Драконьи тропы

Темно-серое с синим отливом платье, отделанное серебристым кружевом, было выдержано в стиле благородной сдержанности. О какой такой пикантной детали говорила Иветта, Лиска не поняла. Платье и платье. Очень красивое, конечно, и даме очень шло. И дама эта была уже вовсе не Кордис. Лиска испытала даже нечто вроде зависти -- чтобы безо всякой магии суметь так изменить человека! Парик и косметика довершали волшебство. Узнать даму было невозможно. Шрам на лбу был закрыт серебряной с сапфирами и жемчугом диадемой. Резкие черты лица превратились в необычные и одухотворенные, скептически-недовольный взгляд -- в задумчивый. В пренебрежении ко вниманию окружающих проявилась аристократичность натуры, в молчаливости -- благородная сдержанность, в немногочисленности украшений -- утонченность.

-- Присядьте, госпожа, я накрашу вам ресницы. Вот, сюда, перед зеркалом.

Госпожа присела, поддернув роскошный подол, и элегантно закинула ногу на ногу.

Лиска ткнула подругу локтем в бок. Все-таки это была Кордис. Можно было поклясться чем угодно, что второй такой пары женской обуви на балу не будет.

Иветта пушистой кисточкой поправила заметные ей одной неровности в слое пудры, еще раз критически оглядела накрашенные не слишком ярко, не слишком бледно -- в самый раз -- губы. Убедилась, что все в порядке, и выскочила из комнаты.

Лиска наконец могла задать свой вопрос. Конечно же, прямо спросить магичку, зачем она сюда явилась, было никак невозможно...

-- Э... а нам Лестрина сказала, что на балу из старших магов никого не будет... Чтобы не спугнуть того, кого мы ищем... Что нас с Наирой почти не заметно...

-- "Почти" может нам очень дорого обойтись. Вы обе все-таки слишком долго пробыли в горах, чтобы можно было вас не заметить. Я специально разглядывала вас у Лестрины. "Светитесь" обе. Не так, как Верилена или Канингем, конечно, но все же заметно. Поэтому я отправляюсь с вами и я вас там "спрячу", закрою. Саму себя мне, конечно же, придется "спрятать" тоже, и я при этом ничего не смогу разглядеть, зато вы сможете. Дочиста скрыть все следы магических влияний на вас, да и на мне самой, может быть, и не удастся, но тут уже придется положиться на удачу. К тому же молодые особы, чтобы привлечь к себе внимание, нередко используют всяческие талисманы, поэтому на балах и не бывает совсем уж "чисто" от магии. Это как раз нам на руку. Да еще и Лестрина распустила слух, что специально для бала....

Рядом с зеркалом обозначилась Жозефина. Она со всей доступной ей бестактностью оглядела свою непрошенную гостью и констатировала:

-- Все так. Еще веер, небольшой, чтобы не бросался в глаза, вот этот, пожалуй. И еще, -- она слегка повернула голову, не сводя глаз с Кордис, -- Амарис, принеси палантин, атласный, серый с синим, с меховой оторочкой.

Едва Амарис успела подойти к двери, как ей пришлось эту дверь отстаивать.

-- Я всего на одну минуточку, -- умолял голос в коридоре, -- только спросить.

-- Госпожа Жозефина сейчас очень занята.

-- Нам только спросить, сущий пустяк. Она все поймет. Она никогда нам не отказывала.... Я сразу же уйду... только спросить.

К полнозвучному голосу, судя по тому, как каблуки Амарис скребли по полу, прилагалось весьма внушительлное тело, остановить которое без пудовых засовов не представлялось возможным.

Амарис мужественно пыталась держать осаду.

-- Подождите немного, я доложу госпоже чуть попозже.

Однако тело уже просочилось в примерочную и, увенчав свою победу обаятельнейшей улыбкой, ринулось на Жозефину, таща за собой бледное худосочное создание, которое, судя по выражению лица, возможно, даже сопротивлялось. Однако силы были уж очень неравны...

-- Госпожа Жозефина, вы -- наш добрый ангел. Вы всегда нам помогаете, -- дама подтащила поближе к благодетельнице тощую нескладную девицу. -- Говорят... Я не могу сказать, кто мне это рассказал, это секрет, я обещала молчать. Но вы же все понимаете. Вы -- наша единственная надежда. Говорят, вам вчера из Ойрина прислали совершенно особенные духи, -- дама сделала загадочные глаза и понизила голос до громкого шепота, -- говорят, от астианских магов... Госпожа Жозефина, я вас умоляю....

