Восставшие из Рая

– Все?

– Пожалуй, все. Нет, точно все! − врач, словно испугавшись, что журналист уцепиться еще за что-то, снова начнет отбирать деньги, был категоричен.

– Хорошо, Иннокентий Аркадьевич, спасибо за интервью. Если у меня возникнут какие-то вопросы при его расшифровке, − кивок на диктофон, я с Вами свяжусь. Номер Вашего телефона у меня есть, − и, не давая своему собеседнику вставить хоть слово в возражение, быстро спросил. − Вас подвести? У меня еще есть час времени.

– Нет, нет, спасибо, − торопливо ответил врач. − Я хочу спокойно пройтись, подышать свежим воздухом.

– Ну, как знаете, хозяин барин, − Александр поискал глазами официантку, чтобы расплатиться.

Но тут в кафе шумно зашла ватага разнополых семнадцати-восемнадцатилетних подростков.

– Не гони, Серый. Раз такое дело, я тебя прошу, ты не газуй со старта, может просто попиздим, да и разойдёмся, я жрать хочу, как пёс.

– А я и не газую. Но я завтра должен бабки отдать Матросу. Если нет, он товар другому сдаст. Желающие на него найдутся! Он, хотя бы Ленка возьмет! Да, Ленчик? − высокий черноволосый парень, с повязанной на голове черной бандане, обильно обляпанной черными черепами, обнял за плечи идущую рядом с ним тоненькую девчушку со смешно торчащими двумя светлыми косичками.

Вся компания весело и, как показалось Александру, несколько глумливо захохотала.

Тот, который хотел «жрать как пес», облокотившись на стойку, произнес:

– Три двухлитровых «Арсенального» и шесть пакетов чипсов.

– Коля, возьми еще пачку «Элема», − тоненьким голоском попросила Лена.

Коля вопросительно посмотрел на облокотившегося на узкие девичьи плечи парня в бандане. Тот милостиво бросил:

– Давай. Разве можно женщине отказать.

И вновь компания весело-глумливо захохотала. Официантка быстро обслужила подрастающее поколение.

Смеясь, компания двинулась к одному из свободных столиков. Сразу бросалось в глаза, что Серый − высокий парень в бандане с черепами здесь главный, вожак. Он единственный, да еще девушка Лена, которую он обнимал за плечи, не нес ни пива, ни чипсов, ни бокалов. Проходя в узком проходе между двумя столиками он зацепил локтем голову, откинувшегося на спинку стула парня, пришедшего в кафе с девушкой несколькими минутами раньше.

– Можно поосторожней!

– Ты бы еще лег! − Серый, мгновенно срисовав и оценив сидящего за столиком парня, а также его спутницу, решил покуражиться. − Не у себя дома сидишь, козел!

Сидящий парень вскочил. Он оказался чуть ли не на голову ниже своего обидчика. Да к тому же, как заметил Александр своим профессиональным взглядом журналиста, у него одно плечо было выше другого.

Компания, в предвкушении развлечения, привычно выстроилась полукругом.

– А ну извинись, − невысокий парень исподлобья смотрел на своего противника.

– Серый, извинись, − захохотал один из стайки тинэйджеров. − А то он смотри какой, уебет и умрешь.

Взрыв хохота, сквозь которое донеслось едва различимое:

– Олег, успокойся. Не связывайся с ними.

– Пошлите отсюда, − Иннокентий Аркадьевич вскочил с места. − Вы говорили, что на колесах. На Гиляровскую не подбросите?

– Вы же хотели подышать свежим воздухом?

– Уже передумал! Пошлите! − и врач решительно направился к выходу.

– Ты не слышал, что твоя телка сказала, а ну катись отсюда, − раздалось за спиной Александра.

Он понимал, что сейчас начнется драка. Трое пацанов, не считая сопровождающих их двух девиц, на одного невысокого щупленького паренька. Все его мужское достоинство и армейское прошлое бунтовало против того, чтобы сейчас уйти.

– Подождите, Иннокентий Аркадьевич, я сейчас, − он хотел подойти к щупленькому пареньку и парню в бандане и в нагловато-непреклонной манере приказать: «А ну разошлись, пацаны».

Александр по опыту знал, что его уверенный тон и вид высокого, массивного, под два метра роста и сто двадцать килограмм веса, «шкафа» действовал на многих отрезвляюще. Он не успел.

– Ну что, жертва аборта, помочь уйти? А телку свою можешь оставить!

Душераздирающий крик заглушил начавшийся было гогот.

Когда Александр обернулся, Серый, закрыв лицо руками, катался по полу.

– Ах ты, сука! − двое его дружков кинулись на невысокого паренька.

