Страница 22 из 88
— Что ты задумала? — с подозрением спросил он, глядя на полотенце. — У меня нет времени на всякие глупости, нужно приказать…
— Обязательно прикажешь, обещаю отнять не более пяти минут, — приблизившись к нему вплотную и встав между раздвинутых колен, я прикоснулась влажной тканью к грязному подтёку на смуглой коже.
— Что ты… — Эйомер умолк, стоило мне прижать свободную ладонь к его щеке, — Лютиэнь!
— Негоже Маршалу ходить грязным, как батрак, — строго отчитала его я, глядя в полыхающие недоумением глаза и начиная тщательно оттирать грязные подтёки с его лица. — Какой пример ты подаёшь своим воинам?
— Воин не обязан каждую минуту быть чист, как младенец, доблесть заключается вовсе не в этом, — крутанувшись, Эйомер попытался вырваться из моих рук, но я лишь строго погрозила пальцем и продолжила своё занятие. Удивительно, но сейчас обида и гнев на него ушли куда-то на задний план, осталось лишь уважение и восхищение полководцем, который, заботясь о своих войсках и народе, напрочь забывал о себе.
— Ты, разумеется, прав, тут даже спорить не о чем, Арагорн с Боромиром вон тоже ходят грязные, словно в болоте неделю ночевали, но они как хотят, а ты должен выглядеть презентабельно.
— Презенбля… Это как? — перековеркал слова он, поморщившись, когда я начала оттирать лоб, которым, похоже, орков с варгов сшибали.
— А вот так, — отложив полотенце, перегнувшись через руку Сенешаля, я взяла с подушки свой гребень и стала быстро расчёсывать его густые спутанные волосы.
— Больно! — почти взвыл он, стоило начать осторожно раздирать на затылке спутанные пряди.
— На поле брани тоже так орёшь? — шикнула я, приседая на его колено. — Терпи, ты же мужик. И вообще, ты что, своего коня чаще чем себя расчёсываешь?
— Коня конюх заплетает, — попытался оправдаться похоже смирившийся со своей участью Эйомер и даже обнял меня за талию, чтобы не свалилась на пол.
— Вот пусть и его хозяина иногда облагораживает, — заглянув на миг в его серые глаза, я закусила губу, чтобы не рассмеяться — столько в них было смешанных с безысходностью возмущения и недовольства. — Потерпи ещё одну минуту.
На самом деле мне уже совсем не хотелось завершать начатое: сидеть на коленях Эйомера и возиться с его растрёпанной длинной гривой оказалось занятием очень приятным, в его мужской энергии и терпком запахе было что-то волнующее, дурманящее, хотелось растянуть каждую секунду в десятки раз.
— Всё, — я с сожалением отложила гребень и тут же почувствовала, как он, положив ладонь на моё бедро, недвусмысленно сжал его. — Ты что делаешь?!
— Ты же сказала, что я тебе нужен как мужчина, — рука Сенешаля скользнула выше, устремлённые на меня глаза внезапно потемнели. — Раз хочешь этого, так зачем оттягивать?
— Индюк самовлюблённый! — изо всех сил пихнув его в грудь, я спрыгнула на пол и в панике бросилась к двери. — Это была шутка!
— Я должен был проверить! — хохоча, крикнул он вслед. — Витязи Марки никогда не отказывают девицам в помощи!
Щёки алели от ярости, дыхание сбилось, когда я бежала к лестнице, а за спиной всё еще звучал его издевательский смех. Чёртов негодяй! Он так себя со всеми ведёт, или только меня ни во что не ставит?
========== глава 12. Луч света ==========
— Следопыт рассказывал вчера за обедом об ужасной стычке в Порт-Гален с урукхаями: это такие чудища вроде орков, только солнца не боятся, как те, вдобавок выше, гораздо сильнее, и кожа у них чёрная, на доспехах носят отпечаток белой длани. Это верный признак того, что они служат Изенгарду, а значит, Саруман перешёл на сторону Врага.
Слушая взволнованную Эйовин, которая бегло рассказывала о встрече Братства с возвращавшимся в Эдорас эоредом Эйомера и о том, как они гнались за захватившим в плен хафлингов отрядом урукхай, который потом был разбит наголову витязями Рохана, управляя Талой, которая беспечно радовалась первому в своей жизни долгому выезду, я то смотрела на идущих по широкой дороге женщин и детей, то устремляла взгляд вперёд, туда, где за сверкающими доспехами сопровождавших нас воинов можно было рассмотреть бескрайнюю широкую степь. Высокая сухая трава, шелестя, колыхалась на ветру, лишь изредка попадались чахлый кустарник или одинокие деревья. Тем не менее, пейзаж вовсе не казался унылым: по-весеннему пригревавшее солнце на безоблачном лазурно-голубом небе и звонкие трели жаворонков радовали душу, даря мнимое ощущение мира и покоя. Несмотря на звучащий гул разговоров и стук копыт мне казалось, здесь царит тишина: нет ни рёва автомобилей, ни привычного городского шума и звона мобильников. Находясь в Медусельде, я почти привыкла к этому, но сейчас, когда мы покинули город и были в пути уже несколько часов, тишина становилась всё навязчивее. Никаких электро вышек, подстанций, трасс, заправок; лишь бескрайние поля, степи и красная от глины, вьющаяся нескончаемой лентой утоптанная дорога. Скинув начинавший раздражать капюшон плаща, я взглянула на разрумянившуюся, светящуюся внутренним светом Эйовин. Она так вдохновенно рассказывала о доблести и отваге красавца-дунадана, так высматривала его среди едущих впереди воинов! Как же я забыла ей сказать?! Всё очень просто: сама точно так же, злясь на себя, высматриваю шлем Эйомера и его белоснежного жеребца.
