Страница 17 из 20
Но невыгодный мир мог взволновать только офицеров и сановников, что, конечно, важно, но недостаточно для «объяснения» перемен на троне. Тогда возникает версия о перемене религии, которая должна была шокировать и возмутить каждого крестьянина, которому манифест читали в церкви, каждого мещанина, не говоря уже о духовенстве и дворянах. Здесь, вероятно, имелась в виду реформа, начатая Петром III (и продолженная Екатериной), предусматривавшая секуляризацию церковных земель и дальнейшее «огосударствление» церкви. Реформа эта, вполне в духе Петра I, под пером автора манифеста внезапно превратилась в полную отмену православия и введение протестантизма как государственной религии. То, что эта версия ни на чем не была основана, решительно не волновало Екатерину: едва ли кто-то потребовал бы у нее доказательств.
Для Двора и европейских государей подготовили еще одно объяснение: Петр, по примеру своего деда, хотел развестись с женой и упрятать ее в монастырь. Выдающийся русский историк XIX в. Сергей Михайлович Соловьев рассказывает в XXV томе своего многотомного труда «История России с древних времен»: «Фридрих II, разговаривая впоследствии с графом Сегюром, который ехал посланником от французского двора в Петербург, сделал такой отзыв о событиях 28–29 июня: „По справедливости, императрице Екатерине нельзя приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода, слаба, одинока, она была иностранка, накануне развода, заточения. Орловы сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухою в повозке. Екатерина не могла еще ничем управлять; она бросилась в объятия тех, которые хотели ее спасти. Их заговор был безрассуден и плохо составлен; отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать“.
Несмотря на видимую меткость последнего выражения, мы не можем признать справедливости этого приговора. Фридрих не объяснил, каких бы условий он требовал от заговора, хорошо составленного. Мы видим одно, что при всеобщем возбуждении людям энергическим было не трудно достигнуть своей цели. Движение произошло в гвардии, но оказалось немедленно, что Екатерина точно так же опиралась на Сенат и Синод. Средства Петра III были истощены, когда сломлено было сопротивление ничтожного числа офицеров, хотевших удержать полки. Мы не будем утверждать, что Петр III отличался смелостью; но если бы он принял совет Миниха, то есть ли основание утверждать, что в Ревеле и в заграничной армии он не испытал бы такого же приема, как и в Кронштадте?».
Едва ли, впрочем, «возбуждение» и недовольство Петром III было таким уж «всеобщим», куда большее возбуждение охватило все слои общества при «возвращении государя» – Пугачевском бунте. И даже во время войны 1812 года в приграничных деревнях иногда принимали французские войска за «возвращение императора Петра III», якобы чудесным образом спасшегося и бежавшего за границу. Но и серьезных протестов против коронации Екатерины, состоявшейся 22 сентября 1762 г. в Успенском соборе Московского Кремля, историки не знают.
За неделю до этого Екатерина торжественно въехала в Москву под звон колоколов и грохот пушек. Улицы были украшены гирляндами, вывешенными коврами и гобеленами, густой зеленью ельника и множеством цветов.
Успенский собор Московского Кремля
После того как Екатерина, как предписывал ритуал, надела на себя порфиру и орден Андрея Первозванного и возложила на свою голову корону, на Красной площади раздался залп пушечных орудий, возвещавший, что у России есть новая императрица. Над Екатериной совершился обряд миропомазания, затем она через Царские врата прошла к престолу и там приобщилась Святых Тайн по царскому чину.
Когда императрица вышла из Успенского собора, «воскликнуло все войско и весь бесчисленный народ „ура“». Крики продолжались полчаса, пока императрица не дала знак продолжить шествие. В Архангельском и Благовещенском соборах Екатерина по древнему обычаю поклонилась праху усопших предков русских царей и приложилась к святым мощам и наиболее почитаемым иконам, а затем возвратилась во дворец. Во время ее шествия по территории Кремля полки «отдавали честь с музыкою, барабанным боем и уклонением до земли знамен, народ кричал „ура“, а шум и восклицания радостные, звон, пальба и салютация кажется воздухом подвигли, к тому ж по всему пути метаны были в народ золотые и серебряные монеты».
