Страница 84 из 88
Вдыхая остывающий после дневного зноя, наполненный ароматом клевера и белых лилий воздух, я с улыбкой взглянула на складывающих башню из гладкой гальки детей. Мои маленькие белокурые лучики, вдоволь накупавшись в прохладной речной воде, они ещё не нашалились, а потому, смеясь и переговариваясь, продолжали свои незатейливые игры. Оба как две капли воды похожи на отца: смуглые, упрямые и своевольные, только цвет глаз мой взяли. Эйдоред, пожалуй, высок для своих шести лет и становится слишком серьёзным и не по возрасту заносчивым, когда находится рядом с отцом. Должно быть, пытается копировать его манеру поведения. Но сейчас, оказавшись вдали от воинов и Медусельда, он — самый обычный мальчик, который любит возиться с малышкой сестрой, терпит её неуклюжесть и разжимает цепкие пальчики, когда та пытается схватить его за длинные светлые пряди волос. Никакими словами невозможно описать, как сильно я люблю своих детей, как радовалась, нося их под сердцем, впервые беря на руки, рассматривая складочки на румяной младенческой коже. Знаю, Эоймер тревожился, что мне не под силу беременность и роды, и предпочёл бы ограничиться одним первенцем, но когда он сажает на плечи Эймири, когда, тихо напевая, плетёт косы из её мягкий кудрей, становится ясно, как дорога для него наша непоседливая девочка. Как бы он не стремился сократить риск зачатия, мой муж — замечательный отец, этого у него не отнимешь. И строгий. Очень. Поэтому стоит поторопиться вернуться во дворец, прислуга наверняка уже хватилась нас.
— Эймири, крепостную стену построить уже не получится, солнце к горизонту торопится, нужно и нам в город поспешить, — лишь качнув головой на недовольство дочери, которой совершенно не хотелось покидать жарким августовским вечером речной берег, я принялась снимать с ветвей кустарника наши почти высохшие рубашки. — Эйдоред, поторопитесь, если не хотите, чтобы об этих поездках узнал отец: ты же знаешь, он их не одобряет.
И это ещё очень мягко сказано. Была бы его воля, запер бы нас в башне, как Рапунцель, и охрану бы приставил. Не из вредности. Просто излишне печётся о нашей безопасности.
— Мама, наверное, уже поздно, — в слишком родной манере нахмурив брови, сын показал мне в сторону тракта, туда, где двигались похожие на точки всадники, одного из которых не узнать было нельзя. Даже без шлема с конским шиньоном и отделанного вышивкой плаща, просто в камзоле, рубахе и брюках я его всё равно узнаю. Из тысячи. Из миллиона. И ничем хорошим это сейчас не светит.
— Без паники, бежим! — запихнув вещи в торбу, я быстро приторочила её к седлу Талы, и, запрыгнув на спину удивлённо всхрапнувшей любимицы, оглянулась, чтобы посмотреть, как Эйдоред сажает на черногривого Рамстея звонко рассмеявшуюся сестру, и сам устраивается позади неё. Отпрыск моей кобылы и Киборга Боромира был весьма впечатляющих размеров, но маленького рохиррима знал с его рождения и слушался беспрекословно, а тот так хорошо держался в седле, что вызывал в душе кипучую гордость: мой сын будет одним из лучших наездников Марки. Но это в будущем, а сейчас нам нужно уносить ноги, пока весь гнев эйорлингов не обрушился на наши головы. — Быстрее! В объезд через вересковую пустошь!
Это как же Эйомер торопился вернуться в Медусельд, если прибыл вслед за гонцом, который утром уверял, что Государь будет в столице через два-три дня? Должно быть соскучился по нам, так же как и я по нему, не иначе. Сердце от радости, кажется, пропустило удар, но думать сейчас нужно только о том, чтобы первыми успеть вернуться в город, сменить одежду и приказать подавать ужин.
Пробираться пришлось среди зарослей дикой вишни и вереска, что, конечно, замедляло движение, но позволяло остаться незамеченными для направляющихся к реке всадников. И почему бы в самом деле не поискать нас в другом месте? В саду или библиотеке, например? Может, мы книги читаем, просвещаемся, так сказать? Хотя кто же поверит? Все во дворце знают, что я сама неплохо рассказываю детям сказки и легенды.
