Закон и честь

Он даже не услышал, как отворилась дверь, и внутрь заглянул с перекошенным от страха лицом Курт.

— С-сэр, господи Иисусе, что же это творится! — голос Курта потонул в криках Фреи.

Эйб, напрочь игнорируя подчинённого, подошёл к беснующейся на лежанке девушке. Она металась по матрацу, звеня пристёгнутой к лодыжке цепочкой. Её волосы взлетали разнузданными сальными патлами, худые руки и ноги судорожно молотили воздух, а из груди продолжали вырываться громкие нечеловеческие вопли. Её глаза вылазили из орбит, черты лица исказились в жутких болезненных спазмах, из уголка рта тянулась ниточка слюны. Фрея будила в остановившемся от неё на безопасном расстоянии высоком человеке противоречивые смешанные чувства, она вызвала и жалось и отвращение. Она была особенной. Для него.

— С-сэр, м-может, вколем ей что-нибудь успокаивающее? — заикаясь, спросил Курт, не отрывая вытаращенных глаз от корчившейся на топчане Фреи.

Эйб резко повернулся в его сторону и злобно рявкнул:

— Заткнись! Заткнись и убирайся к чертям собачьим! Жди за дверью, и без моего разрешения даже не вздумай здесь появляться, понял?!

Курта как ветром сдуло. Выбегая из комнаты, он едва не стукнулся лбом о дверь. Эйб осторожно склонился над Фреей. Припадок начал уходить. Её всё ещё корёжило, но, по крайней мере, она перестала кричать. Лишь тяжело дышала, издавая хриплые горловые звуки. Второй припадок за последние минуты, прикинул он. Но этот намного короче. Однако нет ни малейшей гарантии, что всё не повторится с удвоенной силой. А не он ли своими вопросами провоцирует Фрею? Вряд ли, когда она начинала видеть, то становилась абсолютно невменяемой. Ею невозможно было управлять. Оставалось только ждать.

Она внезапно поднялась с матраца и с недюжинной силой вцепилась в плечи нависшего над нею Эйба. Он против своей воли вздрогнул.

Её лицо оказалось напротив его. Из её рта противно пахло, на тонкой шейке бешено пульсировала жилка. Она была вся мокрая от пота. Рубашка прилипла к её груди, вырисовывая острые кончики напрягшихся сосков. Эйб с трудом отвёл взгляд от этого притягивающего словно магнитом зрелища.

— Человек… Он создал эту штуку… Он хочет всё изменить… Он может, может изменить мир… Он придёт, а вместе с ним придут перемены…. Он опасен для людей…

Последние слова Фрея выдавила из себя вместе со слезами. Её голос, надорванный и охрипший, сорвался на скулёж, по грязным щекам побежали ручейки слёз. Но она не отпускала Эйба. Наверняка останутся синяки. Но это сейчас меньше всего волновало его.

— Что ты видишь, Фрея? — он напряжённо вглядывался в её лицо, будто надеялся увидеть недоступное, то, что видела только она. — Кто этот человек? Ты видишь его имя? Кто он?

— Он верит… Он верит в то, что делает, — выдохнула ему в лицо Фрея. Её голова запрокинулась, волосы упали на спину нечёсаной волной. Из приоткрытого рта донёсся гортанный сдавленный стон.

— Машина… Машина, что изменит всё… Он сможет влиять на умы людей… Опасно, очень опасно… Десятки, сотни лет…

Эйб не смел даже пошелохнуться, чтобы не помешать ей. Он всё запоминал, боясь лишний раз вдохнуть. Запомнить, главное, всё запомнить. Ничего не упустить. Анализировать он будет потом. Потом он решит, что делать с полученной информацией. Судя по всему, сейчас происходило нечто экстраординарное. Фрея ВИДИТ. Это понято и ежу. Но что она видит? Настоящее, прошлое, грядущее? И не является ли то, что она сейчас вещает, плодом её погружённого в психический коллапс состояния? Она не всегда отличает правду от вымысла, жизнь от фантазии. Отличить её истинные видения от горячечного бреда так же задачка не из лёгких.

Фрея, держась за его плечи, подтянулась, вплотную приблизив к нему лицо. Её глаза застыли на уровне его глаз. Он не отвернулся и не зажмурился. Он продолжал смотреть.