Грановитая палата
Но Екатерина хорошо знала цену этому всеобщему ликованию. Может быть, в этот момент она вспомнила, как ее ныне покойный муж планировал свою коронацию в Кремле после победоносного похода на Данию, коронацию, которая так и не состоялась. Она понимала, что ее положение сейчас еще более шатко, чем положение Петра III еще три месяца назад, и что она, как и он тогда, не знает, что готовит ей будущее. Но, в отличие от Петра, она не была уверена в незыблемости своего положения на троне, что давало ей преимущество. Новая императрица знала, что успех необходимо закрепить, и она приступила к этому тут же, не откладывая, благо момент был подходящий.
В аудиенц-зале объявили милости людям, которые помогли новой императрице взойти на престол, а также тем, которые отличились храбростью во время войны с Пруссией.
Далее последовал торжественный обед в Грановитой палате, вечером была устроена иллюминация. Тут же возникла легенда, что императрица, переодевшись в простое платье, в полночь спустилась на Красную площадь, чтобы полюбоваться иллюминацией, а «народ узнал ее и приветствовал громким „ура“, пока она не удалилась во внутренние покои».
Торжества продолжались семь дней. И в течение еще восемнадцати дней можно было полюбоваться на коронационные регалии и уборы новой императрицы, выставленные в «бывших Сенатских покоях, что у Черниговского собора». Там можно было увидеть и корону, которую украшали драгоценные камни общей стоимостью 2 млн руб., и специально изготовленную для этой церемонии «державу», и три мантии – парчовую и две кружевные, золотую и серебряную, которые императрица надевала на первый и второй дни аудиенции после коронации, и коронационное платье Екатерины II, выполненное из серебряной парчи и украшенное гербами Российской империи.
Награды, розданные в Кремле в день коронации, лишь начало целого дождя бенефиций, пролившегося на дворянство. Сергей Соловьев пишет: «Кончились заботы о приобретении власти, начинались более тяжкие заботы о ее сохранении. Нужно было наградить людей, помогших достигнуть власти, – дело тяжелое, ибо каждый ценил свою услугу дорого и ревниво смотрел вокруг, не получил ли кто больше за услугу меньшую; виделись только радостные лица, слышались восторженные клики, а между тем бушевало целое море страстей. Нужно было ценною, удовлетворяющею наградою закрепить старых приверженцев, не возбудить между ними соперничества, не произвести между ними столкновения, не произвести вражды между ними и собственным их делом; нельзя было, по крайней мере вдруг, удалить людей, стоявших наверху в прежнее царствование и не участвовавших в перемене, ибо и они, исключая очень немногих, не были довольны прежним царствованием и не были виновны в том, чем возбуждалось всеобщее неудовольствие; нужно было показать, что никто из людей видных, полезных своею деятельностию не потерял от перемены; нужно было сделать так, чтоб прошлое не напоминало о себе ничем добрым, не высказывалось ни в одной силе, которая бы не осталась неупотребленною и которой не было бы дано лучшее направление в настоящем. В прошлое царствование почти не было опал, потому что наступило спокойно, без переворота; новое царствование должно было показать свое превосходство тем, что не допускало опал, хотя и произошло вследствие переворота; не желалось показать, что были люди, и люди видные, которые враждебны новому царствованию; нельзя было нарушить всеобщности признания нового, всеобщности сочувствия к нему; а между тем естественно рождалось соперничество между людьми, которые считались своими, и между чужими, которые введены были в права своих. Нужно было неусыпными попечениями о делах внутренних показать народу, что Россия действительно избавлена от страшного расстройства, происходившего вследствие отсутствия разумной власти; а в делах внешних нужно было дать народу требуемый мир и в то же время восстановить значение, славу империи, потерею которых порицалось прошлое царствование».