Когда-то был Апрель

Разглядывая закрывающиеся врата, молодому человеку вспомнились слова своего пожилого соседа о приключениях и переменах, ждущих его впереди. Огромной радости от происходящего не было, но и горевать от одного удара, нанесённого по физиономии, Апрель не собирался. Захватывающее зрелище с участием злющих драгун и короткое, красочное звёздное шоу, увиденное в неведомом перелёте, покрывали все унижения от болезненных тычков, незаслуженных тумаков и глубоко неаппетитного плевка беззубого поляка.

Апрель встал. Лёгкими шлепками стряхнул с себя пыль и удивился одежде, в которую был облачён. На нём ярко-красные кожаные сапоги. В сапоги заправлены широкого покроя штаны из плотной ткани, украшенные по шву разного рода завязками и пуговицами. И наконец, он нащупал расшитую узором рубаху, ворот которой был порядком надорван и держался лишь на «честном слове».

Всё говорило о том, что хозяин этих вещей не рядовой деревенский дядька, а какая-то модная и даже очень важная особа. Апрель мог бы заинтересоваться камзолом, валявшимся под ногами солдат. Разглядев его внимательней, он мог бы достать из нагрудного кармашка неожиданную подсказку, но безвестный пиджачок был нещадно разорван польскими бойцами и затоптан в дорожной пыли.

Красные сапоги, наимоднейшие штаны и расшитая вручную рубаха – это всё, что в данный момент принадлежало Апрелю.

Приведя себя в порядок, насколько это возможно, путешественник во времени прильнул к вратам и, подсматривая в дверные щели, наблюдал, как польские солдаты, что-то спешно перетаскивали к стенам амбара. Словно смышлёные муравьи, солдаты дружно волокли ветки деревьев и прочие деревяшки. Поляки смеялись и, не скрывая, радовались, вероятно, желая поглазеть, как горит заживо человек. Это ведь так смешно.

– Да они сжечь меня собираются! – хмыкнул Апрель.

От удивления и растерянности, парень принялся натирать ладонями щёки, как это он делал в детстве на холоде. Только сейчас на улице благоухало лето. Не было ни трескучего морозца, ни кристально чистого, хрустящего снега. Раздавшийся позади шум, прервал мысль гостя из будущего об абсурдности происходящего. Молодой человек оглянулся и эта мысль, как-то сама собой заиграла в его голове с новой силой.

Апрель увидел сидящего на пятой точке бурого взрослого медведя. На медведе ошейник, с крепившейся к нему металлической цепью. Пристёгнутая к мишкиному ошейнику цепь вторым концом была намотана на мощный деревянный столб, который поддерживал крышу в самом центре гигантского амбара. Апрель заметил не только мишку спокойно вылизывавшего свою лапу, но и наблюдал могучего русского мужика, развалившегося в стогу сена на противоположной стороне деревенской постройки. Громила, подвернув рукава крестьянской рубахи, вертел на одном пальцем конскую подковку и широко улыбаясь, поглядывал на взволнованного паренька.

– Ну, всё, я спятил! – подытожил в сердцах увиденное зрелище Апрель. – Может быть, мне объяснят, что, вообще, происходит здесь?

Старцев посмотрел на сидящего в стогу мужчину. Тот продолжал забавляться. Согнув подкову и превратив её в литой узел, он приступил к обратному процессу, возвращая привычную форму дугообразному предмету.

– Понятно, – покачивая головой, негромко сказал Апрель и посмотрел на косолапого, – Мишка, ты говорить, случайно, не умеешь?

Медведь поднял глаза и с грустью взглянул на человека. Затем высунув алый язык, потапыч закрыл глаза когтистой лапой и протяжно зарычал.

– Миша-то, совсем ручной. На ярмарках зарабатывал, – продолжая сгибать подкову, неожиданно заговорил человек с противоположной стороны сарая. – А хозяина его поляки казнили. Вот тут на площади повесили.

– Хозяина поляки убили? – не поверив здоровяку, переспросил Апрель. Затем вспомнив о солдатах, подкладывающих к стенам дровишки, вздохнул: – Его повесили, а нас собираются сжечь. Ты представляешь?