— Он помолвлен.
— Кто? — племянница Тэйодена взглянула на меня удивлённо и немного недовольно от того, что я перебила её хвалебную оду.
— Арагорн. Его невеста — Арвен, дочь полуэльфа Элронда из Ривенделла. Гимли вчера подшучивал, какие красивые платки она вышила жениху, не у каждой барышни такие есть.
— Ты уверена? — голос роханской девы подозрительно дрогнул, но всё же сохранил свою силу.
— Да, — лгать плохо, но ведь ложь только то, что Гимли говорил про платки, на самом деле, когда Эйомер унёс меня вчера, гном кажется шутил над рубашками Следопыта: уж больно из тонкого и мягкого полотна пошила их Арвен.
Взгляд Эйовин стал столь колким и пронзительным, что было ясно, как ей неприятно, что я заметила её симпатию к Арагорну; но пусть лучше так, пока она не успела влюбиться, а лишь полна обычных девичьих фантазий. Едва зародившиеся мечты хоронить легче, чем потом собирать из осколков разбитое сердце.
— Сколько же этих урукхай было в Порт-Галене? — нужно было срочно менять тему и вернуться к прежней — не самый плохой вариант.
— Гном сказал, что не меньше двух сотен, им удалось уложить лишь половину, остальные, захватив в плен хафлингов, бежали. Больше всего врагов убил Боромир, как я смогла понять из разговора, они напали на него, а Арагорн, Леголас и Гимли подоспели, услышав зов его рога.
— Хвала Создателю, что сами остались целы, — ответила я, вспомнив лицо гондорца, который вчера дал мне весьма замечательный урок боя, а сегодня ни свет ни заря уехал в Минас-Тирит. Что ж, он жив, и это хорошо, но вот как будет делить престол с наследником Исилдура по окончанию войны вопрос сложный. Видел ли Профессор его гибель в чаше Галадриэль, или же ему показалось, что это наиболее верный поворот сюжета? Что ждёт впереди, если судьба решила сменить гнев на милость и оставила жизнь военачальнику? Вчера я видела, что он находится в дружеских отношениях с Арагорном, во всяком случае, никакой напряжённости между ними нет. Так, может быть, разум победит жажду власти?
Не меньше меня желая сменить тему, Эйовин начала описывать, сколь прекрасны горы, в которых расположена Хельмова Крепь, к нам тут же, услышав разговор на близкую сердцу тему, присоединился шедший пешком Гимли, и я вновь имела возможность, слушая их двоих, рассматривать расстилавшиеся до горизонта степи. Время тянулось неимоверно медленно, как и появившиеся на лазурном небе барашки редких облаков. Поднявшийся ветер трепал выбившиеся из косы непослушные пряди, Тала, скорее из любопытства, чем от голода, пыталась пожевать сухие травинки, а я всё вспоминала утреннюю стычку с Эйомером, каждый раз всё сильнее багровея от своего поступка: и додумалась же привести его в свою спальню и усесться на колени, расчёсывая эти жёсткие пшеничные пряди. Не удивительно, что он распустил руки; ещё бы искупаться в своей умывальне ему предложила! Ну и пусть бы ходил чумазый и всклокоченный, может ему не привыкать, он же дикий, как степной волк, но мне, как мне теперь смотреть ему в глаза? И почему, дьявол побери, мне так хочется в них смотреть? Что есть такого в роханском Сенешале, от чего меня так тянет к нему? Ведь Эйомер только и делает, что насмехается, для него я лишь назойливая девчонка, возможно, предательница и шпионка, не более того. Он ни разу не пытался быть по отношению ко мне добрее и снисходительнее, не пробовал просто поговорить, напротив, всё время стремится поддеть, зацепить, разозлить, будто получает от этого своеобразное удовольствие. Возможно, всё дело в возрасте? Мне едва восемнадцать исполнилось, а ему, если не ошибаюсь, тридцать. Наверное, я кажусь ребёнком, которого можно щёлкать по носу, особенно после моей вчерашней, как он считает, выходки. Эйомер, сын сестры Конунга, он на своей земле, среди своих людей и ему никогда не понять, каково это быть чужой, быть той, что живёт в Эдорасе лишь из милости Эйовин, той, кому некуда пойти, негде найти кров, если не склонить низко голову, той кого некому защитить. Однажды уже я поверила в его слова: «Мы справимся», но теперь знаю, что он не придавал им никакого значения, во всяком случае, того, в котором я нуждалась, а значит, мне нужно рассчитывать только на себя, и тренировка с Боромиром — это жизненная необходимость, закалка, а не глупый детский каприз.