Драконьи тропы

-- Я помню, что у меня за спиной. Так же, как и напротив -- там три широких дуба стоят. В среднем дупло почти до самой земли. Я его ночью на ощупь узнаю. Ничего я не путаю.

Они опять молча смотрели друг на друга. Было слышно, как медленно, один за другим отваливаются с веток и падают на леденеющую землю мертвые листья.

Никеец, прищурившись, провел рукой по густым черным с проседью усам и сказал наконец:

-- Давай-ка спрячем пока мечи, сынок, да, может, и разберемся, что к чему.

И он, не торопясь, глядя в глаза парню, задвинул меч в ножны.

Левко так же, не спеша, убрал свой.

Вот так. Сейчас можно, пожалуй, и обернуться. Он отступил на два шага назад и в сторону и на всякий случай быстро повернул голову, потом взглянул на никейца и обернулся снова, а потом еще раз. Обвел взглядом всю поляну и ошарашено воззрился на противника, не понимая ничего. Тот тоже успел оглянуться и озадачен был не меньше Левко. Никеец постоял некоторое время, озираясь по сторонам, помрачнел лицом и вопрошающе взглянул на Левко. Тот молча пожал плечами.

Поляна, как оказалось при совместном обозрении, с одной стороны заканчивалась липами, а с другой упиралась в подножия дубов. В средней же части обе породы деревьев наличествовали в пропорции примерно один к одному. И теперь оба защитника границ, хотя и видели по-прежнему, что это очень знакомое место, ни тот, ни другой уже не стали бы клясться, что это "та самая поляна".

-- Ну? -- повернулся к Левко никеец.

-- Ну не ну, а отсюда до Камышанских холмов всадник рысью за десять минут доедет. Никак это не может быть никейская земля.

-- Изнорская -- тоже не может. Мы тоже от Шарайской пустоши четверти часа не ехали.

Никеец смотрел на Левко недоверчиво и сердито. У Левко тоже было мрачно на душе. Не хотелось доставать меч. Может быть...

-- В конце концов, это ведь можно и проверить.

Никеец пожевал ус. Тяжелая это вещь, клинок из Тархине... Он кивнул нехотя.

-- Можно и проверить. Пусть сейчас проедутся туда и обратно по этой вот дороге, с которой вы появились, один твой человек и один мой. И двоих отправим по той, -- он показал на продолжение дороги по другую сторону поляны. -- Через полчаса будем точно знать, на чьей мы земле.

На том и порешили. Двое отправились в сторону Изнорья, двое - к Никее. На поляне остались после этого четверо изнорцев и шестеро никейцев. Силы были неравные, и это беспокоило Левко. С другой стороны, умирать в бою пока вроде бы никто не торопился. Можно было и подождать. Ждать меж тем пришлось недолго. Едва никейский десятник выкурил трубку, как с "никейской" стороны явились те двое, которых отправили к Камышанским холмам. И не успели они, совершенно сбитые с толку, рассказать, где это они так заблудились, как с "изнорской" стороны явилась другая пара.

-- Хм, -- сказал на это никеец, подумал немного и обратился к Левко по-прежнему хмуро, но уже безо всякой злости:

-- Раз так, можно попробовать еще вот что...

Начинались уже сумерки, Люди и лошади не вымотались еще до последней крайности, но устали изрядно, и Левко был рад тому, что они до темноты успели хотя бы выбраться из леса на луговину у подножия Камышанских холмов. Здесь, в хорошо знакомом им месте, можно было и заночевать без приключений. Впрочем, сегодняшний поход по лесу поначалу тоже ничего особенного не предвещал, и то, что дорога, которую они постоянно патрулировали, вдруг выкинет такой фокус, тоже никто не ожидал. В результате они так и не осмотрели леса до самых никейских границ, и до Одинца не добрались, как обещали воеводе. Придется завтра встать пораньше и ехать в Одинец по другой дороге, мимо леса, лишь бы к полудню успеть, чтобы там тревогу не подняли. И воевода строго спросит за задержку. Однако и то было хорошо, что они все остались сегодня живы. Да и воеводе будет о чем доложить. А пока, и неизвестно как долго, всему отряду придется помалкивать о том, что случилось в изнорском лесу неподалеку от никейской границы.

