Страница 59 из 80
Элдор повернул голову и внимательно осмотрел комнату, отметив малейшие детали поспешного судилища. Свет магических камней упал на кожаную маску, закрывавшую лицо короля, ее поверхность пугающе трепетала в такт дыханию. За прорезями для глаз таилась загадочная темнота.
- Королева сказала, что вы здесь устроили суд.
Руди опустил голову, почувствовав внезапную слабость.
"Это все Джил, - подумал он. - Уж она-то знает, к кому пойти и что сказать".
Король с придыханием продолжил:
- Похоже, приглашение, которое вы, несомненно, послали мне для свершения правосудия в моем королевстве, до меня не дошло.
Джованнин вскинула голову.
- Еще со времен вашего деда Дорилагоса Церкви предоставлена привилегия самой вершить правосудие.
Элдор скрестил руки; испещренная шрамами кисть левой, как красный узловатый корень, обвила изящную белую правую.
Маска слегка сморщилась, когда он повернул голову, и начала колыхаться в такт речи:
- Так эти люди принадлежат Церкви?
- Это же еретики, милорд, - ответил низким голосом Пинард. - Они совращают невинных. Иметь дело с ними - значит, участвовать в их преступлении.
Руди сообразил, что эти слова, очевидно, намекали на приписываемое Ингольду совращение брата Венда, но он заметил, как широкие плечи короля расправились. Безумный взгляд обжег его, как раскаленное железо.
- Теперь настали новые времена, - медленно продолжила Джованнин. Надежда на спасение с помощью волшебства погибла - и вместе с нею погибло немало воинов этого Убежища. Силы Церкви должны обратиться на спасение тех, кто остался в живых, хотят ли они того или нет. Теперь мы не остановимся.
Резкий голос Элдора, как летящий нож, засвистел в воздухе:
- Я не давал Церкви права выносить смертный или какой-либо другой приговор без моего ведома, миледи аббатиса. Я - все еще правитель Убежища Дейра. Правосудие и власть над жизнью и смертью здесь принадлежит только мне и никому другому. А тот, кто не признает за мной этой власть, является предателем и изменником. Вам это ясно?
Лицо аббатисы побелело от ярости. Она прямо-таки выплюнула ответные слова:
- Значит, вы объявляете себя союзником этих... предателей? Они предали Бога, ваших подданных... и вас самого!
- Миледи, - мягко возразил Элдор, - кому я являюсь союзником и кому воздаю правосудие, вас совершенно не касается.
- Нет, касается - если это дело Церкви! - огрызнулась она.
- Но ведь все они отлучены от Церкви, а значит, не подчиняются ее власти, разве не так?
"Может, он и безумен, - подумал Руди, - но споры между Церковью и Государством он решает куда лучше Алвира, будь тот хоть трижды в своем уме".
- Не надо - упражняться здесь со мной в логике, милорд.
Аббатиса подалась вперед и, несмотря на ее маленький рост, в золотом свечении факелов, вдруг показалась огромным темным пауком.
- Вы властны над их жизнью, но души принадлежат мне. Я уже объявила, что они виновны и приговорены к смерти. Вы пойдете против церкви и посмеете освободить их? Вы разрешите им продолжать творить зло? Это благодаря их деяниям вы ходите теперь в маске.
Тишина, последовавшая за этими словами, была долгой и напряженной. Руди мог поклясться, что каждый присутствующий слышал, как стучит его сердце. Он опять почувствовал на себе взгляд Элдора, и сердце у него съежилось, как жук под горячим лучом увеличительного стекла. Ему казалось, что его вина так же ясно написана на его челе, как пот, что струился по лицу. Остальные волшебники замерли в тени, сознавая: что бы ни случилось, их судьба будет связана с его участью.
Элдор отвел глаза - словно из нервного окончания вынули раскаленную иглу.
- Вы вынесли им приговор, миледи, - наконец произнес король. Драгоценные камни и золотая вышивка у него на груди от внезапного движения вспыхнули ярким пламенем. - Но так как они исцелили меня и поставили на ноги, я заменяю этот приговор иным наказанием. Гвардейцы завтра на рассвете доведут их до Прохода, а потом пускай они отправляются куда захотят. Но если они еще раз вернутся в Убежище, то смертный приговор будет приведен в исполнение. Я все сказал.
Он повернулся и направился к двери.
- Вы сделали это потому, что ваша жена просила вас сохранить жизнь... колдунам? - усмехнулась вслед Джованнин.
Безликая голова обернулась. Жесткий белый свет волшебных камней блеснул в прорезях для глаз.
- Хотя бы и так.
И Элдор вышел из комнаты.
Руди почувствовал, как над ним опять начинает смыкаться темнота, и начал сползать на пол, в поисках успокоения. Но кто-то подхватил его под руку и поставил на ноги. Сквозь туман, застилавший его глаза, Руди узнал Джил. Он попробовал встать на ноги, но оказалось, что они не чувствуют земли. Его голова болталась при каждом движении, пока Джил тащила его к темной арке дверного проема. Преодолевая порог, он обо что-то споткнулся.
Это была груда кирпичей. Ее бы хватило, чтобы заложить дверной проем в три-четыре слоя. Рядом, в свете магических камней, поблескивал свежий, влажный раствор.
ГЛАВА 4
Руди снился сон, который и раньше время от времени преследовал его. Лихорадка придала этому сну отчетливость галлюцинации, и он не мог, как раньше, проснуться от собственного крика.
Это был сон о темноте Логова, горячей, влажной и липкой. Руди чувствовал запах мокрого мха, во рту появлялся привкус едкой пыли. В этом сне он зашел очень глубоко, глубже, чем когда-либо в жизни, и черная масса земли давила на него, как тяжесть безнадежного горя вкупе с осознанием безвыходности своего положения.
Стада в этих снах не присутствовали. Только Дарки - они покрывали потолок, стены и пол черной копошащейся массой. Он мог их видеть, хотя в пещеру не проникал даже слабый луч света. И еще он видел прижавшегося к стене человека, но, к своему ужасу, не мог разглядеть его лица. Зато он узнал руку, что из последних сил вцепилась в камень, - крепкую, с сильными пальцами, покрытую старыми шрамами былых сражений.
Руди проснулся в холодном поту. Комната была погружена в непроницаемую темноту, которая, однако, не внушала страха.
Благодаря магическому зрению он узнал собственную каморку. И все же Руди испытывал смутное ощущение, что он почему-то не должен находиться здесь. Им опять овладели невыразимо тягостные воспоминания, снова и снова Руди повторял себе: "Ингольд мертв. Он погиб".