— Мистер, Крейг, добро пожаловать в столицу… Бабочка домчала вас быстрее ветра… — прошептали обескровленные губы Фреи. Тени клубились за её спиной, она выделялась на их фоне белесым серым пятном. — Моё новое изобретение изменит мир в лучшую сторону, мистер Джентри…

Последние слова совсем затерялись в погрузившейся в тишину камере. Эйбу пришлось приложить все усилия, чтобы расслышать их и разобрать.

— Эйб, я люблю тебя, — произнесла своим обыденным, нежно мелодичным голоском Фрея. Он вздрогнул от столь скорой и разительной перемены в её настроении. Хотя уже давно должен был к подобному привыкнуть. — Ты принёс мне подарок, да?

— Да, — так же тихо ответил он, не делая и попытки освободиться от хватки её тонких, но таких сильных пальчиков.

Он смотрел на неё. Смотрел, не в силах отвести взора. У Фреи было тело и лицо шестнадцатилетней девушки. Но Эйб догадывался, что она намного старше. Она выглядит сопливой, преждевременно развитой девчонкой, но лет ей было несомненно больше. Он бы не удивился, узнай, что Фрея старше него.

У неё были тонкие заострённые черты лица. Острый подбородок, немножко вздёрнутый изящный нос, высокие скулы, маленький рот с тонкими губами. Когда Фрея улыбалась, во рту мелькали удивительно белые мелкие зубки. Самым же необычным в облике Фреи были её глаза.

Большие, миндалевидной формы, с самого рождения затянутые молочно-белой пеленой, сквозь которую ничего не проглядывалось. Её глаз были слепы и пусты. Сплошная жуткая пелена цвета морской пены. Она была слепа, но могла видеть. Она была сумасшедшей, но понимала скрытые тайны этого мира.

Она смотрела на него, и Эйб мог поклясться, что она видит его насквозь. Она смотрела на него своими удивительными глазами. Всеми тремя.

У Фреи был высокий, гладкий, без единой морщинки лоб. И на нём, ближе к переносице располагался ещё один глаз. Третий. Такой же незрячий и удивительный.

____________________________________________________

Генри Вустер, капитан городской полиции, глава Империал-Ярда и непосредственный начальник Джентри любил курить. Курил он всегда, много и в любое время дня и ночи, когда оставался на ногах. Вустер обожал дорогой табак и громадные изогнутые трубки. А ещё, наверное, даже больше курения, Вустер обожал устраивать полнейший разнос своим подчинённым. По крайней мере, к такому неутешительному выводу пришёл Джейсон, вот уже добрых десять минут выслушивая от капитана всё, что тот о нём думает. Причём в самых неприличных тонах и грубых выражениях. В своём кабинете Вустер не стеснялся сыпать отборной бранью и орать так, что от звуков его трубного голоса испуганно съёживались огоньки горевших на всю мощь газовых рожков. И его ничуть ни заботило то, что его вопли пробивались наружу, выплёскиваясь в заполненные полисменами коридоры и соседние кабинеты.

Вустер грыз чубук дымящей, как паровоз, трубки с таким ожесточением, что Джейсон испугался, как бы начальник не перекусил его пополам.

— Джентри, сукин ты сын, — откашлялся Вустер, когда исчерпал весь словарный запас нелицеприятных выражений. Его мясистая, с тщательно выбритыми щеками и подбородком, но с густыми, щегольски закрученными на кончиках усами, физиономия цветом напоминала промокший кирпич. — Ты понимаешь, во что ты превратил доверенную тебе операцию? Не знаешь? Не перебивай! А я знаю. Представь себе, неблагодарный ты засранец, что я знаю. Что? Вижу, и ты хочешь узнать. Ну так я скажу тебе!

Джейсон поморщился. Когда Вустер начинал читать морали, то брызгал слюной во все стороны, причём по большей части в лицо осыпаемого бранью оппонента.

— Ты устроил на улице города средь бела дня, на глазах у сотен свидетелей форменный цирк! Цирк, представление для разинувших рты дармоедов! Ты хоть деньги то успел взять с них, а, Джентри? Молчишь? Правильно, молчи. Что ещё может сказать такая неблагодарная свинья, как ты? Джентри, ты кто — циркач, клоун? А раз так, я что, похож на твоего личного антрепренёра?

Вустер сложил волосатые лапищи на объёмном, затянутом в сшитый на заказ синий мундир брюхе. Выпустив в сторону замершего по стойке «смирно» старшего инспектора струйку пахучего густого дыма, шеф Ярда с хеканьем потёрся широченной спиной о спинку кресла.