Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 15



Таким образом, еще задолго до своих путешествий в Египет, Океанию или Японию Бальмонт всерьез изучал древнюю культуру народов, населяющих эти страны, переводил их поэзию на русский язык. Видимо, в 1908 году Бальмонт впервые попытался перевести несколько образцов японской поэзии. 6 мая 1908 года он послал из Парижа в редакцию московской газеты «Русское слово» «несколько японских песен»[42] (судьба этих переводов неизвестна). Он умел настолько вжиться, «вчувствоваться» в чужие языки, обычаи и творения, что сближение с ними протекало для него совершенно естественно и безболезненно. «Погрузиться душою в восторг изучения, это я знаю, – утверждал Бальмонт. – Долгими, сложными, трудными путями сделать так, что в Индии ты индус, что в Египте ты египтянин и мусульманин с арабом, и жадный испанец в морях»[43].

Поздней осенью 1909 года Бальмонту удается наконец осуществить давно задуманное им путешествие в Египет – страну, олицетворявшую для него «край Солнца». В одной из своих статей о Египте Бальмонт писал:

В какую страну ни пойди, услышишь хвалы Солнцу, уловишь любовь к нему – и в народной поговорке, и в цветистом слове поэта, и в точной формуле мыслителя. <…>

Все египетские боги качествами своими и свойствами тяготеют к богу Солнца – Ра и тонут в океане его бессмертного сияния. <…>

Вознеслись в Небо уходящие обелиски, символизирующие солнечную силу пола, а равно устремленность души к Жизнедателю-Солнцу. Вознеслись безмерными и молитвенно-стройными громадами Пирамиды, в которых обманно видят лишь огромные гробницы, тогда как они являют взнесенность души к Солнцу…[44]

В своих очерках, посвященных Египту, Бальмонт обстоятельно рассказывал русским читателям о мифологии, истории, религиозных верованиях и культах Египта. Готовясь к своей поездке в «край Солнца», Бальмонт изучал труды французских египтологов, пытаясь приблизиться к «тайне» этой древней страны. Однако субъективность восприятия неизменно одерживала в Бальмонте верх над любым знанием; «край Озириса» рисовался поэту в розовых, романтических красках. Бальмонту всегда было важно обнаружить в той или иной стране близкие и созвучные ему приметы, отыскать в современности архаику, «седую старину», окунуться в жар лелеемого им Солнца. Поэтому достоверные описания и вполне адекватные частные наблюдения неизменно перемежаются в очерках и письмах Бальмонта с поэтическими восторгами и наивной умиленностью перед непознаваемым, таинственным, «первозданным» миром и его обитателями. «Нил, – утверждал Бальмонт в одном из очерков, – по самому существу своему таинственен и не поддается ни изъяснению, ни зачарованию магическому. <…> Два есть Нила – земной и небесный»[45].

25 октября 1911 года поэт писал из Бретани в редакцию «Русского слова» (Ф. И. Благову):

В конце ноября или в самом начале декабря я уезжаю в кругосветное путешествие. Индия, Индо-Китай, Индийский архипелаг, Австралия, Океания, Калифорния, Мексика. Я буду, конечно, излагать в очерках свои путевые впечатления. Причем заранее сообщаю, что они будут чисто художественные, эти очерки, без обременения их эрудицией, как это было (по свойству предмета) с очерками египетскими. <…> Проезжая по таким странам, как Индия, Индо-Китай и Австралия, призванным сыграть в недалеком будущем – быть может, в нашем Завтра – крупную историческую роль, я буду, конечно, говорить, и в очень определительных словах, о настоящем состоянии этих стран с точки зрения непосредственного практического интереса.[46]

Наиболее продолжительным и важным по своим последствиям было для Бальмонта его «кругосветное» путешествие, начавшееся в конце января 1912 года[47]. «25-го января нов<ого> ст<иля> я уезжаю в Англию, а оттуда в страны дальние, в Южную Африку и во всяческие южные области, какие доступны для обычного путника на Земном шаре», – писал Бальмонт А. М. Ремизову 4 января 1912 года[48]. 1 февраля 1912 года Бальмонт и Е. К. Цветковская отплывают из Лондона на Канарские острова (Тенерифе), а оттуда – к мысу Доброй Надежды (Кейптаун). Около месяца провел Бальмонт в Южной Африке, где посетил селения бушменов и зулусов; в Иоганнесбурге, одном из крупнейших городов Южно-Африканской Республики, он задерживается лишь на один день. Позднее Бальмонт подытоживал свои впечатления:

Южная Африка кажется сладкоблагоуханным садом – страна исполинского размаха природы с черными детьми – зулусами, с их гортанным голосом, с их непередаваемой торжественностью, с какою у них делаются самые обыкновенные вещи.[49]

В конце марта 1912 года Бальмонт отплывает из Кейптауна; его путь лежит через Мадагаскар на остров Тасмания, где он знакомится с городами Хобарт (столица острова) и Лонсестон. «Скучный Гобарт. Неуютная Тасмания. На этом острове английские поселенцы бесчеловечно истребили всех тасманийцев»[50]. Сходный по содержанию отзыв о Хобарте дается в одном из писем к А. Н. Ивановой[51]: «Этот город, бывшее место каторги, произвел на меня самое мучительное впечатление. Не знаю почему. Он ничтожен – и только. Но там есть великолепный музей и в получасе ходьбы прекрасный ботанический сад и возможности поездок. Однако уже через несколько часов по приезде на меня напала невыносимая тоска»[52].

В середине апреля путешественники достигли берегов Австралии. «На траме и пешком, вчера и сегодня, исследовал чуть ли весь Мельбурн, – рассказывал Бальмонт А. Н. Ивановой 22 апреля. – Чудовищно-огромный, безжизненный город. Жители – какая-то английская помесь 3-го сорта. Хороша лишь бухта огромная».

