Страница 23 из 80
Руди передернуло от воспоминаний о подземелье в Карсте и подвалах без дверей с их бесцветным стерильным запахом... Он притянул Минальду к себе, и она ответила ему благодарным взглядом. Тяжелая темнота лабораторий, казалось, еще сильнее и ощутимее давила на них.
- Зачем? - спросил Руди. - Зачем, черт возьми, они делали подобные комнаты? Ведь это же маги построили Убежище!..
Джил ответила:
- Для этого были свои причины. Джованнин говорила мне об этом... о магах-отступниках, о волшебниках, что использовали свои силы и знания с дурными целями. Нужен был какой-то способ держать их под контролем. Даже Совет Магов согласился на это.
Сейчас, наблюдая за стариком и девушкой, которая полностью находилась во власти волшебника, Руди задумался о значении этих слов. Теперь-то он понял, почему гнодирр был запрещенным заклинанием и его применение наказывалось самыми строгим образом. Единственное, что защищало Минальду от полного порабощения Ингольдом, был сам Ингольд... его уважение к свободе других и его безграничная доброта.
"А если бы Алвир обладал такой силой, - внезапно пришло в голову Руди. - Или Джованнин?"
- Минальда, - сказал Ингольд мягким скрипучим голосом, - посмотри за пределы этой комнаты. Расскажи мне, что ты видишь.
Она замигала, ее тонкие брови над обращенными куда-то в глубины собственной души васильковыми глазами насупились. Затем губы раскрылись, и лицо озарилось радостью, как будто она увидела что-то необыкновенное, восхитительное. Она прошептала:
- Сады.
Руди услышал, как Джил с присвистом втянула в себя воздух.
- Расскажи мне об этих садах.
- Они... они как плавающие джунгли, - заикаясь, пробормотала она. Поля на воде. Листья... темные, пушистые, как бархат, или яркие, жесткие и блестящие. Повсюду запах растений. - Она подняла личико, как будто взглядом следовала за тонкими лианами, укрывавшими стены и потолок, которые уже несколько веков были сухими. - Все вокруг зеленое, теплое и яркое, хотя за стенами бушует вьюга.
- Ага, - тихо отозвался Ингольд. - И как же они растут, эти сады?
Она пристально всматривалась вдаль, и у Руди внезапно появилось ощущение, что выражение ее лица уже больше не принадлежит ей самой. Теперь она выглядела совсем другой женщиной, намного старше. Тембр и звучание ее голоса неуловимо изменились.
- Это все... все есть в архивах. Я... все записано. Как работают насосы, как сделать жидкость, которая будет питать растения...
- И где же эти архивы, где записи?
Она попробовала сделать какой-то жест, но Ингольд не выпускал ее рук из своих.
Глаза Минальды продолжали смотреть в пустоту, в прошлое, на несколько сотен человеческих жизней назад.
- Они... их берут те, кому они нужны. Центральное книгохранилище находится в восточном конце второго уровня, за пустым пространством в Зале Совещаний. В основном, ими пользуются маги из лабораторий, но это не обязательно. Вход открывают простые слова.
- Какие слова?
Она произнесла их - короткое заклинание на певучем языке, и Ингольд выслушал его со вниманием опытного филолога.
- Библиотека открыта для всех, - добавила она, - в этом нет никакого секрета.
Джил пробормотала:
- Вся восточная часть второго уровня - это королевские покои. Самая большая комната, которая сохранила свои первоначальные размеры, находится позади верхней части Святилища, она, как я догадываюсь, и была старым Залом Совещаний. Ныне Алвир использует ее как зал правосудия. Когда мы вошли в Убежище, там не было ничего, ни единой книги.
- Конечно, по прошествии столь долгого времени там ничего и не должно быть, - мягко согласился Ингольд. - Даже если бы не было периодов гонения на волшебников, архив должен был куда-то переехать, по мере того как росло число обитателей Убежища.
- Может сами маги спрятали записи? - спросил Руди. - Если на волшебников начались гонения, они вполне могли укрыть их где-нибудь в лабораториях?
- Разумеется, - согласилась Джил. - Вот только мы пока нигде ничего не нашли.
Руди вздохнул.
- В детстве, когда у меня было что-то ценное, мне всегда хотелось спрятать это в потайное место.
- Да, настолько потайное, что потом эту ценность уже было не отыскать, - подтвердила Джил. - Я делала то же самое.
- Ну, - мрачно отозвался Руди, - мои ценности были животного происхождения... и мы их неизменно потом обнаруживали. По запаху.
- Говорили... говорили, что записи могут потеряться, - прошептала Минальда, болезненно сморщившись. - Или что секрет может быть утрачен. Вот почему Правитель сказал, что мы должны все запомнить.
- Правитель сказал? - поднял брови Ингольд. - Значит, твои воспоминания идут не от Правителя?
Она покачала головой.
- Нас было двадцать человек. Волшебники не хотели, чтобы женщины хранили эти воспоминания. Они сказали, что у женщин и без того достаточно печалей и потерь. Мой ребенок умер в ту первую зиму. Было так холодно, беспомощно прошептала она, - так холодно. Но многие из мужчин, которые могли бы запомнить, отказались от этого. Одни назвали эту затею дьявольской, другие - слишком тяжкой ношей, чтобы взвалить ее на плечи своих детей. Да и к тому же слишком мало оказалось тех, кого волшебники могли наградить такой памятью.
Ее голос изменился, она стала запинаться, будто подыскивала слова, иногда начинала говорить с акцентом, напоминавшим о мягком раскатистом заклинании, которое открывало исчезнувшие архивы Убежища.
- Это время ушло так глубоко, - пробормотала она, - столько всего утонуло в его бездне. Правитель сказал, что мы обязаны все запомнить.
Бледный магический свет засверкал в слезах, которые вдруг покатились по щекам. Ингольд осторожно и нежно смахнул блестящие капельки с ее лица.
- Что ты должна помнить? - мягко спросил он.
Минальда начала говорить, сначала запинаясь, но, по мере того как ее речь раскрашивалась горем, страхом и удивлением, постепенно слова стали набирать силу и уверенность. Время от времени она останавливалась, борясь с образами или воспоминаниями, которые не могла до конца понять: машины, работавшие благодаря магии и заклинаниям, они притягивали молнии с неба и земли, чтобы взрывать камни для строительства прочных стен Убежища. Она рассказывала о сражениях между волшебниками и Дарками, которые вырывались из Логова в Долине на севере, о безнадежности, ужасе и холоде.