Лес. Книга 1

– Так, значит, ты Амина?

– Какой ты догадливый! – фыркнула заносчиво в его сторону тетерка.

– Ты злишься на меня?

– А разве не стоит?

– Зависит от того, насколько близка ты была с этим тетеревом, – Симон сделал еще один шаг к тетерке, пытаясь свести к минимуму то пространство, что умещалось между ними в данный момент.

– Уж точно ближе, чем с тобой.

– Но не настолько, чтобы не позволить ему уйти.

– Что тебе от меня надо?

– Ты мне нравишься.

– Я рада за тебя.

Симон ей не ответил. Он стал рассматривать пестрое оперение самки, делая акцент на грациозно вытянутой шее, как первом признаке ее сговорчивости. Тетерка посмотрела на самца: холодный взгляд, подающий надежды на неминуемую оттепель. Тогда как сам глухарь теперь стал намеренно пренебрегать встреч с этим взглядом.

– Так и будешь молчать?

– У меня есть на это оправдание.

– И какое же? – поинтересовалась самка, отведя взгляд в сторону.

– Твоя надменная красота.

– Ах ты негодяй! – Симон тут же схлопотал от тетерки крылом, а затем она улыбнулась. – Откуда ты такой нахальный взялся?

– Вон с того дерева, разве ты уже не помнишь?

Амина снова улыбнулась. Глухарь по-прежнему игнорировал взгляд тетерки, не отводя при этом от нее своих глаз.

– Прогуляемся? – смело предложила тетерка.

– А ты не боишься, что я и на тебя наброшусь? – ответил он самке, впервые соприкоснувшись глазами с ее взглядом. И тут же глухарь засомневался в себе, придав своей походке излишне осторожный темп.

– А ты сам этого не боишься? – пикантно ответила тетерка, подвергнув еще большим испытаниям самообладание самца.

Как кстати для глухаря при этом был свежий весенний ветер, разгуливавший по просторам привольного луга, охлаждая пылкий нрав птицы.

Податливо раскачивались тощие березы на окраине леса, мелькая средь беспросветной хвои бледными стволами. Не уступчив лихому ветру здесь был лишь одинокий дуб, раскинувший свои многолетние ветви в дали зеленеющего луга. Еще не успел как следует прикрыться листьями после зимнего сна, а уже развесил соцветия. Одинокий и даже порой хмурый в ненастную погоду, он все же дорожил своей свободой, всю жизнь наблюдая за тем, как ведут многолетнюю борьбу между собой лесные деревья.

Помимо местных кабанов, его задорных осенних гостей, не давала скучать дубу и взбалмошная река, склонная ранней весной к частым переменам настроения. И пусть в этом году дуб так и не дождался от нее столь привычных талых эмоций, попрежнему продолжала нести Дайна безустанно свои воды к морю, приветствуя просторы луга неуемным журчаньем.

Наведывались к реке гости и из леса, привыкшие к луговому раздолью и местным лакомствам. Приходили на водопой к Дайне косули, для которых не только живительная прохладная вода, но и прибрежные кусты служили хорошим подспорьем весной. Паслись там и лоси, не отказывая себе в удовольствии угоститься луговой зеленью. Многие из них уже успели показаться здесь с появлением первой молодой травы, пригревшейся на весеннем солнце. А теперь и сам Нагил решил пожаловать в речную долину. Продолжал медведь приводить себя в порядок после зимней спячки. Ясная солнечная погода на протяжении последних нескольких дней вынудила главу леса отправиться к реке, где он теперь собирался попытать счастья в своем излюбленном занятии.

Не стал медведь даром терять времени. Побродил по отмели реки, присмотрелся к ее оживленной среде, да и окунул голову в прохладную воду.

– Что это он делает?

– Крепче держись, а то сейчас как начнет барахтаться, – произнесла блоха, переползая к загривку медведя. – Рыбу ловит!

– А чем ему лесная река не угодила? Обязательно было сюда тащиться?

– В лесу лососей нет. А здесь их завались. У этой рыбы сейчас нерест. Наш, видимо, уже заранее пронюхал об этом.

– Это же морская рыба.

– Морская, а размножается в пресной воде. Ты где там? – окликнула блоха свою подругу. – Что-то он долго не выныривает.

– Может, захлебнулся?

