Клетка

Парень подхватил свою сумку, еще раз огляделся – одни прыщавые курицы! Попытался выстроить в голове образ той, которая могла бы его зацепить, но, кроме рыжеволосой из La Roux, на ум никто не пришел. У него очень высокие требования к будущей претендентке на его сердце.

В холле вновь прибывших встречала молодая женщина лет тридцати – тридцати пяти в красном элегантном костюмчике. Маникюр в тон помады, аккуратный пробор, крошечная брошь на жабо, юбка-карандаш, туфли-классика. Директриса, кто ж еще? Идеальна, как и этот вылизанный паркет! Вот бы плюнуть под ноги, но… Сэлл сдержался. Вспомнил, как ему в лицо плюнула мать, когда он назвал ее хахаля золотым вштырем. А нечего было так громко долбиться в соседней комнате!

– Эй, придурок! Уберись с дороги! – Кто-то пихнул Сэлла в спину. Ну ясно – из той кучки, в которой каждый считает себя первосортным. Смерил брезгливым взглядом из-под длинной челки и хотел еще что-то вякнуть, но Сэлл… двинул ему под дых.

Лохматый согнулся и закашлялся.

– Ты че, урод! – прохрипел он. – Да тебя… Да ты…

– Смотри не обделайся! – хмыкнул Сэлл.

Одни кретины! А строят из себя…

Пока все толпились возле каких-то списков, он зарулил в первую попавшуюся комнату на втором этаже, швырнул сумку в угол, без интереса открыл дверцу прилегающей к кровати тумбочки и тут же небрежно захлопнул ее. Растянулся на заправленной постели, закинув руки за голову, и лежал так долгое время, рассматривая образцово ровный потолок. А когда кто-то вошел в комнату, даже не соизволил посмотреть на гостя.

– Ну и че это? – ухмыльнулся визитер. Тряхнул длинной шевелюрой и облокотился о дверной косяк: – А-а-а, я, кажется, понял. Сторожишь мою комнату, чувак? Ну спасибо! – хохотнул коротко и оскалился: – А теперь давай, вали отсюда! Драй толчки, вылизывай мусорки… или что там обычно обслуга делает?

Серьезный персонаж! С таким что-либо делить – себе дороже.

И Сэлл делить не стал.

Молча поднялся с кровати, не торопясь направился к выходу… А когда поравнялся с этим пустозвоном, считавшим себя редкостным остряком, схватил его за челку и рванул с такой силой, что визитера согнуло пополам.

– Сортир готов к использованию. Осталось только дернуть за веревочку и смыть говно! Тебе помочь? Или ты сам? – усилив хватку, отчеканил прямо в ухо, а проходивший мимо ротозяв даже остановился посреди коридора.

Патлатый попытался вырваться, но вовремя сообразил, что может остаться без скальпа. Беспорядочно молотя руками по воздуху, замычал неразборчивые ругательства.

– Вижу, что сам, – холодно заключил Сэлл и без лишних движений выставил незваного гостя за дверь.

Тот еще долго визжал в коридоре, как баба. А что ему оставалось? Только отыграться на тощем дохлике – свидетеле унижения. Вломить ему, дать пенделя, спустить с лестницы… Ну да! Именно так поступают крутые перцы!

Сэлл расстегнул сумку. Вытащил оттуда чистое белье, мыло, клетчатое полотенце и отправился в душ. Персональный санузел в комнате был для него чем-то вроде компенсации за все то, что предстояло вынести в стенах этой чертовой школы.

Кинув взгляд на ряд пластиковых баночек одинакового цвета и размера, взял первую попавшуюся и выдавил содержимое в ладонь. Запахло морскими водорослями. И свежестью. Вода потекла по загорелой спине. Сэлл быстро намылил голову, а заодно шею, плечи, грудь, а потом подставил лицо под теплые струи, и пена узкими дорожками побежала по животу и ногам.

Глава 4

Элейн

Вы любите гостей? Я нет. Всегда кажется, что они вторгаются, вынюхивают, нарушают мое пространство. Это с детства. Ведь все наши проблемы оттуда, да? Я точно знаю это, так пишут в книгах по психоанализу и говорят на приемах у психотерапевта. Не слышали? Тогда поверьте на слово.

