Страница 4 из 14
Всего через три недели после того, как в Рощине восхищались хорватами и понижали голос, вспоминая сборную России, оказалось, что последняя слабее финалиста чемпионата ровно на один удар в серии одиннадцатиметровых – в четвертьфинальном матче, который был почти не виден не только из-за того, что по сетке россиянам должны были выпасть из группы В Испания или Португалия.
Полюбили ли Черчесова? Этого никто не знает. Граффити на трансформаторной будке в Петроградском районе Санкт-Петербурга стало полем боя человеческих страстей. Люди метались, то отправляя Стаса в космос, то отрезая ему палец. Неизвестные художники «переобувались» за одну ночь, как и вся страна. После игры с Хорватией вся страна была готова носить свою сборную на руках вместе с ее главным тренером, но многие «соскочили», увидев послематчевое флеш-интервью…
– Я не русский, но россиянин. И этим горжусь! – сказал за год до чемпионата мира Черчесов в интервью газете «Спорт День за Днем».
На самом трудном этапе своей тренерской карьеры (но не всей жизни, потому что за спиной всегда был Алагир, где можно было родиться героем войны, как Сафон Урумов, заслуженным деятелем искусств, как Земфира Цахилова, физиком, одним из создателей люминесцентной лампы, как Фатима Бутаева, но не остаться навсегда) он произносил даже такие фразы, казавшиеся большинству обывателей слишком оскорбительной правдой, чтобы признавать соответствие Черчесова занимаемому посту. Он будил в людях первородное зло, провоцируя даже искры шовинизма, словно сознательно направляя агрессию на себя. Черчесов уже проходил это в России, когда, свалившись орлом с неба на «Спартак» в середине нулевых, отчислил из команды Титова и Калиниченко, изображения которых отливали на монетах. И простить за это многие спартаковские болельщики его не могут до сих пор. Спросишь их почему, не скажут. Замашут руками, начнут морщиться, но не скажут. Не знаю отчего.
Совсем другим миром стала для Черчесова Западная Европа.
– Спроси сейчас людей в Австрии, откуда я, они, наверное, с ходу даже не ответят. Я для них Стани, или Сташек, наш тренерский штаб в год столетия клуба принес победу в чемпионате – и тема закрыта, – говорил Черчесов тому же «Спорту День за Днем». Даже не оглядываясь на горные хребты, окружающие долину Штубаи, не ища у них поддержки – зная, что они всегда за спиной и напоминают о годах, когда он решил стать футболистом высокого класса, не выбрав сразу, играть на поле или в воротах…
В Тироле Черчесова знает каждый. Настолько близко, что хозяйка пансиона передает ему по телефону видеопоздравление с тем, что чемпионат мира покинул Йоги Лёв. «Аррогантный мерзавец» – по версии Анны-Луизы. Черчесов с такой оценкой не согласен и вряд ли обрадуется, но ведь женщина делает это от чистого сердца. При этом далеко не каждый сосед бежит и падает, стремясь увидеть, как Сташек тренирует сборную России перед чемпионатом мира, – только близкие знакомые. Кумиров в Австрии себе не творят, как и врагов. В этом мире Черчесов на удивление свой. В своем предисловии тренер сборной Германии Йоахим Лёв уже все рассказал, но было еще кое-что.
– Ты не смотри, что Черчесов старый, – сказали немцу добрые люди. – Он тебе «сделает» раздевалку и «построит» защитников.
Через много лет сам Черчесов не будет сомневаться, кого брать на чемпионат мира третьим вратарем – Габулова, Беленова или Гильерме…
Совсем невероятно то, что Сташек остался желанным гостем и в Польше – стране, не самой лояльной ни к русским, ни к россиянам. Здесь нужно доказывать право на уважение, и казалось, что после норвежца Хеннинга Берга, которого Черчесов сменил в «Легии», ничего не получится. Новый тренер принял варшавский клуб в состоянии депрессии и физического упадка, но за восемь месяцев с российским специалистом «Легия» выиграла Кубок и чемпионат Польши…
«Ему безразличны празднования. Собственно, мы просидели три часа вечером после победы, обсуждая будущее», – рассказал глава «Легии» Богуслав Лещнодорски моему польскому коллеге Михалу Заходному. И именно так Черчесова воспринимают и болельщики клуба: жестким, вечно недовольным тренером-трудоголиком, который не выбирает красивых слов и не желает никого хвалить. Неужели все те восемь месяцев, что россиянин работал в Варшаве, его недооценивали?