Дама всплеснула полными руками и подалась вперед явно с намерением припасть к ногам. Лиска даже испугалась, что она сейчас бухнется на пол.

-- Какие духи? Я ничего не понимаю. Кто говорит?

-- Госпожа Жозефина, я буду вам обязана всю оставшуюся жизнь. Пожалейте мое бедное дитя...

Дитя, как было по ней видно, не надеялось уже даже провалиться сквозь землю и в безропотном молчании дожидалось хоть какого-нибудь конца.

-- Вы знаете, как безжалостен свет к скромным девушкам, -- и без того не самое румяное лицо девушки при этих словах стало землисто-серым, а материнское рвение все набирало обороты. -- Госпожа Жозефина, у вас золотое сердце, об этом все знают, -- не откажите...

Жозефина оглянулась по сторонам, ища спасения от неожиданной атаки, наткнулась на сидящую у зеркала Кордис и стиснула зубы.

Кордис с выражением мрачного веселья оглядела стоящий перед зеркалом ряд пузырьков. Вдохновившись внезапной мыслью, двумя пальцами вытащила наугад стройный, заполненный едва ли на четверть флакончик, слегка тряхнула его и с тонкой усмешкой на губах протянула Жозефине.

Зажатая в узком пространстве примерочной словно мышь между хорьком и кошкой, Жозефина нехотя приняла пузырек..

-- Ну, хорошо, хорошо, только для вас.

Слегка склонив голову набок, она задумчиво оглядела нескладную барышню, вытащила из флакона длинную пробку и дотронулась ею до шеи девушки в двух местах -- под ушами. Потом посадила пару душистых точек на ее плечи, чиркнула по вырезу платья и провела по запястьям.

В воздухе тихой тонкой нотой разошлось едва заметное благоухание, волнующее и томящее, сладкой тоской сжимающее сердце.

Один из стеклянных глаз Лискиной муфты вдруг ожил и с интересом зашарил по окружающему пространству, однако вскоре наткнулся на горностаевый палантин и остекленел обратно.

Тем временем вокруг невзрачной на первый взгляд барышни заискрился воздух, повеяло свежестью. В комнате вдруг стало светлее, цвет шелка на платье девушки стал сочнее и ярче, украшения засияли. Она сама внезапно странным образом преобразилась. Невыразительная блеклость ее кожи превратилась вдруг в бледность и напоминала теперь о нежности лилий. Нездоровая худоба превратилась в хрупкость. Опущенные от смущения ресницы дразнили и завораживали. В угловатых движениях читалась едва сдерживаемая страстная порывистость натуры. Неловкость обернулась оригинальностью. Вокруг юной особы дрожал ореол загадочного своеобразия.

Кордис довольно улыбнулась своему отражению.

-- О-о! -- воскликнула дама и приготовилась было разразиться бурной благодарственной речью, но Жозефина решительным жестом остановила посетительницу и безапелляционно заявила:

-- Все слова -- завтра. Сегодня я сделала все, что могла.

И когда дама с дочерью уже выходила, вслед им добавила:

-- И я очень вас прошу....

-- Да, да, конечно, никому ни слова. Можете быть совершенно уверены.

О, да, можно было быть абсолютно уверенной...

Через пять минут все ойринские гости наконец отбыли на бал, а к госпоже Жозефине постучали.

-- Госпожа Жозефина, -- хорошенькая белокурая головка показалась в дверях, -- вы всегда так добры. Говорят, вам из Астианы прислали сегодня...

После пятой любительницы заграничных духов Жозефина с ненавистью взглянула на чертов пузырек у себя в руке и, помедлив одну секунду, плеснула себе за декольте. Остаток она спрятала за зеркало и позвала Иветту.

-- Иветта, голубушка, меня тут до ночи не оставят в покое. Тебе придется остаться здесь за старшую, а я, пожалуй, сбегу. Поеду на бал.

И, заслышав шаги в коридоре, шагнула в сторону соседней примерочной и растаяла среди бесчисленных шелков, кружев, шарфов и шлейфов.