Страница 8 из 17
– А кем ты хочешь быть? – серьезно спросил Данил. – Хочешь, будь моей невестой? Я принесу тебе подарок.
– Какая уж из меня невеста, – без сожаления отмахнулась Даша. – Мне бы уж сразу в жены.
Он тотчас согласился:
– Можно. Для этого ты должна принять мой подарок.
– И все?
– А что еще?
– Действительно, – пробормотала Даша, украдкой оглядев свой красивый халат, – зачем принимать подарок, если и речи нет о том, чтобы стать женой.
Она думала обо всем этом поздно вечером, когда, уложив всех спать, по привычке закрылась на кухне, чтобы в темноте послушать радио. Все звуки в ее любимой магнитоле, подаренной сестрой, были так чисты, словно тут же, за столом, сидел невидимый музыкант и под гитару нашептывал грустные песни. Тихонько щелкнув рычажком, Даша легла на руку и увидела между легкими занавесками маленькую звезду.
«Техас называют штатом «одинокой звезды», – вспомнилось ей. – Почему? О каких индейцах он говорил? Может, они как раз оттуда? Я никогда не читала про индейцев, только смотрела в детстве фильм про Чингачгука… Надо бы расспросить Данила, наверное, это занимательней новостей, которые я зачем-то слушаю каждый день. Что в них может быть интересного? Все одно и то же… И вообще, что интересного в этой взрослой жизни?»
Сестра опять настойчиво просилась в ее мысли. Ксеня никому не позволяла забывать о себе надолго, даже бывшему мужу звонила, как по графику, каждое воскресенье.
«Зачем? – удивлялась Даша. – Оставь ты его в покое! Ты же сама хотела, чтобы он ушел. Он и квартиру тебе оставил, и алименты платит, что тебе еще надо?»
У Ксении начинали злорадно посверкивать глаза: «А вдруг ему хорошо живется? Пусть помнит, что я существую!»
«Почему я думаю о плохом? – спохватилась Даша. – Разве так можно после похорон? Хотя… Почему это – плохое? Такой она была, и я ее любила. Она же не вождь, чтобы превозносить ее после смерти. Хотя теперь им тоже достается…»
И все же ей хотелось помнить только хорошее, ведь такого было много, а в голову лезли какие-то неприятные воспоминания, которые, казалось, давно забылись. Она вдруг увидела себя первоклассницей, с испачканными ладошками и двумя смешными «хвостиками», перетянутыми резинками от бигуди.
«Где отец взял эти резинки? – запоздало удивилась она. – Ведь в нашем доме никогда не появлялись женщины».
Их вечное неприсутствие тоже показалось странным – теперь, на расстоянии. А тогда они с сестрой и не представляли, что может быть иначе. Папа принадлежал только им.
«Бедный!» – Даша скривилась от раскаяния, но тут ее опять отвлекла проявившаяся сквозь время картинка, и она покрепче зажмурилась, чтобы лучше рассмотреть.
Ее слабые лопатки опять сдавила жесткая спинка стула: сестра привязывала ее, чтобы Даша не сутулилась. Сопротивляться не имело смысла, ведь Ксения всегда добивалась своего. Даше было больно и все время хотелось плакать, поэтому уроки она делала «тяп-ляп», как говорил отец, просматривая ее тетради, покрасневшие от троек.
«Все-таки это свинство! – с негодованием остановила себя Даша. – Совсем не время вспоминать такое… Хотя… Спина-то у меня прямая – дай бог каждому! Почему же я думаю об этом без благодарности?»
Тихим ответом, о котором Даша уже и сама догадалась, скрипнула кухонная дверь, и, просунув голову в щель, Данил шепотом пожаловался:
– Я не могу уснуть.
Даша выпрямилась и поманила его рукой:
– Иди, посиди со мной.
Он тщательно притворил дверь:
– Сережку не разбудить бы.
– Не бойся, у него крепкий сон. Иди же сюда… Ты любишь музыку?
– Да, – не сразу ответил Данил и, придвинув табурет, сел совсем близко. – Ты и вчера тут сидела и слушала эту магнитолу, и сегодня… Почему?
Неловко усмехнувшись, Даша совсем тихо призналась:
– Она поет мне о любви. Только она одна и поет. – И, вспомнив его обещание, спросила: – Ты еще не приготовил мне подарок?
– Нет, – с сожалением сказал он. – Я не успел. Зато плеер починил.
