Драконьи тропы

Ни слова не говоря больше, она повернулась и побрела прочь.

Под ногами из-под снега проступала ледяная вода. Вокруг поднимался холодный туман, сквозь который проглядывали силуэты деревьев, камни, скалы. Она шла и шла, не думая совершенно ни о чем, не чувствуя даже усталости. Дорога в талом снегу вела ее между склонов, заросших иззябшимся за зиму кустарником. Кустарник сменился невысоким подлеском. Черные от сырости ветки сплелись с туманом в густую паутину. Деревья стояли в неподвижном воздухе, не шелохнувшись. Всюду царила тишина. Дорога пошла понемногу в гору. Подлесок сменился деревьями повыше. Потом начался ельник. Она брела между высокими старыми елями, строгими и печальными и казавшимися еще темнее, чем даже были на самом деле, от покрывающего их плотного мокрого снега. Ни один птичий голос не осмеливался потревожить бесприютную холодную сырость оцепенившую старый лес. Пошел снег. Крупные хлопья медленно и мерно ложились на сырые просевшие сугробы, на деревья, на Лискины плечи.

Она вышла на широкую поляну, отгороженную от мира плотной угрюмой стеной елей, заснеженных, суровых, воплощающих собою само молчание.

Она подошла к широкой каменной плите, занимающей большую часть поляны, взобралась на нее и подошла к круглому озерцу, с краев до середины затянутому тонким льдом.

По-прежнему, не думая ни очем, она разулась, бросила на снег куртку, начала расстегивать рубашку. Но расстегнула только две пуговицы и безвольно уронила руки, потом вошла в озеро и медленно легла на ледяную темную воду.

Редкими крупными хлопьями падал снег с серого неба. И было только это серое небо. А вокруг были горы.

Она вспомнила вдруг Астиану, когда они, разувшись, брели вдоль самой кромки берега моря, а у Лиски в душе все звучала и звучала та дивная песня. И соленые пенные гребешки набегали на ее босые ноги, а рядом молча шел Дариан, думая о чем-то своем. Он был рядом тогда, Дариан...

Чего бы она только не отдала, чтобы быть сейчас с ним!

-- А что бы ты отдала, чтобы быть сейчас с ним? -- вздохнуло над ней пространство.

-- Все, -- без тени сомнений ответила она.

-- Все? -- удивился кто-то в ответ, -- и даже жизнь?

-- Да. И жизнь.

Она смотрела на летящий с серого неба снег. Кто-то очень большой совсем рядом тихо вздохнул, или это только показалось...

-- И жизнь? -- казалось, весь мир сливается с эти безликим серым небом и оглушающей тишиной, -- Хм...

И она исчезла.

И осталось только пустое бесцветное небо и горы вокруг.

-- Лисса, Лисса, -- звал ее самый нужный на свете голос.

Она открыла глаза и увидела над собой его лицо, и почувствовала на плече его горячую руку.

-- Ты?

Последнее, что она слышала, был ворчливый голос Илесты:

-- Да не стой же ты как пень, Канингем. Сейчас замерзнут оба к чертовой матери. Шевелись давай.

Гл. 33

Она, проснувшись, увидела над собой светлого дерева потолок с резными балками и сразу узнала комнату. На втором этаже, прямо над кухней, самая теплая в доме. Рядом сидел Хорстен.

Она рывком поднялась и села, с тревогой глядя на него, не смея спросить.

-- Да жив он, жив. Только что вышел, весь вечер и ночь сидел около тебя, насилу прогнали поспать.

Она перевела дух. Вздохнула. Снова вздохнула и, наконец, смогла заговорить.

-- А как же это случилось? Кто его вытащил? Кто смог это сделать?

-- Ну кто-кто? И ты тоже. А еще... сама догадайся.

Она подумала, вспомнила и еще подумала и широко распахнула глаза:

-- Син-Хорайн?! Да?

-- Да, -- Хорстен помолчал немного. -- Не просто так, конечно. Он заплатил за это жизнью.

