Страница 13 из 14
Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании человек становится вялым. Растение так и называют «лентяй-трава». Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.
Расстройство замечают не сразу, потому как, стоит выйти из дома, голова проясняется, руки просят работы, а… хм… тело – любви. Но только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.
Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине отказываться от средства, если хотела при муже остаться. Отказалась. К лету снова люльку качала.
А семейство ткачей многочисленное… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал?
Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.
Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, все убрала? Если так, мужик должен был поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.
Все подходящие места я осмотрела – не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.
Подхваченная ветром занавеска взлетела и опала. Стоял теплый летний вечер, до темноты было еще далеко, запахи свежевскопанной земли и травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и… В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда, оказалась права, сначала надо исключить очевидное.
Корешок все еще тлел, почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.
Я осмотрела остальные окна в комнате и достала еще две курительницы. Основательно сработано. Если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день вовсе не добудились бы.
Открыв коробочки, от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв крышки, убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.
– Все в порядке, – сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. – На опочивальне сглаз. Переберетесь в другую комнату, и все сразу наладится, – повернувшись к Рее, я спросила: – Не хотите ли помочь господину магу?
Рея отрицательно замотала головой и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились утвердительными, и женщина от желания оказаться подальше от дома ткача, которого так усиленно лечила, даже вскочила с лавки.
Ответы на любые вопросы на самом деле лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.
Дом Керея мы покинули в полной тишине. Петриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:
– Она не маг, раз не видит печать.
– Поблагодарим Эола за маленькие радости, – так же тихо ответила я.
В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Петриш занял место у стойки. Сев за столик, я выложила перед Реей жестяные коробочки.
– Почему ткач? – спросила я.
– Выбрали дом позажиточней, – пожала плечами женщина.
– Что это? – спросил Рион.
– Лентяй-трава, ее дым отбивает всякую охоту к… к чему бы то ни было, – ответила я, а парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. – Почему вовремя не убрали? – Я указала на курительницы.
– Всего не упомнишь, – пробормотала Рея. – Не успели мы…
– Мы? Кто еще в этом участвовал? – спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.
– Вам-то что за дело, господин чаровник? – развязно спросила Рея. – В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами, что ли, возьметесь? Все бы вам, магам, на нас, травниц, напраслину возводить…
– Лечить? Напраслину? – поднял бровь Рион.
– Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…
Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, здорово умерив браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.
– Ваше?
Рея побледнела. Потом посерела. На нас начали оглядываться. Петриш нахмурился, но вмешиваться не стал.
– Воды, – попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.
Но доиграть падение в обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.
– Это все Лиска. Племяшка моя. – Я бросила взгляд на мага, но тот остался спокойным. – Она прошлым летом у нас появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.
– И вы ей сразу поверили? – удивилась я. У нас в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сбора урожая. Неблагодарное это дело – набиваться в родню. Работать заставят, вместо того чтобы дом отписать да серебряными динами осыпать.
– А чего ж не поверить? – хмыкнула травница. – Они же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска – девка бедовая да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея. – Женщина говорила, а взгляд слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. – Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. – Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. – Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.
– Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? – спросила я.
Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:
– Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтобы хворь постыднее была, чтобы он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.
– Зеркало откуда? – не вытерпел Рион.
– Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, – нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.
– И вы согласились?
– Ага, боязно, конечно, было, но одна она у меня, кровинка, остала-а-а-ась. – На последнем слове тетка вдруг завыла. Чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулась половина зала. – Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Петриша никто не хватился, вот я-а-а и успокоила-а-а-ась. – Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.
– Вчера что случилось? – спросила ее. – С козой?
– Я болезнь изгна-а-а-ала. – Парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойнее продолжила: – Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, пока никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли аль Петришу за гроши сдали. – Она кивнула на трактирщика. – Чужакам все равно, никого не знают, ни о чем не бредят.
В целом я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание – полная чушь. Но все равно слова травницы оставили в душе какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.
– А Лиска? – спросил Рион.
– А что Лиска?
– Зачем меня на сеновал потащила? – спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.