Страница 84 из 97
Горячая каша с мясом была просто потрясающе вкусной. И если сначала мелькнула подлая мыслишка отказаться от угощений (мало ли что на уме у дочери той, что прокляла мою семью), то когда Марьяна ловко достала из печи чугунок, подняла с него крышку, и нос пощекотал невероятный аромат, я решила все же попробовать. И не смогла остановиться.
Разделавшись с кашей и ухватив ближайший пирожок, я все же не сдержалась и заговорила о том, ради чего пришла:
- Вы знаете об истории моей бабушки и вашей мамы? – осторожно начала я, боясь броситься сразу в омут с головой.
- А кто ж в Ручейках не знает? – горько усмехнулась Марьяна. – Если б мама сама не рассказала, так нашлись бы люди добрые…
Рассказ Марьяны не нес в себе почти ничего нового. Две подруги стали врагами из-за мужчины. Можно ли кого-то из этого несчастного треугольника винить? Так разве виновны люди в том, что не властны над своими чувствами? Вот и Марьяна не винила, да и я не могла ненавидеть. Злилась на Мстиславу за нашу жизнь сложную, за судьбы мамы и бабушки поломанные, но ненависти не испытывала. А выслушав Марьяну, и вовсе испытала даже жалость. Мстислава не только нам жизнь сломала, но и себя, и дочь на мучения обрекла.
- Папку моего она не любила. Уж как у них вышло не знаю, да только не вынес он ее сумасшествия. Ушел, когда мне еще и двух не было. Да и люд простой нам жизни не давал. Разве ж можно пройти мимо Славки сумасшедшей, которая подругу за мужика-то загубила, и не плюнуть? – явно копируя кого-то, проговорила Марьяна. – И мне здорово доставалось. До сих пор некоторые кумушки на меня косятся, будто это я дурные дела замышляю. Хорошо хоть Всеволод не из таких оказался. Он моим спасением и стал. Володюшка долго меня отстаивал да добивался. Только мамино зло и на нас отпечаток оставило. Не дает нам Матушка Природа детишек, словно в наказание. Уж столько лет, - женщина сморгнула слезу и утерлась передничком, - хорошо у Володюшки племянников орава. Забегают, не забывают тетку с дядькой, а нам и отрада. Уже и внуки у Володькиной сестры старшей появились. Крепкие мальчишки, загляденье. Удивительно, как маме забеременеть удалось.
- А почему же вы не переехали? – я была подавлена, услышав откровения Марьяны.
- Так маме Ковен запретил. Как о проклятии известно стало, так сил лишили, переезжать запретили. Тёмная это история. Уж не знаю, правда ли, но мама часто говорила, что не любил Михаил твою бабушку. Приворожила она его, а в следующий момент принималась бормотать, словно сама с собой спор вела, мол, не могла она, Есения, если бы приворожила, то после разбирательства и ее бы сил лишили, пусть ненадолго, но лишили бы. А Ковен ее невиновной признал. Еще и с переселением помог, когда понял, что проклятие в силу вступило, а мама снимать его не возьмется. Не знаю, что из этого правда, а что – ложь. Мама много болтала сама с собой. Говорят, после смерти Михаила и сама чуть душу не потеряла. Душа-то при ней осталась, а вот покоя она навсегда лишилась. Одна только тетка Апраксия от мамы не отвернулась. До самой смерти маму проведывала, не забывала. Только однажды разлад у них случился. Когда Апраксия бабушку твою в дом наш привела. Я тогда еще не заженихалась, оттуда и узнала, что проклятие коснулось не только Есении, но и дочери ее, которая только-только материнство познала. Уж не знаю, поверишь мне, али нет, но я тогда и сама маму умоляла скинуть зло с сердца, забыть об обидах старых, помочь Есении, но мама к тому моменту уже плохая* стала, да и без сил совсем. В общем, прогнала она тогда Есению, а мне сказала, что не может ничего поделать, не по силам ей проклятие снять. Через шесть седмиц уж год будет, как мама дух испустила, - женщина прикрыла глаза, словно этот рассказ у нее последние силы забрал, - уж почти год, как она в собственном темном огне горит, - горьким шепотом проговорила женщина и зажмурилась, совсем как ребенок, который пытается сдержать слезы. А когда она все же распахнула глаза, они уже были сухими. – Так чего вы, ребятки, сюда пришли? Я вам помочь не смогу, как бы ни хотела. Не могу я вашу любовь спасти - только мысленно за вас радеть.
Глоток чая, который я сделала именно на последних словах Марьяны, встал поперек горла. Каким чудом мне удалось его проглотить – останется загадкой. Но кашляла я еще долго. И уж либо от натужного кашля, либо от смущения, но лицо мгновенно запылало, словно факел. Стас легонько похлопал меня по спине, сохраняя невозмутимое выражение лица. Вот выдержка у парня, обзавидуешься! Его бы в наш мир, да за покерный стол… Эти все со своими покер-фейсами удавились бы от зависти, прячась под капюшонами и за темными очками.
- Извините, - хриплым, как у самого Папанова голосом проговорила я, утирая выступившие слезы, - вы нас неправильно поняли. – Прочистила горло и заговорила нормально, - мы не пара, Стас просто вызвался мне помочь, ведь от этого зависит жизнь его брата.
- Не зависит, - лаконично откликнулся Стас. Тихо, но и я, и хозяйка дома услышали.
- И я ему за это безгранично благодарна! – с нажимом продолжила я, игнорируя реплику Стаса. Можно бесконечно спорить о том, есть ли моя вина в болезни Рада или нет, но меня она снедала в любом случае.
- Да? – удивилась Марьяна, перевела взгляд с меня на Стаса и обратно, отвела глаза и виновато улыбнулась, - простите, ребятки, видать, показалось, подумалось.