Пагода журавлиного клёкота

В этот момент туман рассеялся, и я увидел, как Лиза грациозно выполняет свои упражнения йоги. Заметив, что я открыл глаза, она, улыбнувшись, сказала:

– А я думала, что ты заснул прямо так, сидя.

– Да нет, – ответил я, – вот просто сижу и любуюсь тобой.

– А что мной любоваться? – сказала, смеясь Лиза. – К тому же, как ты можешь любоваться с закрытыми глазами. Мне нужно скоро идти в школу, идём завтракать.

Сказав эти слова, она закончила упражнения и пошла на кухню. Я отправился за ней. В школу она выходила из дома на час раньше, чем я – в университет. Её школа находилась далековато от нашего дома, но она обычно ходила пешком. Я же ездил в университет на стареньком «москвиче», но накануне он сломался, и мне пришлось его оставить в автосервисе, где его обещали сегодня уже починить.

Лиза накрыла на стол, и мы сели завтракать. Когда она налила мне чай и уселась напротив меня, я спросил:

– Скажи, дорогая, ты счастлива со мной?

– Что за вопрос? – удивилась она. – Раньше ты никогда меня об этом не спрашивал.

– Я понимаю, – ответил я, – что вопрос мой неожиданный. Мы прожили вместе уже семь лет, и всё это время я был счастливым человеком, потому что очень любою тебя. И люблю тебя настолько сильно, что, если бы тебя не стало рядом со мной, я бы почувствовал себя самым несчастным человеком. Но вот я задаюсь вопросом, всё ли я делаю для того, чтобы ты рядом со мной тоже чувствовала себя счастливой?

Лиза поднесла чашу к губам, отпила глоток чая и посмотрела на меня своим проникновенным взглядом. Этот взгляд всегда проникал в мою душу и был настолько необычным, что мгновенно зажигал внутри меня огонь возбуждения. Мне казалось, что именно из-за этого взгляда я и полюбил её когда-то.

– Видишь ли, – сказал я ей, – все мы наделены способность радоваться вещам, и в чём-то открываем свою собственную красоту. У всех у нас разное чувство прекрасного. Если мы открываем для себя что-то прекрасное, то весь мир становится вокруг нас желанным, и мы способны пройти с ним через все невзгоды и страдания. В этом прекрасном мы находим смысл нашей жизни, потому что мы вступаем с ним в единство и гармонию. Для нас это прекрасное всегда имеет какую-то тайну и содержит волшебство. Вот, например, взять простое лицо, в котором нет ничего примечательного, оно может нравиться или не нравиться, но если это лицо любимой, то всё меняется. Оно имеет тысячи изменений, когда переживает или радуется, печалится или грустит. Его можно сравнить с небом, любое изменение в природе тут же отражается в нём. Но иногда оно загадочно, и я не понимаю, что с ним происходит.

– С чем? – спросила Лиза, улыбнувшись. – С моим лицом или с небом? Вы, философы выражаете всегда свою мысль так неопределённо, что иногда трудно догадаться, о чём вы говорите.

– Вот видишь, – опять сказал я ей, – мир настолько сложно устроен, что иногда трудно понять, что скрывает та или иная тайна. Иногда я тайно наблюдаю за твоим лицом, но не всегда понимаю, что тебе нравится, а что тебе претит. Я бы не сказал, что твоё лицо не проницаемо, но всё же иногда мне трудно понять, что ты чувствуешь. Я понимаю, что тебе нравятся блага жизни, красивые вещи, потому что ты сама красивая. В тебе есть некое устремление к духовной жизни, определенная мудрость, но всё это ещё не означает счастливого состояния, даже когда всё это имеется в избытке. Для многих мужчин, например, счастьем является стремление к идеалу. Но вот что составляет женское счастье, для нас, для мужчин, наверное, всегда останется загадкой.

Лиза, услышав эти слова, рассмеялась.

– Ты думаешь, что счастье мужчин отличается от счастья женщин? – спросила она. – Но я не вижу никакой разницы в счастье, чье бы оно не было. Счастье и есть счастье, оно всегда субъективное и индивидуальное. Я очень сомневаюсь, что есть какое-то общее счастье.

– Ну, когда мы вместе слушаем прекрасную музыку, или, когда мы молимся одним и тем же идеалам, разве это не общее счастье? Когда мы оба радуемся, мы, наверное, оба счастливы. А разве, когда ты вдруг входишь в единство с миром, и чувствуешь себя абсолютно свободной от времени, разве ты не счастлива? Во время твоих упражнений йогой и твоей медитации ты, наверное, ощущаешь нечто такое, что делает тебя на какое-то время счастливой.