Сидящий в стогу громадный мужчина умел говорить, и сей факт не мог не обрадовать парня из будущего. А тем временем во дворе перед сараем тот самый солдат, что метко плевался в Апреля, упрямо разжигал конец палки, обмотанной какими-то тряпками. Взлохмаченные ошмётки издали напоминали останки одежды, навсегда потерянного для человечества камзола. После недолгих мучений солдатику всё-таки удалось задуманное. Промасленная тряпка на коряге вспыхнула, и поляк замер с ярко разгоревшимся импровизированным факелом, ожидая команды своего рыжебородого предводителя.

Вокруг Апреля творилось безумие и всё казалось полным абсурдом, но солдат с коптящей палкой в руке, прикованный к столбу медведь и могучий мужик с подковой были настолько явными, что пришлось всерьёз задуматься о сохранении своей драгоценной жизни. Заметив лестницу, приставленную к настилу под крышей, Апрель как опытный матрос шустро вскарабкался по ней и изучил пути к отступлению.

Сверху Апрель посмотрел на восседающего в стогу человека. Мужчина поражал своими размерами и хладнокровием. Он продолжал спокойно наблюдать за происходящим, пожёвывать соломинку и улыбаться.

– Товарищ, давай наверх! Выберемся на крышу и сбежим отсюда, – обратился к нему Апрель.

– Медведя тоже наверх – по лестнице? – ответил вопросом гигант, и его плечи качнулись, предвещая неудержимый хохот.

– Тебе чего, смешно? – удивился Апрель. – Хватит солому жевать. Бежать надо, а то сгорим!

Апрель прополз на коленях по настилу и оказался на противоположной стороне. Спрыгнув, он приземлился прямо перед развалившимся в стогу человеком.

– Лазаешь, как обезьяна. Нормально подойти не мог? Медведя, что ли, боишься? Или, быть может, меня? – продолжал, веселиться мужик.

– Только не надо строить из себя случайного гостя, – не замечая шуточек здоровяка, покачал головой Апрель. – Наверняка не просто так здесь сидишь. Или ты кузнец деревенский? Тогда, где твои эти, как их – молотки, наковальня? Выкладывай – кто ты такой?

Вернув привычную форму «железке», пришелец бросил её на деревянный пол амбара и после того, как подкова подпрыгнула до потолка и скрылась, где-то в сене наверху, спокойно представился:

– Я Горд.

– Издеваешься? Чем это ты хвастаешься? Сгореть заживо не терпится?

– Не надо меня хоронить, – невозмутимо ответил слав. – Твоё имя Апрель. Моё Горд. Всё предельно ясно, брат.

– Значит, знаешь, меня. Тогда скажи, братишка, что здесь происходит?

Пришелец поднял плечи, спрятав в своём гигантском теле могучую шею и будто вспоминая школьный урок, почесал подбородок:

– Тысяча шестьсот десятый год – по одному из земных календарей. Смутное время на Руси. Шведы грабят северные земли. Польская армия идёт к Москве. Крошат людей, почём зря, жгут города. Война.

– Какая ещё война? Какие шведы? Я что, в прошлом? – недоумевал Апрель.

– Это, смотря, как посмотреть, – задумчиво ответил громила, – вроде прошлое. Ты ведь из двадцать первого века пожаловал? Фаро воспитывает тебя. Ну и использует, конечно. Не без этого. Для процветания человечества эксплуатирует. Это очень важная миссия, брат!

– Миссия говоришь. А морда не треснет у твоего Фаро? – возмутился Апрель, да так, что не на шутку рассмешил гиганта.

– Морда Фаро! – повторил за Апрелем пришелец и рассмеялся так раскатисто, что услышав громогласный хохот, медведь встал на задние лапы. – Ладно, хватит шуток. Нужно выбираться отсюда, а то засиделись. Да и одёжа дымом пропахнет, не отстирать и за год.

Тем временем солдаты, получив приказ рыжебородого, разжигали собранные в кучу ветки. Отсыревшие бревенчатые стены амбара ещё не были охвачены огнём полностью, но дым понемногу просачивался внутрь. Почувствовав опасность, медведь втянул мокрым носом, восходящие тонкие струйки голубоватого дыма и тревожно зарычав, призвал людей шевелиться быстрее.

Пришелец вынул из кармана своих просторных штанов небольшой кожаный мешочек, схожий с кошелём, где хранятся металлические монетки. Развязав, гигант перевернул мошну и из неё выкатился сверкающий кристалл. От подарка пожилого соседа минерал отличался только размером, а в целом являлся уменьшенной его копией.