Драконьи тропы

Лиска держала в руке агатовую чашу, полную темного астианского вина, разглядывала отражения свечей, трепещущие на его поверхности, и поняла вдруг, что совершенно не слушает Наиру, которая говорила с ней о чем-то важном. Она виновато подняла глаза на подругу.

-- Прости, я совсем отвлеклась.

-- Ничего, я просто хотела выпить с тобой за то, что было хорошего в этом году, и за то, что мы оказались в Драконовых горах, и за нашу встречу с тобой.

-- И за нашу с тобой, -- присоединился к ним стоящий рядом Левко.

-- Да, да, конечно, за встречу, -- откликнулась Лиска.

-- И мы -- за встречу, -- выгдядывали уже из-за Левкиной спины астианки, которые всегда все слышали.

-- И мы -- за встречу, -- поднял бокал Варсен, стоявший рядом с Лиской.

И Райн, Иор и Савьен тоже немедленно присоединились.

Она окинула взглядом весь ставший на сегодняшний вечер таким громадным зал. Многих из магов и учеников она видела только в праздники. Некоторых до сегодняшнего дня и не знала вовсе. А были и ставшие уже почти родными учителя и такие же, как и они сами, ученики и ученицы -- те, с кем они виделись каждый день... В этой новой, начавшейся с лета жизни, это были люди, с которыми ее роднили Драконовы горы, волшебство, принципы Гедеониуса Кантора, радость открытий, удивление, праздники... и потери.... У нее вдруг тревожно заныло сердце.

Завыл, застонал где-то над горами зимний студеный ветер. Согнул, растрепал запорошенные свежим снегом верхушки деревьев. Пришли вдруг на ум слышанные когда-то строки:

В мире царствует Зима,

Покрывает землю тьма,

Холод гложет кости гор,

Добирается до нор.....

Напротив Лиски внезапно с шумом распахнулось окно. Стоявший около окна Канингем уверенным движением закрыл створки, оставляя зимнюю стужу за пределами дома, и повернулся к Хорстену:

-- Пора?

Хорстен кивнул. И бывший рядом с ними старейший из астианских магов Лиодор подтвердил:

-- Пора.

И все, кто был в этом огромном зале, один за другим стали выходить из дома.

Лиска, уходившая одной из последних, увидела, как вернул себе нормальные размеры зал. Хотя вернее было бы сказать, что она этого как раз не увидела: все произошло мгновенно, даже и удивляться было нечему, просто все стало как было, и все. И так же, как раньше, у стола крутился Рушка, а около Рушки -- маленький дракончик.

Наконец все вышли к реке. Ветер утих. Навстречу звездам тихо сиял укрывший горы снег. Вдалеке слышался размеренный гулкий звук удаляющихся шагов, рифмующийся со стуком сердца, -- это Сезам, прошедший только что мимо дома, отправлялся туда, где начинали свою поворотную песню сами Драконовы горы.

По земле вдруг прошла волна крупной дрожи, и в следующий миг воздух наполнился грохочущим рыком. Над рекой протянулись к кругу волшебников три могучие шеи с громадными головами. Канингем на правах хозяина дома гостеприимным жестом пригласил Орхоя к костру. Головы понимающе покивали. Средняя осторожно дохнула на переложенные хворостом бревна и, слегка отстранившись, полюбовалась высоким языком взметнувшегося пламени. После этого дракон поднял головы, громоподобно рыкнул, приветствуя пространство, и, оттолкнувшись от прогибающегося под его тяжестью льда, взлетел, широко расправив могучие крылья. Он улетел к Син-Хорайну, а у костра началась Поворотная песня.

Первыми пели Хорстен и Лерайна. К ним постепенно, по одному, по двое присоединялись старшие маги подлунного мира, те, кому было за шестьдесят, или те, у кого были внуки. Пели Верилена, и Лестрина, и Канингем, и Кордис... Мотив был почти так же прост, как набат или стук сердца, и, раз услышанный, никогда не забывался. Суровые слова ложились на душу тяжелым камнем. Начало песни было о зиме. Холода гнали с земли все живое, прогоняли птиц, загоняли в норы лесную мелочь. Метели гнули к земле травы, выдували остатки тепла из лесных чащ, из горных долин, изо всех ложбин и овражков. Зимняя стужа подбиралась к человеческому жилью, пересчитывала запасы, съедала заготовленные с лета дрова. Наступала, грозила болезнями, отсчитывала последние дни надежде на будущее тепло, на зеленую траву. Зима стирала с лица земли все краски ради чистой белой пустоты. И под вой вьюги ледяными звездочками сходила на землю смерть и заглядывала в окна. И безжалостный зимний ветер колоколом раскачивал темное небо над головой.

