Страница 4 из 5
«А мне б в девчоночку хорошую влюбиться…»
– Выучи ее на гитаре, классная песня.
– Хорошо, – пообещал Рапай, хотя эту песню не слышал и петь так же, как и его приятель не умел.
Опять замолчали. Солнце жгло все сильнее и сильнее. Так и кожу можно спалить. Но Сама хотел еще что-то сказать, Рапай чувствовал это и терпеливо ждал.
– Ты знаешь Пашку и Золотого с нового микрорайона? – спустился, наконец, с облаков на грешную землю Сама.
– Знаю.
Как же ему их не знать, этих двоюродных братьев! Эти два брата-акробата выступали за одну с Рапаем футбольную команду, и у них даже функции были одинаковые: один правый защитник, другой левый.
– А Рыжего?
– Знал.
Рыжий тоже играл в футбол, причем, играл прилично. Атлетически сложенный парень мог закатать плюху чужому ловиле от вратарской линии собственных ворот. Правда, не на большом поле, а несколько укороченном – 60 метров вместо 100. Оно находилось на площадке между школами 13 и 14. Детские турниры «Кожаного мяча» проводились как раз здесь.
Несмотря на отличные данные, в «Зарафшан» Рыжего не взяли, и на то были серьезные причины. Рыжий «глотал колеса». Он даже с дружками как-то заявился на хату к Рапаю, и Рапай выдал им какие-то таблетки, которые нашел в домашнем шифоньере.
Но загнулся Рыжий от передоза не в тот раз, а месяца через два-три.
– Ты сказал, что знал Рыжего, – переспросил Сама. – А что, теперь не знаешь?
– Он умер.
– Жаль. Рыжий мог бы лучше помочь, ведь он не с нового микрорайона, а вроде с Театральной?
– Да, он там жил.
– А откуда ты их всех знаешь? Ты же не блатной, вон у тебя и грамоты за хорошую учебу имеются.
– Я играю в футбол.
– Ну и че?
– Все блатные тоже играют в футбол.
И это было сущей правдой. В Навои Пеле был не меньшим кумиром, чем в Бразилии. Вся дворовая шпана увлекалась этим суперпопулярным в те годы видом спорта. Не боксом, не становящимся модным самбо. Уличная босота, по воровским понятиям, считала, что остро наточенная фомка эффективнее хука боксера или броска самбиста. И преспокойно отдавалась футболу.
А в этом виде Рапай был корифеем. Сколько себя помнил, столько играл в футбол, по-началу еще тряпочными мячами, а потом кожаными. Турнир «Кожаный мяч» на первенство города среди дворовых команд был чрезвычайно востребован. К его организации подходили очень строго. Для того чтобы не было «подстав» (это когда за младшие команды выступали старшие ребята), перед матчами проверяли метрики – свидетельства о рождении.
Перед финалом прошел слух, что в команде «Больничного городка» есть серьезная «подстава». Организаторы турнира выстроили команды, главный судья строго спросил:
– Кто из вас есть Рапай? – в голосе судьи слышался легкий прибалтийский акцент.
– Ну я, – из строя огромных верзил вышагнул самый маленький, самый малорослый футболист.
– Что?! – судья от изумления едва не проглотил свой свисток. – И вы будете говорить мне, что этот шкет есть «подстава»? Если это и есть «подстава», то «подстава» наоборот. А то правилами не запрещено.
Раздался свисток, игра началась.
Да, Рапай, играл за команду не своей возрастной группы, а более старшей. Попав в «Зарафшан», он тоже оказался там самым младшим воспитанником. А взяли его в команду подготовки мастеров за "бразильскую технику", которую он годами оттачивал на маленьких «футбольных пятачках». Во дворах было тесно, и там играли в свой футбол – «парагвай»…
– Ну теперь ты понял, откуда у меня такие связи, хотя я и не блатной, – объяснил Рапай своему любопытному собеседнику.
– Может, тогда ты и самого Пирата знаешь? Ты ведь говорил, что гитару у него купил, – с надеждой в голосе вопросил слегка ошарашенный Сама.
– Нет, с ним близко не знаком. Он в футбол не играет, больше на гитаре. А на кой ляд он тебе сдался?
