Драконьи тропы

Она жутко обиделась, что я вмешался и не дал ей победить. Мне оставалось только кивать и соглашаться, хотя она к тому времени была уже серьезно ранена и сражение для нее могло закончиться совсем плохо. Ей, конечно же, никак нельзя было этого говорить. Приходилось только извиняться и уговаривать ее не рисковать собой -- еле уговорил.

-- Да уж, характер у нее тяжелый.

-- Это ты ее раньше не знала. В последние года три, после того, как у нее появились внуки, она стала куда мягче нравом, и спокойнее, и терпеливее.

-- Правда, -- Лиске оставалось только удивляться. -- Так у нее что же, есть семья?

-- Ну, -- Дариан поморщился,-- это вопрос сложный, и уж во всяком случае ее лучше ни о чем таком не спрашивать.

-- Да мы вообще стараемся ее поменьше спрашивать. Хотя иногда хотелось бы. У меня до сих пор в голове такое не укладывается: Кордис может превратиться в дракона!

-- У нее есть еще одна интересная ипостась. Если повезет, когда-нибудь увидите.

Он замолчал и огляделся по сторонам. Взглянул, прищурившись, на солнце.

-- Пора нам, однако, двигаться дальше. А впереди у нас одно из самых мрачных мест (если не самое мрачное) в Драконовых горах и самых неприятных. Дракон, который там живет, родился из страхов, и страхом там пропитана вся земля. Самого его почти никто не видел, наверное, от того, что он сам боится всех. Мирина, правда, говорила, что как-то с ним встречалась. В любопытстве (или любознательности, можно назвать это кому как нравится) ей здесь не было равных, и она как-то изловчилась его подстеречь. Жаль, я не удосужился ее порасспросить, какой он. Все думал, что будет еще время... Но сейчас не об этом. То место, куда нам надо попасть, отсюда уже недалеко, часа полтора, если добираться на лошади. Только пережить эти полтора часа непросто.

-- Но ведь если дракон даже не показывается, то бояться же нечего, -- высказала утешительную мысль девушка, -- там не опасно.

-- Опасно. Нападать он не нападает, это верно, но там легко заблудиться. Навсегда. Стоит лишь начать поворачивать в ту сторону, где кажется не так страшно, и пропал человек. Заходит в самую глубь и плутает там дни и ночи, шарахаясь от каждой тени, пока не... -- он взглянул на Лиску и закончил: -- Поэтому, чтобы выйти, нужно двигаться именно в ту сторону, куда страх не пускает. Все очень просто. Только выполнить это трудно. Проходить будем вот как: все доступные нам с тобой по дороге потоки будем направлять на то, чтобы оградить от влияния дракона коня, тогда он нам поможет. Дорогу он знает сам, можно на него положиться. Останется только не мешать ему, это, правда, тоже будет непросто. А нам самим придется обойтись вовсе безо всяких магических защит. Разве что... -- он полез за пазуху и вытащил на свет фляжку. Снял с нее крышку, махнул ею в воздухе и в следующий миг уже держал в руке пару стопок. -- Это -- ковражинская "Травница". Так, пожалуй, полегче будет.

Лисса взялась за стопку, махонькую, из резной бересты, доверху налитую терпкой, ароматной, жгучей жидкостью, которую уважали во всем Изнорье. Тепло земли, согретые солнцем травы, пахнущие медом и горечью, тяжелый гул шмелей и стрекот кузнечиков, шелест падающих под косой стеблей, широко разливающиеся над лугами вечерние песни, высокое небо, выгнувшееся над полями, -- весь жар лета был в старинной настойке.

Она взглянула на Дариана. Он ободряюще кивнул ей, поднял стопку и пожелал:

-- За удачу.

Махом выпил стопку, стряхнул последние капли на землю и выдохнул решительно:

-- Поехали.

Она сидела, как и в прошлый раз, прямо перед ним, и ей почему-то вовсе не хотелось ни о чем спрашивать. Он молчал, а она не смела нарушить его сосредоточенности. Хрупали мелкие камешки под копытами Снежка, серебрилась под солнцем белая грива...

-- Видишь вон тот лесок впереди? Сейчас начнется, -- голос его звучал глухо и напряженно. -- Тебе сейчас нужно будет мысленно выставить вперед руку и сделать перед конем щит, прозрачную стену, которую ты будешь двигать впереди. Я буду делать то же самое да еще добавлю ему сил, чтобы нести нас обоих. Того, что мы вдвоем сможем здесь насобирать, только на это сейчас и хватит. Коня мы от страхов защитим, а самим нам с тобой придется просто терпеть. Просто терпи. Готова?