– Не знаю, может быть, – сказала Лица и посмотрела на часы, – мне нужно собираться в школу, а то я опоздаю.

– Мне тоже нужно раньше выйти из дома, – сказал я, – а то сегодня у меня машины нет. Не знаю, сколько я прожду автобуса на остановке.

Мы закончили завтрак, быстро оделись и вышли из дома. Утро было почти летним. Солнце освещала мир своей утренней улыбкой.  Некоторое время мы шли молча вместе, и вдруг Лиза сказала мне:

– А знаешь, однажды в детстве я почувствовала себя очень счастливой. Было такое же утро, и я шла в школу. Один мальчик, который мне нравился, попал мне навстречу и улыбнулся мне. Не то, чтобы я была в него влюблена, нет, не подумай ничего такого, просто мне было приятно его видеть. Ну, знаешь, есть люди, с которыми приятно общаться. Но я с ним даже не была знакома, так просто, когда он проходил мимо, я на него смотрела. Да и он не проявлял ко мне особого интереса, даже иногда проходил, как бы не замечая меня. И вот он мне улыбнулся, наверное, ему в эту минуту было очень хорошо. И мне тоже стало хорошо. И я почувствовала себя счастливой. Я ходила ещё в начальную школу, ни о какой любви я даже не думала. Просто бывают такие случаи в жизни, когда некоторые вещи вступают в созвучие с собственной жизнью и проникают в наше сознание. Когда нет никакого желания, но возникает блаженство от того, то кто-то тебе улыбнулся. Ничего не произошло, но в душе всё совпало самым чудесным образом, когда утренний солнечный свет мягко струится из радующейся голубизны неба, и даже звуки собственных шагов кажутся сладостными, потому что душа ощущает своё присутствие в этом мире, и то, что ты у кого-то обратил на себя внимание. Не знаю, поймёшь ли ты меня, но счастье ни от чего не зависит, оно рождается само собой, когда тебе приятно быть самой собой и находиться этом мире.

Мы остановились возле ворот её школы. Дети пробегали мимо нас и здоровались с ней как со своей учительницей. Я понимающе кивнул ей головой и спросил:

– Так ты не против того, чтобы я купил дачу?

Лиза улыбнулась и сказала:

– Я очень даже согласна. Но я хочу, чтобы дача мне понравилась.

– Мы будем выбирать её вместе, – согласился я, – как только тебе что-то понравится мы её купим.

На этом мы расстались. Она пошла в школу, а я – на остановку. Город уже давно проснулся и на улице было много народу. Все спешили на работу или на службу. Я втиснулся в переполненный троллейбус. Стоя в толпе, я думал о Лизе и о наших с ней отношениях. В троллейбусе практически не было личного пространства, все почти прижимались друг к другу: и мужчины, и женщины. Все эти люди были настолько разными, что ни в чём не походили на друг на друга, но что-то их всех объединяло. Здесь можно было столкнуться с человеком единственный раз в жизни и больше никогда его не встретить. И каждый этот человек имел свой собственный мир, свои пристрастия и свою жизнь, связанную с его личной судьбой. Но было в них что-то такое, что делало их похожими, может быть, сама их жизнь и те законы, по которым эта жизнь протекала и творила их судьбу. Мужчины и женщины – разные в общем, и общие в разном.

Я вспомнил монаха Вэйя и некоторые отрывки его комментариев. Там он говорил, что в жизни всегда происходит танец между драконом и тигром, между женским и мужским началом. И не известно ещё, кем является тигр, а кем – дракон. Тигр танцует на земле, а дракон устремляется ввысь в небеса, туда, где бушуют ветры и космические волны разных энергий. Но где-то есть сосредоточение всех кругов, так называемая, середина, куда все стремятся попасть, и куда все в конце концов попадают. Середина – это центр – истинное место рождения сокровенной жемчужины, то место, где воедино сливаются мужчина и женщина.  От этого слияния всегда рождаются плоды. Они как бы возникают из нечего, оплодотворяются и одухотворяются, чему способствуют столкновение разных энергий и энергетических полей. В этом месте зарождается младенец «ин-эр», о котором говорил Лаоцзы, как о корне жизни и начале всех учений, а Мэнцзы говорил, как о сердце взрослого человека, приносящем успокоение и находящем путь к природному началу и завершению. Это место там, где нет различия, где стороны света сходятся и меняются местами, где огонь рассвета и заката соединяются с небесной осью, где в шуме большого города можно обрести покой, где великое сокрытие открывается в явном. И человеку не нужно углубляться в горы, чтобы обрести покой в одиночестве. Можно в полном гуще людей, в таком месте, как троллейбус, отключиться и предаться медитации. Время не играет никакого значения.