– Где ты этому научился?
– Не знаю. А этому учатся?
Даша в замешательстве раскрыла рот, потом посмотрела на Данила повнимательнее и с сомнением произнесла:
– Может, и нет… Почему ты назвался вождем племени сахаптинов? Они какие?
– Они настоящие, – уверенно ответил он и в подтверждение несколько раз качнул крупной головой.
– А ты? – с любопытством спросила Даша. – Ты – настоящий?
Он вдруг растерялся и жалобно заморгал:
– Я… я не знаю… Вот ты – настоящая.
– Почему? – Она замерла, ожидая ответа.
– У тебя глаза такие… Настоящие.
– Они у меня карие. А у принцесс всегда бывают синие.
Выпятив большие губы, Данил взглянул на нее с укором, потом не выдержал:
– Ты хочешь быть принцессой? Ты уже не хочешь быть моей женой?
– Хочу, – не смутившись, сказала Даша. Она взяла его руку и, зажав остальные пальцы, направила указательный на окно. – Смотри, там звезда.
Сосредоточенно проследив взглядом, Данил обрадовался:
– Правда, звезда! Маленькая…
– Тебе ее жалко?
– Может, ей нравится быть одной, – задумчиво ответил он. – Это ведь часто бывает.
Даша с тревогой спросила:
– А тебе?
– А мне нравится быть с тобой, – просто сказал он. – Можно, я тебя поцелую?
Не ответив, она повернула к нему лицо, но Данил осторожно прикоснулся губами к ее щеке.
– Вот так. – Он громко, счастливо вздохнул. – Вот теперь я усну.
Глава 3
– Ты уходишь?
«Опять!» – простонала она про себя. Всякий раз, когда за спиной раздавался этот жалобный возглас, у Даши так и сжималось сердце. Стараясь грубостью вытеснить жалость, она твердила слова подруги: «Купила себе порося…» Еще не обернувшись, она поняла, что сейчас Данил попросит взять его с собой.
– Возьми меня с собой…
– А Сережка? – попыталась защититься она. – По-твоему, он один должен сидеть?
Данил умоляюще заглядывал снизу ей в глаза:
– Он поиграет с приставкой. Она хорошо работает! Ему не будет скучно.
– Вот и ты поиграй…
– Я не люблю. У меня не получается.
– Как раз и научишься…
– Зачем?
«Действительно, – согласилась Даша. – У меня ведь тоже это не получается, но я и не собираюсь учиться».
Не позволяя себе окончательно размякнуть, она сердито спросила:
– Даня, почему ты все время сидишь на полу?
– А нельзя? – растерялся он.
– Да можно! Только… Тебе не холодно?
Мотнув головой, он широко улыбнулся, и в глубине слева сверкнула золотая коронка.
«Я ничегошеньки о нем не знаю, – уже без прежней паники подумала Даша. – Может, ему зубы надо лечить или чего-то нельзя есть… Кормлю его, как Сережку».
– Я боюсь вставать, – тихо признался Данил, отведя глаза. – Когда я стою, все кажется таким странным…
«Потому что ребенок смотрит на все снизу, – догадалась Даша. – Он считает естественным такой взгляд».
– Индейцы всегда сидят на земле, – добавил он.
– Как же ты собираешься идти со мной? – Она решила его развеселить. – На четвереньках?
Он громко расхохотался, спугнув кота, и умоляюще заглянул Даше в лицо. Не удержавшись, она погладила его по голове, потеребив щепотью постаревшие волосы. За эти полмесяца странности Данила совсем перестали ее пугать, и Даша уже не находила ненормальным то, что разговаривает, как с сыном, с человеком, который лет на десять ее старше.
– Я встану, – пообещал Данил, но не сдвинулся с места.
Рыжий опять бесстыдно развалился у него между ногами, устроив на большом колене вытянутую несимметричную морду. Подавив вздох, Даша без особого желания сообщила:
– Я иду в кафе. По четвергам там собираются поэты. Ты любишь стихи?
Когда его лицо вот так болезненно напрягалось, у Данила становился настолько несчастный вид, что Даша была готова за него ответить на все вопросы. Но она держала свое сострадание под контролем, полагая, что необходимо приучать его к мысли, что надо взрослеть. Правда, иногда она с недоумением спрашивала себя: «А зачем? Он такой хороший…» Потом принималась себе же яростно доказывать, что это просто необходимо, и все. Без объяснений.