16 мая Бальмонт все еще в Австралии. «Я невольно задержался в Аделаиде, – пишет он А. Н. Ивановой, – и тоскую. Уже должен был бы ехать на корабле “Mоаnа” (что по-маорийски означает “Море”) в Новую Зеландию, но дело в том, что Елена захворала, пролежала в лихорадке неделю, и мы не могли уехать <…> уезжаем послезавтра в Мельбурн, а 22-го оттуда на корабле “Warrimoo” отбываем в Auckland <Окленд – англ.>».

О дальнейшем маршруте Бальмонта мы узнаем из его письма, написанного неделю спустя – 23 мая:

Я отправлю тебе это письмишко завтра в Гобарте. Волею корабля «Warrimoo» мы заезжаем туда на несколько часов. 31-го я буду в Веллингтоне. Оттуда хочу проехать до Оклэнда сушей – очень красивый путь. Если найду место на корабле, я уеду из Н<овой> Зеландии 18-го июня, на Тонга-Табу[53] лишь заеду и прямо отправлюсь на Самоа.

По мере удаления от «европеизированной» Австралии в тоскливом настроении Бальмонта, на которое он жалуется в предыдущих письмах, наступает решительный перелом: поэт радуется приближению Полинезийских островов (Океания) – главной цели путешествия. Письмо к А. Н. Ивановой от 28 мая, написанное в городе Данедин (на новозеландском острове Южный), окрашено уже в более радужные тона:

…Сегодня мы прибыли в красивый Дёнидин – какая-то смесь Норвегии с Шотландией à la polynésie

42

ОР РГБ, ф. 259, оп. 11, ед. хр. 5, л. 3.

43

Бальмонт К. Революционер я или нет. С. 15.

44



Бальмонт К. Солнечное единобожие: Очерк // Русское слово. 1910. № 146, 27 июня. С. 4.

45

Бальмонт К. Нил // Русское слово. 1910. № 132, 11 июня. С. 2.

Бальмонт и впоследствии не раз вспоминал о Египте с острым ностальгическим чувством, продолжал интересоваться этой страной и мечтал посетить ее вновь. «Как Ваша книга о Египте? – спрашивает он Д. С. Мережковского 29 ноября 1921 г. из Сен-Бревена. – Жду и с чаянием, и с нетерпением. О, если бы сейчас быть в Луксоре, в Каире, где так веще-напоминательно звенят, паря в египетском небе, огромные перелетные ястреба! В наши растерзанные дни нет места более желанного для того, кто любит пряжу мыслей и духовных угаданий» (ОР РГБ, ф. 374, карт. 16, ед. хр. 14; рукописная копия Н. К. Бруни).

46

ОР РГБ, ф. 259, оп. 1, ед. хр. 5, л. 6–17.

47

См. стихотворение Волошина «Напутствие Бальмонту», написанное 22 января 1912 г. в Париже: «О, поэт пленительнейших песен! Ты опять бежишь на край земли…» (Волошин М. Собр. соч.:. В 13 т. М.: Эллис Лак, 2003. Т. 1: Стихотворения и поэмы 1899–1926 / Сост., подгот. текста В. П. Купченко, А. В. Лаврова. С. 197).

48

РНБ, ф. 634, оп. 1, ед. хр. 54, л. 4.

49

Дубас В. «Океания»: Лекция К. Д. Бальмонта // Вокруг света. 1913. № 44, 17 ноября. С. 717. Перепеч.: Солнечная пряжа: Научно-популярный и литературно-художественный альманах. Иваново-Шуя, 2010. Вып. 4. С. 132–136 (материал подготовил Б. Сидоров).

50

Бальмонт К. Из южных далей // Русское слово. 1912. № 175, 29 июля. С. 4.

51

Анна Николаевна Иванова (1877–1939) приходилась Бальмонту отдаленной родственницей. Ее мать Е. М. Иванова (урожд. Сабашникова) была сестрой В. М. Сабашникова, двоюродного брата известных издателей М. и С. Сабашниковых. Е. М. Иванова рано умерла, и Анна (Нюша) воспитывалась в семье В. М. Сабашникова и его жены М. А. Сабашниковой (урожд. Андреева), сестры Е. А. Андреевой-Бальмонт, запечатлевшей ее привлекательный образ в своих воспоминаниях: «…Кроткая, тихая, красивая девушка <…> она была всегда одинаково внимательна и нежна к Бальмонту, которого очень любила. Бальмонт платил Нюше таким же, никогда не ослабевающим чувством, которое было нежней простой дружбы. Нюша жила в нашей квартире с Бальмонтом и со мной, и без меня. И когда Бальмонт писал мне, он в каждом письме упоминал о ней, и всегда одинаково ласково <…>. При всей своей нежности к Бальмонту, Нюша никогда не служила ему, не преклонялась перед всеми его “хочу”, не возводила его капризов в “волнения поэта”, как это делала Елена, идолопоклоннически обожавшая Бальмонта и служившая ему самозабвенно» (Воспоминания. С. 385, 387).

Бальмонт посвятил А. Н. Ивановой несколько строк в стихотворении «Имена» («Ко мне подходит тихо Анна, / И в тихой я легенде с ней») и сонет «Анна» («Цвели цветы на преломленьи лета…») (Бальмонт К. Д. Дар земле. С. 99 и 114).

52

ОР РГБ, ф. 374, карт. 9, ед. хр. 25, л. 10 (письмо из Мельбурна от 21–22 апреля 1912 г.).

53

Тонга-Табу (Тонгатабу) – остров в Тихом океане, крупнейший в архипелаге Тонга.