Сказки скрытней

– Ноги посередке не ставь, – предупредил шепотом. – Только в корму или в нос. И не бухай, ступай осторожно.

Понятно, почему предупреждает: лодка ведь хрупкая, из коры сделана, прутьями скреплена, дырки смолой законопачены. Потому рыбаки обязательно возят с собой ковшик – воду вычерпывать. Если рыбак нерадивый, за лодкой не следит, то, бывает, вычерпать не удается: тонет лодка. Хватается тогда незадачливый охотник за багор, или за кусок коры – что-то от лодки всегда отломать можно – и пускается к берегу вплавь. Но с отцом такое, понятное дело, не случится: он о лодке заботится, иногда целые дни возле нее проводит.

– Садись в корму, – скомандовал отец, – бери весло. Нет, не так – вот, гляди, как я взял. Левую руку держишь выше, правую ниже, и гребешь. Глубоко весло не опускай, греби потихоньку. И не плещи, а то рыбу распугаешь. А главное – на борт не ложись. Смотри, не забывай! Ляжешь на борт – опрокинемся.

Распорядился, лодку от берега тихонько оттолкнул и сам сел. Сел на нос, стал в воду глядеть.

Олак взял весло, как отец показывал, сделал гребок. Бултых! Плеснул водой чуть не до берега, лодка дернулась, будто укушенная. Отец обернулся, но ничего не сказал. Да Олак и так все понял. Не надо ему сейчас ничего говорить, не мешайте: сам разберусь.

Погрузил весло второй раз – осторожно, будто воду погладил. Ни плеска, ни булька: хорошо! Хорошо, да не очень: лодка-то на месте осталась, ни на палец с места не сдвинулась.

Стиснул Олак зубы – что за незадача, что отец подумает! – гребанул третий раз. Плеснуло, но чуть-чуть, лодка дернулась – и поплыла. Ура, получилось!

Однако радоваться было некогда: надо корягу обогнуть, что из воды торчит, на стремнину выплыть, а потом в заводь свернуть, где, как известно, на рыбу и охотятся. Иные храбрецы, правда, и на стремнине охотятся. Трик там, бывало, тоже ловил. Но сейчас, с сыном, что в первый раз весло взял, зачем туда соваться? Он и показал Олаку: на корягу, мол, правь, вон туда.

Олак понял, перевернул весло, как отец учил, гребанул: опять неудача. Укрепил руки получше, опустил весло еще раз: получилось. Вот так и греб – со второго раза на третий. Обогнул корягу, вышел на середину Реки. Как она схватила лодку, как понесла!

– Правей, правей бери! – командовал отец. – Вон туда!

Олак греб изо всех сил. Наконец Река отпустила, и они вошли в заводь. В ней вода тоже на месте не стоит, кругами ходит, но не так, как на середине.

– Камень возьми, возле тебя лежит, и в воду опусти. Да не бросай, опускай тихонько.

Взял Олак камень, и сразу понял, почему малышей на охоту не берут: камень тяжеленный, еле поднимешь. К нему веревка привязана, длинная-предлинная. Олак камень опустил, он бултых – и скрылся. И веревка за ним. Натянулась, лодку на месте держит.

Тогда отец развязал мешок, что на поясе нес, и половину его высыпал в оду. А в мешке – червяки земляные, мухи дохлые, жучки-паучки. А еще грибов кусочки, да ягоды. Высыпал Трик все это добро и манит Олака к себе:

– Садись теперь поближе, – говорит негромко, – бери сачок. Вот этот бери, средний. Если я Рыбу зацеплю – подводи сачок и лови ее, как бабочек и мух ловят. Только сачок крепко держи: рыба биться будет. А что потом делать, я скажу.

Сам Трик взял багор и стал глядеть в воду. Олак тоже в воду уставился. Вот сейчас выплывет рыба – и он ее поймает!

– Не напрягайся так, – шепнул отец. – Ждать, может, долго придется, устанешь. Ты расслабься, словно дремлешь, но не засыпай. С непривычки сложно, но потом привыкнешь.

Попробовал Олак сделать, как отец сказал. Выдохнул, сел посвободнее – словно на солнышке отдохнуть решил. Но глаза держал раскрытыми и на воду все так же глядел.

И все застыли: отец на носу, Олак в середине лодки, лодка в заводи, туман над водой. Одна вода движется: течет, круги закручивает. И вроде в ней тени мелькают. Вот одна поближе подплыла. Да это же рыба! Но тень тут же скрылась, и опять ничего. А время идет. Вот уже и туман редеть стал, кусты на берегу проступили. И возникла у Олака страшная мысль, что в это утро, когда отец впервые взял его на охоту, удачи не будет, пустыми вернутся. Ведь такое бывает, и часто бывает, Олак знает. Вот обидно-то как!