Лиска кивнула.

-- Тогда вперед. Выставляй щит. Вот так, да. И держись.

Он стиснул лошадиные бока, и конь пошел крупной размашистой рысью. Лиска едва успела изобразить щит, как буро-сизый, уже сбросивший листву лес стремительно надвинулся на них.

Они влетели в серую тень голых веток, и ей вдруг стало холодно и так нехорошо заныло сердце. Только что сияло на небе солнце. Светило и сейчас, только как-то тускло, холодно, издалека, будто нехотя заглядывая в это дикое место. Конь, не сбавляя темпа, несся по дороге, а дорога уходила все глубже и глубже в этот жуткий пустой лес. Все ближе и ближе к дороге подступали по обочинам корявые, будто извивающиеся стволы. Вдруг рухнула позади них гнилая ветка, глухо бухнувшись на дорогу. Вскрикнула где-то впереди птица. И поползли по лесному сумраку шорохи. У Лиски перехватило дыхание, и холодная липкая капля медленно покатилась между лопаток. А впереди...

-- Лисса, держи щит!

Она слышала, что он говорит тихо, и все же казалось, что его слова гремят как брошенный на пол кузницы лист железа, и сейчас на этот звук сбегутся... Она вздрогнула, но щит удержала.

"Конь вынесет, вынесет, надо только ему помочь", -- сжав зубы, она мысленно уперлась ладонью в прозрачную тень щита перед конем, такую зыбкую, ненадежную. А что, если...

Дорога вильнула влево. Стало еще темнее, а впереди, над самой дорогой, появилась вдруг легкая серая дымка. Потом она потемнела, заструилась вверх, раздалась в стороны и встала на пути черным полупрозрачным облаком. И были там, в темной мутной глубине... глаза... И жуть могильная. И вокруг в немой тишине корчились черные скелеты деревьев. И они неслись навстречу этой цепенящей жути. Лиска онемела от ужаса. Она не чувствовала своих рук и не соображала уже ровным счетом ничего, и понимала только, что туда нельзя, что надо немедля свернуть, уехать, убежать назад или хотя бы в сторону. Остановить коня, немедленно! Непереносимый ужас заполнил все ее существо, стирая все, что там было минутой раньше. Бежать, бежать!

-- Терпи, терпи как боль! -- выдохнул ей в ухо Дариан. А сам бросил повод и выставил вперед правую руку, левой обхватив Лиску и крепко прижав к себе. Конь рванул вперед во весь лошадиный дух и... то ли мир рухнул, то ли она сама ослепла от ужаса. На несколько мгновений стало совсем темно. Потом обозначились и стали различимы в мутной дымке темно-серые шершавые стволы.

Обомшелые корявые ветви, узловатые корни, бледные огонечки за кустами и буро-фиолетовые, осклизлые, мрачного вида грибы лезли на глаза, пугая, вызывая отвращение и страх, но того дикого ужаса все-таки уже не было. Или она притерпелась? Впрочем, тревога не проходила, а через некоторое время снова начал набирать силу страх, оглушающий, изматывающий, лишающий воли и соображения. Со всех сторон крались к ним шорохи, скрипы, мерзкое хихиканье. То начинали впереди рычать и выть невидимые звери, то верещала в чащобе последним смертным криком какая-то тварь или птица, а то земля под копытами коня вспучивалась и шевелилась, и не было этой дороге конца. И время тянулось еле-еле, тяжелое и тягучее, словно патока. На душе было тошно от постоянного ожидания невесть чего. Все тело ныло от напряжения, а от необходимости все время держать перед конем щит затекло и онемело не только плечо, но кажется, даже и само внимание.

Снежок меж тем деловито перебирал копытами дорожные колдобины, не обращая внимания на странные подробности дороги, и лес в конце концов начал редеть и кончился. Когда они выскочили на освещенную солнцем опушку, Лиска была счастлива как, наверное, никогда за всю жизнь. Она слезла с коня, сделала несколько шагов, не чуя под собой ног, и облегченно вздохнула. Вокруг были только засохшие стебли и увядшие листья давно отцветших луговых трав, но краше этого жухлого травостоя в этот момент не было ничего на свете.