-- Как? -- у Лиски упало сердце. -- Он умер? -- почти шепотом спросила она.

-- Ну, -- дед насмешливо фыркнул. -- Я же сказал "жизнью", а не "смертью". Слушай как следует, -- и проворчал еще: -- это вам, молодым, жизнь -- один только праздник. Он обещал горам за это, что будет жить еще тысячу лет.

-- О!..

-- Ладно, с тобой все в порядке. Пойду вниз. И ты спускайся, как проголодаешься. Там тебя Наира дожидается.

Дед вышел. Лиска, путаясь в рукавах, наскоро оделась. Наира, наверное, расстаралась: на стуле рядом с кроватью кроме надетой уже рубашки лежала любимая юбка и праздничный шелковый пояс, и даже зеленая атласная лента в волосы.

Она выскочила в коридор, сбежала по лестнице и первым делом, конечно же, прокралась в его комнату. Тихо-тихо, стараясь не разбудить, не дыша, опустилась на колени рядом с его изголовьем и, замирая от невозможной, несбыточной радости, любовалась, пока не услышала, как за спиной тихо скрипнула дверь. Она оглянулась.

Из-за двери, немногим выше дверной ручки выглядывали пушистые, чуть курчавые волосы, край нежной округлой щеки и темный любопытный глаз. А снизу выглядывала еще одна очень заинтересованная и немного даже обиженная физиономия.

Лиска вышла в коридор и, подхватив в охапку сразу обоих, и Фрадину, и Руша, потащила их на кухню. Там, уперев в бока перепачканные мукой руки, их ждала уже внучка Ведунцовской ведьмы. А за столом сидели Хорстен, Верилена и Канингем. А на столе стояла стопка блинов, на большом зеленом блюде высилась горка оладий, рядом стояла сметана и земляничное варенье и... ужасно захотелось есть.

В довершение ко всему выглянуло из-за туч солнышко, и Лиска вдруг услышала наконец за окном веселую капель. Осталось только положить на блин сметану...

-- И рыжичка мне соленого еще сверху положи, -- сонным голосом распорядилась возникшая в дверном проеме Кордис.

А потом, через несколько дней, они все (то есть, "молодежь", как их назавали "старики") стояли на склоне Лешачьей балки и смотрели вниз, на луговину. На недавно еще перепаханной и окровавленной, а сегодня прибранной, ровной, чистой и черной оттаявшей земле широким кругом стояли двенадцать сильнейших из магов Изнорья, Астианы и Никеи и произносили один из самых мощных, а для Драконовых гор, безусловно, самый важный старинный заговор. Драконогорские маги обычно поправляли несведущих: "Не заговор, а договор".

Древние слова ясно и звучно произносились вслух, потом воплощались в светящуюся извилистую полосу, которая живым ручьем змеилась по рукам магов и останавливалась, замкнувшись в кольцо. Читалась следующая фраза, и добавлялось новое причудливое кольцо. Наступала торжественная пауза и снова звучали заветные слова...

-- Да пребудет земля в пределах этого круга священной для каждого, кто ищет чудесной силы.

-- Каждый, кто назовет себя магом, да заботится о красоте этой земли, сколько он может.

-- Каждый, кто назовет себя магом, да хранит эту землю от напрасного беспокойства, насколько хватит его сил.

-- Каждый, кто назовет себя магом, да дарует этой земле сердечный жар, насколько им богата его душа.

-- Да уважает каждый, кто ступает на эту землю, свободную природу магии.

-- Да даруется сила этого источника тому, кого привела сюда любознательность.

-- Да даруется сила этого источника тому, кого привело сюда милосердие.

-- Да даруется сила этого источника тому, кого привела сюда красота.

-- И да не будет открыта чудесная сила более ни для кого до скончания веков.

Медленно и торжественно склонились маги до самой земли и положили на землю все девять чудесных сияющих колец, переплетенных в затейливом узоре, и отступили на несколько шагов.

Сияющим ожерельем переливалось на черной влажной земле кольцо, сплетенное из заклинаний. Медленно-медленно уходили в вечность волнующие мгновения.