Особенно я не любила, когда приезжал мой кузен Шон. Мне было шесть, а ему тринадцать. Он всегда ходил с книгой под мышкой и задирал передо мной нос. Белобрысый, чистенький всезнайка.

Но я-то знала, что за мыслишки вертелись в его голове! Сразу поняла. Как только увидела, что он прячет под невзрачной обложкой. Такие картинки не для правильных мальчиков. Это плохо. Ради этого мама и папа закрывают дверь в спальню плотнее. Это взрослый секрет.

А Шон демонстративно кривился, когда в кино показывали поцелуи. Маленький говнюк!

Он поймал меня в своей комнате, когда я рассматривала его книжку, заставил спустить трусики и принялся бесстыдно разглядывать. Я плакала и стеснялась, прикрывалась, как могла. Но он поднимал мои руки и говорил, что иначе расскажет всем, что я рылась в его вещах.

На первый раз Шон отпустил меня быстро. Во-первых, позвали ужинать, во-вторых, шестилетний ребенок не возбудил его интереса – слишком уж отличался от тех моделей из книги.

Я надеялась, что больше он меня не поймает. Несколько дней держалась поближе к родителям и сестре. Если оказывалась с Шоном в одной комнате, начинала нервничать и привлекать внимание взрослых любым способом – могла опрокинуть что-нибудь или пустить слезу ни с того ни с сего. Кузен делал вид, что не понимает. Даже пару раз вежливо предложил сыграть с ним в прятки. Как же!

Я считала дни до его отъезда.

Но мне показалось правильным забрать его книгу напоследок!

Выждав момент, я пробралась в его комнату и стащила ее.

Если есть Бог, то почему он не подсказал мне, что надо просто показать книгу взрослым? Нет, я утащила ее к берегу реки и принялась рвать страницы в мелкие клочки. Дрянные, грязные картинки! С каким наслаждением я расправлялась с ними! Представляя, что это Шон, его кожа. И пускала их по ветру с обрыва.

Я так вошла в раж, что не заметила своего кузена, подкравшегося сзади…

Обнаружив пропажу, он отправился на поиски. Но не книги…

Первый удар пришелся мне в затылок, вторым ударом Шон разбил мне нос. В третий раз он безжалостно заехал ботинком мне в живот.

Спасаясь от ударов, я только и смогла, что отползти к обрыву и соскользнуть вниз. Скатившись кувырком по траве, оказалась в реке. Вонючая вода хлынула мне в нос и в рот. Я захлебнулась. Дернулась. Нащупав склизкое дно, встала на ноги и закашлялась. Изо рта вывалились длинные нити водорослей и еще какая-то мерзость.

Я плакала. А Шона уже не было.

Когда я вернулась домой, вся продрогшая и в синяках, то не дождалась никакого сочувствия. Наоборот! Меня же еще и отругали, и лишили ужина. Потому что этот гаденыш Шон принес только обложку своей ненаглядной книги, предварительно избавившись от компрометирующих страниц, и обвинил меня в том, что я уже не первый раз покушаюсь на его вещи. А теперь еще и книгу вот испортила!

Разумеется, слушать мою версию никто не стал.

Только сестра меня пожалела. Не пошла со всеми гулять, а притащила мне остатки пирога. Даже легла со мной в кровать, хотя мы с трех лет спали отдельно.

Чувствовать ее руки было здорово – они грели и обнимали. Сестра целовала меня в лоб и шептала, что все будет хорошо. Как мама.

И я верила, что будет. Когда этот противный Шон уедет. Особенно если по дороге с ним что-нибудь случится. Например, машина опрокинется в кювет или лоб в лоб столкнется с многотонным мусоровозом. Помню, я даже представляла это! Как окровавленного гаденыша извлекают из-под кучи зловонного мусора, а он раздавлен, бьется в агонии, просит полицейского передать мне последнее «прости» – и дохнет.

Воспоминания захлестнули меня ядовитой волной, будто не миновало с тех пор почти три десятилетия. Я сжала кулаки до одурения – так, что ногти вонзились в ладони. Мне снова захотелось наказать его! За все! Сейчас!

Я спустилась в подвал, где некогда находилась прачечная, и прильнула к окошечку у пола. Помнится, отец сделал его, когда мы не заметили Черри и захлопнули дверь, а он едва не сдох внизу, бестолково мяукая, – не слышно же ничего.