"Стелит белая метель

Нам последнюю постель"...

После этих слов наступила пауза в несколько долгих, тяжелых и торжественных секунд, и все, кто стоял у костра, взялись за руки.

В следующем куплете к тем, кто уже пел, присоединились полные сил маги и магички, которых не тяготили еще годы. Те, у кого не было еще внуков, но были уже дети. Эта часть песни была, наверное, самая давняя. В ней было невероятное число куплетов, и каждый год добавлялись новые. Простые древние слова рассказывали о том, как живут зимой звери, птицы и деревья и, конечно, люди. О простых делах каждый день и о зимних праздниках.

Лиске очень нравилась та часть песни, в которой женщина ткет к празднику полотенце и кладет нити красные, как красные маки, и синие, как васильки, и зеленые, как луга в мае. А больше всего было нитей белых. Белых, как лебеди над рекой, белых, как платье невесты, белых, как вчера побеленная печка, белых, как мука для каравая, белых, как молоко...

После этого куплета в общий хор вступали молодые женщины, у которых в уходящем году родились дети. И белый цвет теперь означал жизнь.

И тут началось одно из праздничных чудес.

Ледяные горки, оказавшиеся сейчас между кольцами хороводов, озарились светом десятков поставленных на них светильников. Крошечный огонек в каждом из них был закрыт цветным стеклом, и ледяные фигурки, подсвеченные цветными огоньками, являли собой сказочное зрелище.

Мятущиеся языки пламени в центре и тихое свечение ледяных горок между пятью кругами хороводов сливались с плавным, в такт песне, движением самих хороводов в единое действие, в набирающий силу, поворачивающийся вокруг огня поток.

Голоса были разные: низкие, тяжелые мужские, средней высоты и высокие женские, легкие, звенящие молодые. Однако звучали они слаженно и удивительно похоже -- уверенно, и сильно, и неостановимо, как текла полноводная река.

Через некоторое время круги один за другим разомкнулись, и народ, продолжая петь, широкой лентой двинулся от костров мимо дома, в сторону той самой пещеры, где Лиска, Левко и Наира впервые встретились с Канингемом и Дарианом. Там, на маленькой полянке (подруги между собой называли ее "пещерной") был разложен сейчас костер и стояли вокруг него три ледяные горки с цветными светильниками.

Маги все сразу на поляне поместиться не могли. Они длинной чередой обходили хороводом костер, шли дальше, к расположенному совсем рядом порталу, и исчезали там один за другим, чтобы появиться уже около Син-Хорайна. Песня звучала все тише, а потом и вовсе смолкла, когда около портала осталось всего несколько человек. Следующая часть праздничного действа должна была начаться уже около Син-Хорайна.

Тут Лиска вдруг заметила, что замерзла, и с досадой сказала:

-- Ой, Наира, я же не ту куртку надела. Схватила ту, которая ближе была, а меховая осталась на крючке висеть.

-- Да, и правда, ты так замерзнешь совсем. Мы ведь долго там будем, простудишься. Давай ты сбегаешь за курткой, здесь ведь близко, а я тебя подожду, подержу портал открытым, пока не вернешься. Там все равно не сразу начнется, немного времени есть.

-- Хорошо, бегу... А-а, нет, не выйдет, -- огорчилась Лиска. -- Ты одна этот портал не удержишь, он трудный, а если закроется, то мы его сами без старших магов не откроем.

-- Не расстраивайся, -- вмешался Дариан, -- я сейчас всех туда провожу, а сам останусь здесь и подожду, пока ты сбегаешь переодеться. А когда вернешься, открою портал, и я надеюсь, что мы не опоздаем. Тебе же не час нужен.