Страница 4 из 9
Глава 4
Воздержание – вещь опасная.
Когда вам двадцать три, и вы не замужем, имеет смысл всего завести какого-нибудь обязательного, скромного и ни на что не претендующего любовника, который будет по первому же свистку приезжать к вам домой с бутылкой вина и букетом цветов, полчаса делать вид, что вас обоих интересуют книжки в мамином серванте, а следующие полчаса… делать вам приятное.
Потому что, когда этого приятного у вас в жизни нет, воздержание может спровоцировать такой взрыв страстей, что мало не покажется.
В частности, бросит вас в объятья заезжего незнакомца, который к тому же считает вас женщиной легкого поведения. Пусть и очень красивого незнакомца… и довольно настойчивого…
Но ведь нельзя ж так…
– Стой… перестань...да погоди ж ты… – задыхаясь, умоляла я его, подставляя все, что только можно было подставить.
Я ведь так и не нашла отмазки, чтобы НЕ сесть в эту чертову машину… Какая может быть отмазка у шлюхи, которая «сняла» клиента? Да еще такого клиента, которому хочется заплатить самой…
– Тише, тише… – нетерпеливо успокаивал он меня в перерывах между поцелуями, стаскивая платье с плеч… Цепляя большими пальцами бретельки лифчика и дергая их вслед за платьем.
Рывком усадил к себе на колени, тиская ягодицы под задравшимся подолом… вжимая меня в себя, давая почувствовать… Боже, ему будто водопроводную трубу в штаны провели… и пустили по ней горячую воду…
– Перестань, прошу… не так быстро...
Ха! Перестанет он, как же. Даже если орать буду – наверняка подумает, что это у меня игра такая… Профессиональная фишка.
– Пол… я не могу… так нельзя…
А тело уже нацелилось на эту трубу и не действует в команде с мозгами… втирается в нее скулящей, похотливой сучкой…
О, если бы он меня не целовал, если бы не был так требовательно горяч… было бы гораздо проще заставить его прекратить все это...
Зачем он меня целует? Кто целуется со шлюхой?..
И сама впиваюсь в его губы, кусаю, терзаю, только что не рычу…
Еще чуть-чуть, и он стащит мое платье на уровень бедер – и так уже не могу двигаться, локти прижаты к телу плотной материей… А все, для что хочу освободиться, это чтоб стиснуть его руками, да так чтобы охнул и застонал… Вцепиться пальцами в короткие, жесткие волосы, как уже делала это сегодня в своем воображении…
А еще я хочу его рот – там, где кружево лифчика все еще цепляется за болезненно острые соски…
Будто услышав мои мысли, он вдруг перевернул меня и бросил на спину, на широкое кожаное сиденье. Навис на мгновение, разглядывая таким голодным взглядом, будто я чизкейк из ресторана и, не давая опомниться, рванул лифчик наверх, высвобождая грудь…
И в этот самый момент, прожигаемая его диким, потемневшим от желания взглядом, я вдруг поняла. Отчетливо и так ясно, будто у самой мозги не плавились от возбуждения.
Вот она, грань.
И если я не остановлю этого мужчину прямо сейчас, его уже ничто, и никто не остановит. Потому что в его лице я уже не увидела мужчину. Не увидела цивилизованного человека – понимающего, что можно, а что нельзя.
Я увидела зверя. Выпущенного на свободу, одурманенного похотью зверя, который не отступится, пока не получит то, зачем притащил меня в свою «берлогу» и уложил на это мягкое, хорошо пахнущее сиденье…
В наглухо закрытом салоне автомобиля он просто-напросто порвет на мне колготки, раздвинет ноги в стороны и трахнет. Без презерватива, налички, моего согласия и каких-либо сомнений.
И что самое ужасное, согласие это он от меня получит – хоть и не спросит. Потому что, если я и посопротивляюсь, то только для виду – чтоб самой стыдно не было. И с удовольствием буду внушать потом себе, что меня «изнасиловали».
А то, что кончу раз пять – ну что ж, бывает. Тело предало. А я тут не причем.
А оно предаст, это тело… Ох, как предаст. Еще и орать буду, подставляясь и умоляя «еще».