Его тронул за рукав подъехавший поближе Ринар.

-- Вон там, у среднего холма, есть небольшой ручей, деревьев несколько и кусты рядом -- лучшего места для ночевки сейчас не сыщешь.

-- Пожалуй, что и так. Там и встанем.

Холодны и бесприютны осенние ночи, особенно после трудного дня. Ветер рвал из-под котелков пламя костра, дул то с одной, то с другой стороны, заставляя людей кутаться в дорожные плащи, а лошадей -- сбиваться в кучу и жаться к кустам и невысоким, почти полностью облетевшим деревьям. Дождя, к счастью, не было. А как только раскинули палатку, утих и ветер. Выглянул из-за тучки месяц, освещая холодную землю. Закипела в котелках вода. Скоро сварилась и каша. Левко полез в котомку за чаем, а к чаю нашлось и еще чем согреться, и скоро у костра стало куда теплее...

О дневном приключении, как и условились, никто не говорил. Вспоминали разные байки о здешнем крае, кто что знал, да иногда к слову рассказывали о себе. Отряд был собран недавно, и не все были друг с другом хорошо знакомы. Левко больше слушал, чем говорил, смотрел на небо, соображал, какая завтра будет погода...

Костер потух. Дружинники полегли спать. Первым в дозоре остался Ринар. Левко решил напоследок пройтись по луговине, осмотреться, все ли вокруг спокойно. Едва он отошел от стоянки сотню саженей в сторону леса, что был за неширокой луговиной по другую сторону дороги, как услышал позади неровный перестук копыт. "Надо же, -- умилился про себя Левко, -- бегает за мной как собака. Боится, что сбегу, не иначе. Может, и надо бы. А, впрочем, конь хороший. Да к тому же почти даром, за двадцать пять драйнов всего -- мне здорово повезло". И не успел он еще додумать до конца эту мысль, как уже летел на землю, сбитый с ног крепким тычком в спину.

"Чертова скотина! Я за последний месяц на коленках синяков набил больше, чем за все свое детство. И это наказание за целых двадцать пять драйнов. Грабеж, честное слово! Хорошо еще нос не расквасил. А вот рукав опять, наверное, зашивать придется".

Левко, стараясь зря не тревожить вселенную, скрипнул зубами и, оставив ругательства на какой-нибудь еще более подходящий случай, начал подниматься с земли (хорошо все-таки, что здесь не камни, весь бы ободрался) и замер.

Прямо перед ним среди сухой травы, свернувшись клубочком, как кошка, лежал маленький, с кошку же и размером, дракон и грустно смотрел на Левко, не шевелясь и не поднимая головы.

Парень вскочил на ноги и с секунду стоял, тупо глядя прямо перед собой. Посмотрел на поле, лес, провел рукой по лицу, обернулся назад и снова взглянул под ноги. Дела!..

Темная чешуя дракончика тускло мерцала под лунным светом, трудно было в сумерках разобрать, какого он цвета. Были у него и крылья. На одном, как-то очень неудобно подвернутом, он лежал, другое, неподвижное, безвольно распласталось по боку и по земле. Все говорило, что он либо ранен, либо болен. А в устремленном на человека взоре была такая тихая безропотная печаль, что становилось совершенно ясно, что это не галлюцинация и не призрак. Так смотреть мог только настоящий дракон, которого в этих краях никак не могло быть.

-- И что теперь делать?

Дракон молчал. Рыжик рядом переступил с ноги на ногу, наклонился, шумно дохнул на дракончика и тоже ничего не сказал.

-- Молчишь? -- упрекнул коня Левко. -- Думаешь, дальше -- не твое дело.

Ну, а что тут было придумать?

-- Иди-ка сюда, малыш.

И Левко не без некоторых опасений подсунул под дракончика руки.

Он оказался на удивление легким и был к тому же сухим и холодным. Левко еще несколько секунд разглядывал его, держа на руках, а потом, не долго думая, сунул это полубезжизненное тело себе за пазуху.

-- Ну, что же, -- сказал Левко коню,-- раз уж ты такой заботливый и глазастый, вези нас теперь куда скажу.

И, оставив Ринара за главного до того времени, пока он завтра не догонит их на Ковражинской дороге, Левко тут же отправился для начала по направлению к Ойрину, а там видно будет куда...