– Пирата все знают и боятся. Я бы к нему в кореша записался и привел в училище для разборок. Все бы сразу, как шелковые стали.
Прекратить беспредел в ПТУ – было его идей-фикс.
– Я попробую выйти на Пирата через Михася, – не стал убивать надежду Рапай.
– А кто такой Михась, тоже футболист?
– Да.
– Попробуй, а-а…
Столько мольбы и отчаяния было в этом «а-а», что Рапай сказал себе, что в ближайшее время встретится с Михасем, а может, и еще кое с кем. Хотя понимал, что сделать это будет очень трудно.
«А-а, верну обратно гитару Пирату, чтобы он Саме помог, все равно играть не умею», – беспечно в мыслях махнул на свою прежнюю мечту Рапай.
3
Но вернуть гитару Пирату не удалось.
– Рапай! Рапай! – раздался с улицы чей-то зовущий голос.
Рапай вышел на балкон, перед ним стоял Сеня Болос из последнего подъезда, тот самый Сеня, который всегда обо всём знал и чья сестренка была КМС по плаванию. Он и сам был крупным развитым парнем, с широкой костью, в отца пошел, был на полголовы выше Рапая. Но потом с ним случилась мистическая история. Однажды Болос подшучивал над каким-то невзрачным очкариком, кивал Рапаю, мол, гляди какой дохляк. Тот окрысился: "Смотри, как бы самому четырехглазым не стать!" И как в воду ведь глядел. Сеня вскоре простудился, что было немудрено – даже в студеную стужу он бегал в школу в распахнутой рубашке. Причем, заболел тяжело, пошли какие-то осложнения, которые сказались и на печени, и на глазах… И Сеня вынужден был таки нацепить на свой задиристый нос ненавистные ему очки. Он как-то сразу весь сник, а Рапай тем временем догнал его по физическим кондициям.
– Чё орешь, как оглашенный!
– Саму убили…
– Хорош гнать! – Рапай легко перемахнул через перила балкона на улицу, благо, жил на первом этаже и встал рядом с Сеней.
– Ну не совсем убили… Он сейчас в реанимации.
– А ты откуда знаешь?
– Мамка сказала.
Это было, похоже, на правду. Сенина мать работала в больнице Навоийского горно-металлургического комбината – только там было реанимационное отделение – старшей медсестрой.
Кстати, много лет спустя, когда Рапая уже не было в городе, в Навои приезжал с концертами Владимир Высоцкий. И он тоже лежал в той же самой реанимации, что и Сама. И просил что-то там ему вколоть, – об этом тоже рассказывал Сеня, опять ссылаясь на свою мать-медсестру.
Между прочим, отцу Рапая удалось попасть на тот исторический концерт, который проходил в ДК «Фархад». Не по доброй воле, билеты по разнарядке выдали на работе. Высоцкий ему не понравился, «уж больно громко стучит по гитаре».
А с Самой случилось вот что. Через пару дней после разговора на крыше с Рапаем, когда он заявился в училище, «ПТУшные фраера» снова стали «быковать». И Сама один, сокурсники не подержали, буром попёр на обидчиков. Совсем как у Высоцкого:
Они стояли дружно в ряд, их было восемь.
Саму жестоко избили, но он тоже успел кого-то пырнуть сварочным электродом.
Со мною нож, решил я – что ж,
меня так просто не возьмешь,
Держитесь гады, держитесь гады.
К чему задаром пропадать,
ударил первым я тогда,
Так было надо.
Окровавленного Саму увезли в реанимацию.
Где восемь бед – один ответ,
В тюрьме есть тоже лазарет,
Я там валялся.
Врач резал вдоль и поперек,
Он мне сказал: «Держись браток!»
И я держался.
Потом Рапай долго не видел Саму.
Разлука мигом пронеслась,
Она меня не дождалась…
Эх гитара, моя, гитара!..
Честь Незнакомки
1
Жебу с Костой жили через дом от Рапая в "палубной" пятиэтажке. "Палубной" она называлась потому, что квартиры в доме, как камеры в тюрьме, располагались вдоль длинного палубного балкона-коридора, объединенного лишь двумя крайними подъездами. Но счастливые обитатели первого этажа имели свои крошечные полубалкончики с выходом на свои маленькие земельные участочки, которые, как правило, засаживались яблоневыми деревьями.