– Сплюнь, дура! Этого нам только не хватало.

– А нет, зашевелился. Сейчас подхватит. Держись!

Медведь подкараулил лосося, отбившегося от своего косяка. Замер, аккуратно подгребая левой лапой к себе запаниковавшую рыбу. И только занес правую для удара, как тут же пронырливый лосось нырнул ему под брюхо, проскочив между лап. Раздосадованный медведь вынул голову из воды, встал на задние лапы и сделал несколько шагов к середине реки.

– Не та еще сноровка у нашего косолапого друга. Видимо, никак не отойдет от зимней спячки.

Оказавшись поглубже в реке, медведь начал высматривать очередной косяк рыб. На этот раз он не спешил нырять. Наклонил голову над водой, нахмурившись, и стал ждать.

– И долго он так будет стоять? – пробормотала блоха, вглядываясь в ясную даль речной долины. – Меня уже солнечные лучи достали!

– Какая ты привередливая! – ответила ей подруга. – Он так часами может стоять и с твоим мнением уж точно не станет считаться.

– Да он ни с чьим мнением в лесу не считается. Делает что хочет и когда захочет. Ни стыда ни совести.

– Не наглей! Если бы не он, жить бы нам сейчас с тобой в какой-нибудь сырой глуши.

– Это точно. В нашем лесу для выживания надо всегда быть готовым к тому, чтобы в нужный момент суметь выше своей головы прыгнуть.

– А затем и удержаться на своем месте.

Обе блохи тотчас рассмеялись, вцепившись щетинками в шерсть медведя. Нагил почувствовал дискомфорт и вынужден был отмахнуться от надоедливых насекомых, упустив из виду подплывавший косяк лососей.

– Я чуть было не сорвалась, – воскликнула блоха, выдохнув из себя последние порывы смеха.

– Да, пронесло нас в этот раз. Говорила же тебе, без нужных связей выжить в этом мире куда сложнее.

Нагил слегка наклонился к воде и затаил дыхание, наблюдая за проплывавшей мимо рыбой. Бросившись врассыпную, лососи умело рассредоточились перед возникшей опасностью, и теперь медведю оставалось надеяться на появление перед собой очередного выскочки из косяка. Его ожидания оказались ненапрасными. Поддавшуюся панике рыбину медведь ловко подцепил одной лапой, подхватил другой, и уже через мгновение лосось оказался у него в зубах. Мокрый, с довольной мордой направился медведь к берегу, терзая по пути добычу когтями и зубами.

– Неужели наелся?

– Не думаю. Видимо, подустал с непривычки, – ответила своей подруге блоха. – Сейчас разляжется в тени, как любит делать обычно. Поднаберется сил, и обратно в воду.

– Тень – это хорошо. Заодно и мы отдохнем от этих невыносимых солнечных лучей.

– А может, мы Нагила на берегу подождем, пока он не нарыбачится, как думаешь?

– Но тогда мы лишимся неприкосновенности, которую нам гарантирует его шерсть, – резонно произнесла блоха, призадумавшись. – Хотя, знаешь, давай. Этому проклятому солнцу еще ни одно облако сегодня не попадалось. Достало оно меня.

– Подождем его на берегу. Ничего с нами не случится.

Надежда на то, что Марат мог бы поступиться кровавой охотой на невинных животных в борьбе за свое выживание, с опустевшим желудком становилась для него все менее выразительной. «Больным и раненым зверям труднее выживать в тех условиях, с которыми они сталкиваются в лесу. И с этим, безусловно, согласились бы остальные его обитатели, опасаясь за свои жизни и жизни своего потомства», – рассуждал Марат.

Вот только у самих больных и раненых зверей, как оказалось, было иное мнение на сей счет. И неудачная охота минувшей ночью в очередной раз убедила волка в этом.

Покидая стаю, Марат знал, каким испытаниям может подвергнуть свою жизнь. Скитания по лесу в поисках падали, запах которой был невыносим для его гордого нрава. Охота на мелких грызунов, пренебрегая собственными убеждениями в борьбе за существование. Теперь только она оставляла ему призрачную надежду на выживание. Встав на защиту жертв естественного отбора в лесу, молодой волк в итоге сам оказался жертвой. Жертвой собственной гордыни от природы, своего честолюбия вопреки природному инстинкту.