю, – пожал неопределённо плечами Иван. – Сколько раз у докторов интересовался, так нет… Ничего не говорят.

– А сколько мы уже здесь? – поинтересовался Али. – Дня два-три или больше?

– Сегодня уже двадцать пятые сутки, – ответил, вздыхая, Болотников.

– Ско-о-о-олько? – удивился Али. – Да за такой срок можно не спеша до Берлина дошагать.

– В мирное время, может быть, и можно, но сейчас война, – хмыкнул Иван. – Немцы за каждую пядь нашей земли зубами держатся, как за свою. Думаю, мы ещё долго их вышибать будем.

– Насколько тяжело нас ранило, Иван? – после короткой паузы прошептал Али. – Я пошевелиться не могу и чувствую себя отвратительно. А ты вот сидишь на кровати рядом со мной и беспомощным себя не чувствуешь?

– Ещё бы, – усмехнулся Иван. – Я в два раза тебя крупнее, вот и здоровья во мне больше.

– Тогда и осколков в тебе, наверное, должно быть больше, – натянуто улыбнулся Али. – А ты… Ты сам выжил, да ещё, как говорил доктор, и меня спас?

– Да деваться было некуда, – уже в который раз вздохнул Иван. – Не мог же я тебя помирать бросить. А к кому я жить в Чечню поеду? Кто тогда украдёт для меня самую красивую девушку?

– Вот и я потому не умер, что обещание тебе такое дал, – поморщился Али. – А если вайнах даёт какое-то обещание, он его обязан выполнить от начала до конца!

Перед выпиской из госпиталя Али прошёл медицинскую комиссию. Иван Болотников выписался ещё месяц назад и уже давно воевал на фронте, а вот Али держали «до последнего». Врачи с удивлением оглядывали его тощую фигурку и недоумённо переглядывались. В конце концов, после совещания, комиссия признала его негодным к дальнейшей военной службе.

– Как это «негоден»?! – возмутился Али. – Руки у меня целы, и ноги ходят.

– Пока ходят, – поправил главный врач, рассматривая его поверх очков. – Боевые действия на фронте больше не для тебя, товарищ лейтенант. У тебя вся грудь в орденах, так что считай, что ты свой долг сполна выполнил.

– А я не за награды воюю! – горячо возразил Али. – Я за Родину кровь проливал и не собираюсь возвращаться домой до конца войны! Я чеченец, горец, и меня дома за человека считать не будут, если я вернусь в то время, когда наша страна громит фашистского зверя, загоняя его обратно в логово!

Выслушав его эмоциональную, пламенную речь, члены комиссии вдруг оживились. Возник нешуточный спор, в ходе которого разделились мнения присутствующих. Одни были готовы выписать на фронт такого храброго и патриотичного офицера, другие возражали, настаивая на его непригодности к боевым действиям.

– У него ампутирована часть желудка, часть лёгкого, часть печени! – настаивали они. – Он будет только обузой для других, а не доблестным, как был, воином.

Говорили о нём много и жёстко, как будто не замечая человека, чью судьбу они решают. Глядя на них, Али едва сдерживал себя от желания наброситься на своих «недоброжелателей» с кулаками, и…

Наконец слово взял главврач, который являлся председателем комиссии.

– Товарищи! – сказал он, повышая голос, чтобы привлечь внимание всё ещё спорящих коллег. – Если товарищ лейтенант хочет продолжить своё участие в войне против оккупантов, так почему же не пойти ему навстречу?

Он помолчал с минуту, видимо, ожидая возражений, но в кабинете воцарилась тишина. Остальные члены комиссии ждали, что он скажет ещё. И главврач оправдал их ожидания.

– Лично я ценю порыв лейтенанта Завгаева вернуться в свою часть, – продолжил он. – Я когда-то жил на Кавказе и не понаслышке знаю, какой там горячий и гордый народ. Для Завгаева возвращение домой, даже по независящим от него обстоятельствам, сравнимо с позором! Так вот, я предлагаю… – сделав паузу, главврач едва заметно подмигнул угрюмо наблюдавшему за ним Али. – Так вот я предлагаю выписать его, а не списать вчистую. Конечно, командовать разведчиками он больше уже не сможет и воевать на передовой тоже. А вот возглавить хозяйственников в полку, считаю, ему вполне по силам. Так что, вы согласны со мной, коллеги?

Тяжело, «с треском», но Али было разрешено вернуться в свой полк, но только с формулировкой в выписке «частично годен». Али весь кипел внутренне, побледнел от досады, но сдержался, увидев, как ещё раз, едва заметно, подмигнул ему председатель комиссии.

А на другой день, во время выписки, он дал волю своим чувствам.

– Почему вы так со мной, товарищ подполковник, – бросил он с упрёком главврачу. – Меня, боевого офицера, разведчика, и в тыловые крысы?

– Скажи спасибо, что вообще не списали, – хмуро буркнул тот. – Сам видел, какие кипели страсти! А ты особо не расстраивайся, лейтенант… На фронте сейчас обстановка хуже некуда. Не сомневайся, в тылу долго не засидишься. Там каждый боец сейчас на счету и, как ни крути, думаю, что вернуться в разведку тебе всё-таки придётся. Так что поезжай и воюй, «сын кавказских гор»… Отныне ты сам хозяин своей судьбы, а нас не поминай лихом.

Али вернулся в полк на попутной машине. Командир полка был потрясён его видом, когда он вошёл в палатку с докладом о прибытии «для прохождения дальнейшей службы».

– Лейтенант Завгаев? Ты ли это?! – воскликнул он потрясённо. – Ей-богу, в гроб краше кладут!

Командир полка вышел из-за стола, распахнул объятия, и они обнялись.

– Даже и не знаю, как быть с тобой, – сказал полковник, прочитав госпитальную выписку и небрежно бросив её на стол. – Мне сейчас позарез опытные разведчики нужны, а ты вот «частично годен»?