Страница 6 из 8
Вторая версия – для внешнего пользования, она применяется развитыми странами в качестве идеологического инструмента, направленного на подавление развивающихся стран. Главные постулаты данной версии неолиберализма – открытость экономики, принцип невмешательства государства в деятельность экономических субъектов, запрет на протекционизм. Конечная цель проста – лишить местные, локальные компании государственной поддержки и оставить их один на один в конкурентной борьбе с транснациональными корпорациями. Итог борьбы легко предсказуем. Лишившись национального бизнеса, национальное государство становится легкой добычей для манипуляции в руках развитых стран и их транснациональных компаний.
Разрушительная сила данной версии неолиберализма подробно изучена и проанализирована авторами «Русской доктрины». Вот что они пишут о результатах неолиберальных реформ, которые можно наблюдать по всему миру: «Важный аспект трансформации экономики в неолиберальном духе – существенная степень ее десуверенизации после такой трансформации. Если экономика, подвергнутая неолиберальной трансформации, слабая, то она утрачивает суверенитет в положительной форме и «приобретает» его в отрицательной форме в виде больших масс госдолга, нищеты населения и быстро развивающегося криминального сообщества, отделяющего ее от экономик «приличных стран» в гораздо большей степени, чем высокие таможенные пошлины. Все, что имеет сколько-нибудь существенную ценность в подвергнутой неолиберальному реформированию слабой экономике, автоматически переходит, в конце концов, в руки иностранных собственников по преимуществу из развитых стран. Местное правительство превращается в результате этой процедуры не в «ночного сторожа» при автоматически работающем рыночном хозяйстве, а в охранителей активов зарубежных собственников – «Было ваше, стало наше». Утрата суверенитета экономикой по мере ее неолиберальной трансформации, в конце концов, имеет закономерный финал: экономика поглощается каким-нибудь экономическим сообществом» (часть IV, глава 1).
Помимо экономической разрухи радикальная версия неолиберализма «на экспорт» наносит сокрушительные удары по нравственным и культурным основам общества. В данном варианте «принцип свободы личной жизни» направлен на разрушение моральных устоев, поскольку снимает с людей ответственность перед обществом за любые поступки не криминального свойства: «Я могу вести себя как угодно, главное, не нарушать закон». Действие «принципа свободы совести» подготавливает благодатную почву для «критического переосмысления» традиционной религии общества, исподволь и незаметно уменьшая ее влияние на людей. Возведенный в догму «принцип свободы слова» в условиях неразвитости общественного и государственного контроля трансформируется в информационную вседозволенность – средства массовой информации начинают «делать бизнес» на человеческих пороках, полностью игнорируя образовательную и просветительскую функции.
Как результат действия такой политики человек остается один на один с окружающей действительностью, и едва ли не единственным жизненным советником у него становится телевизор, который предлагает стереотипы поведения для определенных ситуаций. Настаивая на приоритете индивида, надо понимать, что с «бременем свободы» могут справиться только развитые личности, число которых в обществе не превышает 5-10 %. Остальным людям необходима четкая система моральных координат, которые задаются религией и традиционными общественными устоями. По всей вероятности, большинство из упомянутых 5-10 % «индивидуалистов» в казахском сообществе сформированы шала қазақ. Поэтому традиционный, по большому счету, для общества конфликт между «активным меньшинством» и «пассивным большинством» в казахском социуме приобретает дополнительный, негативный аспект – «активное меньшинство» выделяется не только своим индивидуализмом, но еще и говорит на другом языке и исповедует чужую идеологию.
Задача для шала қазақ состоит в том, чтобы, избавившись от ненужной радикальности «экспортной» версии неолиберализма выработать компромиссную модель, в которой интересы активных индивидов должны быть гармонизированы с общественными приоритетами.