Но тут случилось сразу много событий. Возле носа лодки что-то плеснуло, и тут же отец размахнулся и вонзил багор в воду. И так быстро, что Олак едва успел глазами моргнуть, а отец уже не сидит, а лежит на носу, тащит из воды багор, а на конце багра изгибается, бьет хвостом по воде, раскачивает лодку огромная рыбина. Олак застыл от страха и недоумения: как же такое чудовище можно поймать? Она же вдвое, если не втрое, больше отца!

– Подсекай! Подсекай сачком! – кричит ему отец.

Вышел Олак из оцепенения, схватил сачок – и к отцу. Но все равно не верит – как ее можно в сачок подцепить. Подвел сачок к рыбе – а она шлеп хвостом, и отбросила. Олак снова закинул, она снова вырвалась. Тут его злость взяла: ах ты противная рыбина, перед отцом меня позоришь! Схватил он сачок двумя руками, подвел – и надел его сразу на всю рыбину! Сачок-то длинный, и она вся внутри оказалась.

Надел – а что дальше делать, не знает. Попробовал тащить – куда там: тяжесть неподъемная. Но тут отец на помощь пришел.

– Давай меняться, – приказал. – Ты держи багор, мне давай сачок. Багром тоже тяни, мне помогай.

Поменялись. Отец перехватил сачок ближе к сетке, чтобы не сломался, напрягся.

– Тяни! – скомандовал.

Олак тоже уперся, потянул багор на себя. Блеснуло в воздухе, и здоровенная рыбина плюхнулась на дно лодки. Всю ее заняла, так что для Олака с отцом еле место осталось. Тут же выгнулась, и как долбанет хвостом! Олака подбросило, он выпустил из рук багор и уцепился за борт: вдруг сейчас выбросит! А рыба еще изогнулась: сейчас еще раз так жахнет, сетку порвет и освободится. Но тут отец схватил колотушку и огрел рыбину по голове. И еще раз. Она дернулась еще немного, но уже слабее, потом выгнулась – и застыла.

Отец посидел немного, отдышался, потом вытащил из воды камень и погреб к берегу. Причалили, вытащили рыбу, отец взвалил ее себе на плечи, а Олаку доверил нести багор и сачки. Так, с добычей, и вернулись домой. А Олак дорогой вот о чем думал: как же отец раньше-то ловил, один, если это и вдвоем так тяжело?

Дождливый день

Этот день в прятки играл: с утра притворился чистым, ясным – выходи, мол, народ, занимайся своими делами, а на небо можешь не глядеть. Подумаешь, пара тучек плавает, да по краю дымка стелится, мешает солнце разглядеть – что с того? Разве такие пустяки напугают Лесной Народ?

Напугать, конечно, не напугают, но и перехитрить скрытней нелегко. Они погоду за три дня чуют. А тут и чуять ничего не надо, и так ясно: дождь будет. Может, с обеда, а может, и раньше. Поэтому с утра на поляне суета началась – все спешили дела переделать. Кто рыбачить отправился: говорят, перед дождем охота хорошо идет. Кто торопился окрестности обежать, осмотреть: не поднялись ли грибы, не подросла ли еще ягода. Хотя откуда она подрастет: всю ягоду, что поблизости была, уже собрали, мало ее нынче уродилось. Ну, а кто не любит в спешке дела делать, тот просто одежду разбросанную, да ягоду, что на лопухах сушилась, да рыбу, что на веревках, собирал и в надежные места укладывал. А кто и просто позавтракать на травке уселся: под деревом или в дупле огонь не разведешь, да и приятно на солнышке, на ветерке посидеть, на мир поглядеть. Хоть и видят его каждый день, а все не нагляделись.

Семья Олака не исключение: как увидели, куда дело идет, отец начал собирать рыбу, а мать ягоду. И Олака с Минки к этому делу пристроили. Как собрали все, в дупло уложили, корой прикрыли. Потом отец огонь развел, ягодный настой сварил, а мать тем временем лепешки приготовила. Но только сели, только Олак первую лепешку ко рту поднес – набежала неведомо откуда тучка-невеличка, закрыла солнце. И сразу – шлеп по лбу капля! Бац вторая в огонь! Стук-стук-стук по рукам, да по лепешкам в руках, да по плечам, да по спине!