Когда мы добрались до курганов, а потом и до ворот города, солнце, согревая землю закатными лучами, уже нависло над самым горизонтом. Спешившись, затеряться за спинами возвращающихся в свои дома пахарей и пастухов не составило большого труда. Конечно, всегда есть риск, что привлекут внимание породистые скакуны, но пока нам везло: на кутающуюся в плащ девушку и двоих детей в это время обычно не обращали особого внимания, и мы успевали проскользнуть на главную улицу. Старый Кеорим, как и Ранара, никогда не выдавал нас, а потому, оставив на его попечение Талу и Рамстея, быстро переодевшись вместо простой крестьянской в спрятанную в сене дорогую одежду, не торопясь, мы направились к мраморным ступеням, ведущим на верхнюю террасу Медусельда. Было весьма забавно невинно кивать округлившим при нашем появлении глаза стражникам, но ведь не их и не моя вина, что пришлось научиться быть незаметной, как тень, чтобы иметь возможность на пару часов сбежать от обязанностей Королевы и хозяйки дворца и просто побыть свободной, вольной девушкой, которая может вот так просто, без охраны, выехать за городские стены. Конечно, Эйомер догадывается, что в его отсутствие мы с Эйдоредом и Эймири позволяем себе некоторые вольности, даже порой пытается отчитывать и журить, но пока нет доказательств, открыто обвинить нас не в чем.
Размышляя, кто мог знать о том, что мы уехали к реке, и сказать об этом мужу, я отправила детей к столам, на которые служанки уже начинали расстилать белые скатерти, а сама поспешила на кухни, чтобы проверить, достаточно ли специй положено в запеченных гусей. Мы не ждали Конунга так скоро, нужно обязательно накормить его повкуснее и приказать подать эль, который только вчера привезли и спустили в погреб. Стоило убедиться в том, что горячее не запоздает, и вернуться в Тронный Зал, чтобы поприветствовать пришедших к ужину воинов эореда, как на пороге появился Эйомер. Быстро проскользнув на своё место во главе стола и укоризненно взглянув на дочь, которая кормила кусочками сдобной булки лохматую рыжую псину, я только тогда заметила, что выбившиеся из кос волосы в беспорядке струятся по плечам и спине. Кажется, заколки потеряла, и в спешке даже не заметила где. Жаль. Их на ярмарку из самого Эребора привезли: очень тонкая работа, и бирюза сплошь в белых прожилках, словно небо в перистых облаках. Эйомер сам их выбрал, хорошо, если не спросит, куда задевала.
Привычка улыбаться, каким бы подозрительным не был взгляд мужа, не подвела и сейчас: он приподнял брови, словно удивляясь тому, что я ещё не ищу тёмный угол, чтоб укрыться от праведного гнева, который в нём явно закипал, я же игриво закусила губу и тут же опустила ресницы. Этот молчаливый обмен приветствиями занял не более нескольких секунд, а затем Эйомер кивнул, продолжая показывать, что рассержен, устроился во главе стола и, осведомившись, как у нас дела, с головой ушёл в беседу со своими советниками. И чего только злится? Война давно миновала, в землях Марки, как и в других королевствах Арды, царят мир и благоденствие, орки и примкнувшие к ним разбойники почти все давно переловлены и истреблены, так почему же он печётся о нас так, словно в любую минуту ожидает вражеского нападения? Знаю, на сердце моего любимого рохиррима много ран, и всё же его чрезмерное желание оградить нас с Эйдоредом и Эймири от любых, порой мнимых, опасностей совершенно лишает нас свободы и вызывает лишь желание бунтовать. Родители и те никогда не опекали меня столь чрезмерно, даже отпускали с подругой на летних каникулах в поездки к побережью, а Эйомер так до сих пор и не ответил на приглашение Фарамира и Эйовин хотя бы месяц погостить у них в Итилиэне: то Эймири была слишком мала, то дел государственных у него много накопилось. А одних нас отпустить, разумеется, никак нельзя. Вдруг в беду попадём, а его с мечом наготове рядом нет? Ведь сразу за границами Рохана ходят стаи диких кабанов, охотятся на людей полчища бешеных кроликов– мутантов, и нападают отмороженные на всю голову Кин-Конги. Шучу, конечно, да и сама бы ни за что не согласилась на разлуку с любимым мужем, занимающую больше времени, чем его выезды в отдалённые провинции и к пограничным заставам. Девичья влюблённость в красивого вспыльчивого Сенешаля давно переросла в глубокую сердечную привязанность, потребность в нём как в неотъемлемой части души, без которой ни жить, ни дышать невозможно. Он — вся моя жизнь, что было «до», уже не в счёт. Самое ценное, что у меня есть, это наши дети и восемь счастливых лет, которые кажутся яркой радугой эмоций, составляющих простое человеческое счастье. Ссоры, споры и примирения, трудное привыкание к характерам друг друга — через всё это мы уже прошли, и всё же всякий раз, когда Эйомер целует меня, кажется, что это происходит впервые. Он всегда подобен буйному огню, в котором я не устану гореть и при случае не поленюсь подлить бензина. Распалять его я люблю и умею, но кажется сегодня меня саму сожгут на костре инквизиции. Дотла. И это вызывает нервную дрожь и желание всё же найти укрытие, чтобы переждать грядущую бурю.