Заключая данную главу, можно констатировать, что со временный шала қазақ представляет собой до конца несформировавшийся и неустойчивый феномен. В его основе лежит незнание шала қазақ родного языка, функцию которого выполняет русский язык. Помимо языковой проблемы имеет место особенность сознания шала қазақ, которое определяется тремя составляющими – базовой казахской, русской и западной неолиберальной. Все это выделяет шала қазақ в новый субэтнос с присущими только ему характеристиками. Шала қазақ, включая в себя половину казахов и имея значительное присутствие в казахстанской элите, существенно влияет на происходящие в стране социально-экономические процессы. Очевидно, что дальнейшее разделение на шала и нағыз қазақ будет иметь отрицательные последствия. Поэтому на повестке дня стоит вопрос о формировании контуров будущей модели, в которой шала қазақ и нағыз қазақ снова станут единым целым, сохранив при этом лучшие свои качества и избавившись от худших. Свое видение данной модели я постараюсь изложить в следующих главах.
Глава 3
Шала қазақ и язык
Проблема казахского языка – главная и наиболее очевидная проблема на пути консолидации казахов. При всей важности этого вопроса и наличии большого информационного шума вокруг него в действительности развитием и распространением казахского языка среди шала қазақ никто по-настоящему не занимается. Почему это происходит и что нужно сделать для того, чтобы казахский язык объединил казахов – на эти вопросы я постараюсь ответить в данной главе.
1. Современное состояние казахского языка
Проблема изучения шала казахами родного языка не сводится только к проблеме шала қазақ. Она во многом обусловлена проблемами самого казахского языка. Общеизвестно, что состояние языка определяется состоянием общества. При этом сначала происходят некие общественные изменения, которые затем находят свое отражение в языке. В настоящее время казахский язык находится в том переходном состоянии, когда он должен адекватно отреагировать на произошедшие изменения.
До тридцатых годов прошлого столетия казахи вели кочевой образ жизни, соответственно, казахский язык развивался только в рамках патриархально-аграрного уклада. Шоковый перевод казахов к оседлому образу жизни вкупе с интенсивной русификацией общества законсервировал развитие казахского языка почти на 60 лет. Вот что об этом пишет казахстанский философ К. Жукешев: «В начале ХХ века по уровню развития казахский язык соответствовал тогдашнему состоянию аграрного общества в Казахстане. Позднее, когда в Советском Союзе началась индустриализация промышленности, казахский язык был отстранен не только от этой отрасли, но и от науки, техники, ведения делопроизводства. Так ему было суждено оставаться языком аграрного общества. В этом заключаются все проблемы функционирования казахского языка, которые можно охарактеризовать как следствие противоречия между языком аграрного уклада и обществом постиндустриального развития» .
Шестидесятилетнее высыхание казахского языкового моря сыграло с ним злую шутку – после обретения независимости в него влился большой мутный поток казахского новояза, существенно загрязнившего языковую флору и фауну. Такое явление само по себе не уникально – в русском языке, как отмечает Олжас Сулейменов, нечто подобное происходило в конце девятнадцатого века. Причем таким нововведенчеством грешил и самый главный русский словарист Даль. Например, слово «гимнастика» в его словаре называется «телодвижение», «атмосфера» – околоземица, «галоши» – мокроступы и т.д. Жизнь показала, что даже такой авторитет не способен навязать живому языковому организму несоответствующие ему правила.
Можно, конечно, воодушевившись данным примером, занять наблюдательную позицию и терпеливо ждать, когда муть осядет и языковое море заживет своей нормальной жизнью. Вся беда в том, что потенциальные объемы вливающегося мутного потока в разы больше самого моря. Чтобы пояснить эту мысль, обращусь к следующему факту. Обычный человек в быту использует порядка двух тысяч слов. Данного количества слов достаточно, чтобы свободно говорить на бытовые темы. В нашей ситуации слова, входящие в данный массив, представляют собой в подавляющем большинстве случаев традиционные казахские слова. Активный лексикон современного образованного человека составляет в среднем десять тысяч слов. Какие же слова образуют указанную восьмитысячную разницу? Это как раз те слова, которые описывают жизнь современного городского человека – промышленное производство, экономика, юриспруденция, здравоохранение, наука, городская культура и т. д., то есть те сферы, в которых казахский язык не развивался. Представляете, что произойдет, если все эти восемь тысяч слов введут в оборот в качестве новояза? Как говорится, почувствуйте разницу – восемь тысяч против двух тысяч. В такой языковой водной мути даже нағыз қазақ ощутит себя неопытным пловцом, не говоря уже о шала қазақ и других русскоязычных гражданах Казахстана.