Журналист на мгновение замешкался. Наблюдаемая им ситуация явно противоречила картинке, которую он спрогнозировал − валяющийся тщедушный паренек, дружно пинаемый ногами молодыми волчатами. Валялся как раз вожак стаи.

Александр так и не понял, что произошло. Паренек вроде один раз резко взмахнул руками и тут же еще два вопля присоединились к первому, слившись в один истошный ор.

«А паренек то не прост. Приемчиками владеет что надо».

Девушка, тем временем, схватив парня за руку, потащила его к выходу мимо неподвижно стоявшего журналиста. Взгляды парня и Александра на мгновение скрестились. И тот вздрогнул, столько ненависти было в этих темно-серых, как городской лед глазах.

– Пошли же, пошли, − услышал он голос девушки.

Та буквально тащила одной рукой парня за собой, а другой сбрасывала, падающие на лицо длинные, каштановые волосы.

– Саша, Вы хотите разбирательств с милицией? − к журналисту подошел врач. − Я лично не хочу. Два раза в неделю общения с этой конторой для меня это уже слишком.

– Ладно, пошлите, Иннокентий Аркадьевич, − мужчина еще раз посмотрел на вопящих подростков.

Парня и девушки он не обнаружил, те словно сквозь землю провалились. Длинная аллея, вдоль которой они пошли, сейчас была пустынна. Где-то в глубине парка громко каркали вороны.

«Да ладно. Я же не репортер криминальной хроники, а журналист, ведущий собственные расследования. Да и пацаны сами виноваты. Нарвались».

Уже перед самым выходом из парка за спинами двух мужчин с шумом взмыла стая ворон, пролетела над их головами и, описав размашистый полукруг, скрылась за стеной дома, стоящего напротив входа в парк.

«Интересно, так как тот парнишка сумел уложить трех пацанов? Спросить бы. Может и мне когда-нибудь это пригодилось бы», − проводив черных птиц взглядом, журналист вместе со своим спутником сел в свой автомобиль.

Через полминуты серебристый УАЗ «Патриот» растворился в нескончаемом потоке машин, несшихся по Селезневской улице.

А по окончательно опустевшей аллее парка легкий ветерок лениво тащил разорванный пакет с застрявшими в нем несколькими кружочками жареной картошки. На ярко-желтой поверхности пакета было витиевато написано: «С гриба…». Слово обрывалось на обугленном крае фольги.

Вороны, в отличие от человека, далеко улетать не собирались. Перелетев площадь, они выбрали по своему птичьему разумению подходящее место − двор многоэтажного дома и сели в него, спугнув нескольких воробьев. Во дворе и без них уже кипела жизнь. Торопливые воробьи и вальяжные голуби выискивали пищевые остатки, которыми щедро удобряла землю человеческая цивилизация. Молодые и не очень мамашки выгуливали своих первенцев и просто отпрысков. Дети постарше носились по двору, оглашая его своими звонкими голосами, голосовые связки которых еще не знали вкуса сигарет и алкоголя. И словно подыгрывая этому размашистому ритму жизни, блестели в солнечных лучах многочисленные окна домов, омытые недавними сильными ливнями.

Воробей, нахально стащив из-под клюва медлительного голубя корочку хлеба, взмыл с ней ввысь и из последних сил волоча тяжелый для себя груз, сел на козырек окна на третьем этаже и торопливо загвоздил по добыче. Маленький комочек торопливо впихивал в себя хлеб, косясь и на небо, и на рядом находящееся окно, опасаясь нападения. Глупая птичка не знала, что со стороны окна опасность ему не угрожала. За ним никого не было. Солнечные лучи, проникая через неплотно задвинутые шторы, освещали большую спальню, блестели на многочисленных разноцветных флакончиках и баночках, стоящих на трюмо, отражались от его большого зеркала, бросая зайчик на просторную кровать, точнее на лицо женщины, лежащей на ней. Сползшее на пол одеяло обнажало уже немолодое, рыхлое тело, упакованное в дорогое французское нижнее белье. Ярко-красный бюстгальтер нелепо задрался одним концом вверх, обнажив левую грудь, похожую на сморщенное маленькое яблочко с большой червоточиной − темно-коричневым соском. Женские кружевные трусики валялись рядом с женщиной на кровати. Но их почти не было видно из-за огромного ярко-красного кровавого пятна, залившего полкровати. Нетрудно было увидеть источник этой крови. Разведенные в разные стороны ноги женщины открывали неприглядную картину − развороченное влагалище с всунутыми туда по самые рукоятки щипцами, которыми обычно раздавливают череп ребенка при аборте на одиннадцатой-двенадцатой неделях. Рядом с залитыми кровью щипцами лежал специальный хирургический петлеобразный нож − кюретка, которым выскабливают матку после аборта, удаляя с нее остатки детского места.