Выгнувшись дугой, я дотянулась до кнопки отпирания двери и наугад шлепнула по ней ладонью, одновременно спихивая Пола с себя.
– Ах ты… – зашипел он, хватаясь рукой за причинное место и стремительно багровея. Черт, похоже, я заехала коленом прямо по его «водопроводной трубе».
Прекрасно. Теперь он меня не только трахнет, но еще и убьет…
На мое счастье, в этом момент произошли сразу две вещи, идеально совпадшие по времени – кнопка отпирания двери выполнила свою функцию, открыв мне путь на волю, а водитель за глухим, черным стеклом в это же самое время притормозил машину на знаке «стоп».
Подтянувшись на руках, хватая валяющуюся на полу сумочку, я рванула из этой чертовой машины, путаясь в платье, ногах и бретельках лифчика.
Захлопнула за собой дверцы… кое-как оправилась, подтянула лиф платья… и побежала, не разбирая дороги, не обращая внимания на застывших в изумлении, пялящихся на меня прохожих. Куда угодно, только бы прочь. Прочь от этого позора, прочь от него…
И прочь от себя.
***
Я бежала, не останавливаясь, наверное, несколько кварталов – пока плещущие в лицо порывы ветра не охладили мое разгоряченное лицо, а ноги не сообщили, что пора бы и передохнуть. Пытаясь отдышаться, я села на краешек здоровенной цветочной клумбы. Огляделась и поняла, что нахожусь на Новом Арбате, и что Кира, наверняка, уже уехала на такси домой, так и не дождавшись меня.
А еще я поняла, что бежала босиком. Точнее, в колготках, забыв свои любимые, и очень недешевые туфли у мужчины, которого только что соблазнила, возбудила почти до невменяемости и оставила корчиться в болевых спазмах на сиденье его роскошного авто.
Хорошо хоть не сумку с паспортом я у него забыла.
Судорожно вздохнув, я достала телефон и начала набирать Кирин номер, уже представляя себе, какую взбучку сеструха мне задаст.
Глава 5
Никогда еще в своей жизни Пол Ричард Стивенсон не был так взбешен.
Даже не так.
Никогда еще в своей жизни Пол Ричард Стивенсон не был так взбешен, возбужден, взбудоражен, сбит с толку и пребывал в полном восторге, вперемежку с невероятной гордостью за собственную неотразимость.
И снова взбешен.
И все это одновременно.
Он еще в машине понял, что маленькая шлюха не симулирует, что ее действительно повело, причем с самого начала – с самого их «знакомства» в ресторане. Он хорошо чувствовал ее возбуждение и знал, что под этими дурацкими прозрачными тайцами, которые почему-то носят все русские женщины, она уже насквозь мокрая – по-настоящему мокрая, а не от интимных увлажнителей, которые используют профессиональные путаны.
Может поэтому ему вдруг страшно захотелось поцеловать ее – он и сам удивился, с чего бы такие нежности... А может, из-за того, что девочка не выглядела ни порочной, ни заразной, да и вообще смотрелась невероятно свежо для женщины, живущей на деньги от потрахушек. Наверняка, в самом начале пути на дно, и явно еще не на коксе.
И он решил рискнуть. Впился в ее пухлые алые губы, раздвигая их языком, ловя ртом тяжелое, прерывистое дыхание…
А может, подействовали другие смягчающие обстоятельства. Он ведь давным-давно уже ни с кем не целовался – будь то шлюха или одна из тех, кого называют «порядочными женщинами»… Просто не тянуло. Секс – да, сколько угодно. Честный, качественный и без ненужных обещаний. После Лесли и всего того ада, сквозь который она уже успела протащить его ради своей доли в разводе и в ожидании всего, что еще могло последовать, обещания давать было глупо.
А тут прям башку снесло. Тискал эту продажную красотку и тискал. И целовал, будто так и должно быть… Будто именно для этого ее и купил – чтоб как следует, впрок нацеловаться…
И вместе с тем, она отвергла его, хотя сама же и «сняла», разодетая в совершенно блядские шмотки и туфли на таком высоченном каблуке, какого у Лесли и на свадьбе не было. Кто, черт возьми, приходит в час дня в ресторан в туфлях на шпильке – кроме шалав, снимающих «сахарных папиков»?!