Наверное, так. Чтобы полюбить Черчесова, нужен фурор, успех, многократно превосходящий ожидания. Хотя и этого может быть мало только потому, что неловкий вопрос журналиста приводит тренера в боевую стойку. Таким Черчесова очень сложно полюбить.
Самое интересное – ему на это наплевать…
Глава первая. Установка
За Алагиром ничего нет. Кавказский хребет ставит барьер для того, кто не обладает сверхъестественной силой. Дорога Р297 хоть и ведет через него в Грузию, просто так ее не осилишь. Чтобы отправиться из Алагира в этом направлении, нужны либо сильное желание, либо крайняя необходимость. Можно уехать из него на восток, во Владикавказ. Или на север, где находится аэропорт Беслан. На Запад – Црау, Кора-Урдон и Дур-Дур. Когда 2 сентября 1963 года здесь родился Станислав Черчесов, население Алагира составляло чуть больше пятнадцати тысяч человек. Сейчас оно едва превышает двадцать тысяч. Из Алагира то ли не уезжают, то ли, уезжая, возвращаются.
Весь Алагир вы пройдете за одно раннее утро. По пути наткнетесь на кафе «Готовая кухня», «Азия» и пару небольших сетевых супермаркетов. Здесь есть улицы Комсомольская, Фабричная, Агузарова, Энгельса, разумеется, Ленина и даже Джанаева. На запрос «улица Черчесова» «Гугл» отвечает: «Maps can’t find улица Черчесова». Мало кто знает, что его имя носит местный стадион. Но об этом говорить нельзя – не хочет сам Станислав Саламович. Вы удивитесь, но он – человек скромный.
С момента, когда я впервые в жизни увидел Черчесова, до знакомства с ним прошло девятнадцать лет. Он возглавлял «Спартак», я на сборе в Турции объезжал все команды, какие возможно. Смотреть тренировки красно-белых было интересно. Во-первых, много известных игроков на расстоянии брошенного камешка. Во-вторых, «Спартак» работал интенсивно, немного не как все. Точно так же мне нравились тренировки «Сатурна» у Владимира Вайсса: много движений, концентрации. Уходишь с ощущением, будто игру посмотрел. Ни Вайсса, ни Черчесова практически не было слышно. Словак наблюдал за работой с бровки, металлически блестя глазами, второй мерил шагами центр поля. Мне было удивительно, как вратарь Черчесов вдруг превратился в тренера Станислава Саламовича – столь ощутимым было присутствие начальника. «Любопытно, о чем сейчас думает Титов», – размышлял я, стоя у бровки и отчего-то делая шаг назад, в хилую тень средиземноморской сосны.
Приехал зимой в Турцию – положено брать интервью. На третий день я посчитал, что довольно наблюдений, пора подойти к Черчесову. Во время тренировок он молчал или говорил негромко, так, чтобы никто, кроме футболистов, не слышал (спустя десять лет в Австрии, когда он будет готовить сборную России к чемпионату мира, не изменится ничего – как ни подслушивай, не узнаешь, о чем Черчесов говорит на установке). Смелость накопилась достаточная, чтобы поймать его, направляющегося в отель. Общение получилось шокирующим.
– Станислав Саламович, добрый день, я… (представляюсь) очень хотел бы минут на двадцать отвлечь вас для интервью.
В ответ на это последовал непредсказуемый взрыв эмоций, с ходу отрезающий ритуальные расшаркивания, как лишние ступени для летящей в космос ракеты. Дословно ответ Черчесова я воспроизвести не смогу, но в целом речь состояла из:
а) нет, друг мой, сейчас идет работа, говорить не о чем;
б) с чего ты (именно ты) взял, что есть уже что сказать;
в) вообще надо меньше говорить, надо работать.
Чтобы более не чувствовать себя идиотом ни одной секунды, я, чуть ли не зажмурившись, протянул Черчесову недавно вышедшую книгу, написанную о Властимиле Петржеле:
– Кстати, хотел вот вам подарить…
Не знаю, почему я решил, что именно Черчесову она будет интересна, – взял с собой в Турцию просто так, для кого-нибудь. Может, это была жалкая попытка подкупа скалы, а может, и сигнал из будущего.