Европа XXI века. Новые вызовы и риски

Признание демократических ценностей в качестве оптимальных и наиболее близких по духу христианству стало общим местом в мировоззрении абсолютного большинства европейских церквей. В 1960–1970-е гг. пересмотрела свое место во всем комплексе религиозных институций и идеологию корпоративизма Католическая церковь. Лютеранские церкви Севера Европы и Англиканская церковь в Великобритании оказались под влиянием либерального богословия. Православные церкви Восточной и Южной Европы, пройдя непростой для них советский период атеизации, не только сохранили, но и упрочили свое влияние и признают нормы демократии. В том же направлении движется и Русская православная церковь, несмотря на антидемократическую позицию ее руководства. В данной главе будут рассмотрены ключевые характеристики тех вариантов «религиозной демократии», которые предлагают различные церкви и религиозные движения. Это позволит увидеть факторы, определяющие настоящее и ближайшее будущее религии в Европе, степень влияния церквей на секулярное общество и демократизации самих церковных институтов.

Церкви и общество: присутствие религии и ее институтов

Многоукладность Европы, многообразие форм общественной жизни сыграли важную роль в процессе секуляризации, а затем и десекуляризации. Антиклерикальный лаицизм, свойственный Франции, соседствует на европейском пространстве с внутрицерковными разногласиями между епископами-консерваторами и «прогрессистами» в Италии и с доминированием православного корпоративизма в России. В определенном смысле религия была секуляризована, а секулярная демократия христианизирована, а также проходит период исламизации. Плюрализм и «новые знания», которые ранее вели к секуляризации, провоцируют и поддерживают религиозное многообразие. Это стало общей идеей целого ряда социологов (Д. Мартин, Х. Казанова, П. Бергер и др.), которые отмечают, что плюрализм ведет к расцвету, а не упадку религиозности в целом.

В социологии религии возникали различные теории, объясняющие феномен «евросекулярности», «евроисключительности». Дело в том, что в 1990-е гг. стало очевидным, что религиозный бум в Латинской Америке, Африке или Азии и сохраняющийся высокий уровень религиозности в США контрастируют с «безрелигиозной» или даже агрессивно секуляристской Европой. В деле обращения к институтам веры мир шел вперед, а европейцы отставали (а с точки зрения светскости и толерантности продолжали вырываться вперед). В 2000-е и 2010-е гг. ситуация в Европе стала меняться быстрее, чем раньше, – это объяснялось тем, что под воздействием вызовов глобализации, нового информационного сознания и исламизации стали трансформироваться исторические церковные институты. Но если раньше церкви шли по пути либерализации, то теперь наступило время их консервативной модернизации.

К этому времени сложились две основные школы, объясняющие «евросекулярность». Первая, известная как «новая парадигма» (С. Уорнер, Р. Старк, С. Бэйнбридж, Р. Финке, Л. Яннакконе), предложила теорию рационального выбора. По мнению последователей этой школы, религия всегда была и остается частью общества. Основным фактором успешного развития религиозности выступают условия религиозной конкуренции. Изначально условия такого рода складывались только в одной стране – в США, где церкви образовывались в форме добровольных объединений. Это и обусловило американоцентричность взглядов сторонников этой школы. Особенно очевидно она проявилась в процессе переосмысления сути секуляризации, предпринятого Р. Старком и Л. Яннакконе. По их мнению, Европа никогда не была особенно религиозной, а средневековая набожность (или «золотой век веры») – это миф. Следовательно, никакого упадка религиозности в современной Европе не происходит. Можно ли говорить о «дехристианизации» Европы, если христианской Европы никогда не существовало? Так называемая христианская набожность была характерна в основном для аристократов, а уровень религиозного участия крестьянских масс был очень низким[84] (этот вывод можно применить и по отношению к России).

Вторая, более распространенная школа – «старой парадигмы» секуляризации (Т. Парсонс, С. Брюс, Р. Белл, П. Бергер, Т. Лукман, Н. Луман, Б. Вильсон, Д. Мартин, Р. Фенн и др.). Она исходит из того, что религия в современном мире переживает упадок на разных уровнях: индивидуальном, организационном и институциональном. Ее авторитет и значение в обществе падают, что во многом определяется модернизацией, урбанизацией и дифференциацией как в обществе, так и в религиозной сфере, ростом образовательного индекса, плюрализацией и рядом других факторов. По словам Питера Бергера, секуляризация – это «процесс, посредством которого различные сектора общества и культуры освобождаются от влияния религиозных институтов и символов»[85]. Как отмечает Бергер, секуляризация явилась следствием не модернизации и современности, а плюрализации и некоторых других социально-политических и культурных факторов, специфических для каждой страны. Однако уже в 1990-е гг. тот же Бергер, отражая свои позиции как социолога-христианина, писал о десекуляризации[86].

Социологи Д. Эрвье-Лежер и Г. Дэви характеризуют понятие «европейской исключительности», используя такие категории, как «вера без церковной принадлежности» и «заместительная религия», при которой люди передоверяют церквям функции идентичности, переходя от религии обязательства к религии потребления. Проблема для европейской идентичности и исторических церквей состоит в том, что Европа перестала быть главным средоточием мирового христианства – если в 1960 г. доля Европы в общей численности христиан в мире составляла 46 %, то к 2010 г. ее доля упала более чем вдвое, составив 22 %[87]. Тем не менее около половины жителей Европы считают себя христианами, а это очень весомый показатель.

Одним из последних исследований, позволяющих сравнить католические и православные страны Европы, стал опрос американского центра Пью (Pew Research Center)[88]. В странах Центральной и Восточной Европы, включая и Россию, православные регионы оказались больше в идеологическом смысле связаны с религией (гордость за свою страну и национальная самоидентификация связаны с религией), тогда как католические продемонстрировали более высокий уровень практической религиозности. Католические страны в большей степени выступают за независимость церкви от государства, меньше, чем православные, хотели бы, чтобы моральные ценности сверху поддерживала бы власть.

По данным Pew Research Center, около 57 % населения Центральной и Восточной Европы причисляют себя к православным христианам. К ним относятся жители десяти стран с православным большинством, в том числе России, Украины, Греции, Беларуси, Болгарии, Сербии, Грузии, Армении и Молдовы. Помимо этого, православные христиане образуют значительные религиозные меньшинства в Боснии (35 %), Латвии (31 %) и Эстонии (25 %). Доля католиков среди населения региона составляет около 18 %. В Польше, Хорватии, Литве и Венгрии они образуют религиозное большинство. Увеличение доли православных христиан и уменьшение доли католиков в итогах исследования связаны, прежде всего, с сохраняющейся большой ролью национальных религий на постсоветском пространстве после распада СССР. К примеру, доля россиян, причисляющих себя к православным христианам, существенно увеличилась: согласно результатам нового опроса, она составляет 71 % против 37 % в 1991 г. Такая же динамика отмечается на Украине и в Болгарии. Обратная тенденция в Польше, Венгрии и Чешской Республике, где доля населения, причисляющего себя к католицизму, в разной мере, но сократилась по сравнению с 1991 г., но все равно составляет больше половины населения (в Польше, Хорватии, Литве – более 70 %).

84

Руткевич Е. Д. «Религиозная исключительность» Италии: социологический ракурс // Теория и практика общественного развития. 2013. Вып. 3. С. 50–63; Stark R., Ia