Крушение

– Ну а ваш экземпляр справки из Рейвенсвуда?

– Она нам не нужна: ее там не лечили, а просто приняли. И вообще, в дальнейшем не вижу смысла в…

– С того времени, как мисс Чейз поступила сюда, она ни разу не упоминала про Овидия?

– Да она вообще не разговаривала.

– Вы же сказали, что она спрашивала меня.

– В Рейвенсвуде, – Кристин отмахнулась. – И вообще, при чем здесь я? Ну так что, мы можем приступать?

– Когда я сориентируюсь. Я, кстати, до сих пор не понимаю, зачем ее прислали сюда, когда вы – всего лишь сетевая структура.

– Ничего мы не сетевая. Мы – полностью самостоятельная, полномочная организация.

– Меня это почему-то не убеждает.

– Мы полностью квалифицированы и уполномочены федеральным правительством и сотрудничающими местными органами на то, чтобы предлагать комплексные услуги в области психического здоровья. И будем добиваться своих целей, если что-то в этом городе потребует улучшений в данной области.

Бледные веки дрогнули. А с ними и бледные руки.

«Добро пожаловать в Эл-Эй».

– Бюрократия у вас на уровне? – как бы невзначай осведомился я.

– Худшее из зол, – ответила она без тени иронии.

– Сочувствую. В Википедии сказано, что вы сейчас на втором году трехгодичного гранта, то есть начинаете ощущать давление со стороны Национального института здоровья. Ваш мандат затрагивает в основном амбулаторных больных, но для этого вам нужно развить «сеть направлений внутри сообщества», а этого пока не произошло: впечатление такое, что город пытается осложнить вам жизнь. Но не чувствуйте себя ущемленными: нынче в Лос-Анджелесе все, кто пытается начать бизнес, проходят через это.

– Мы – не бизнес, мы…

– Без разницы. Дайте-ка я угадаю: вы арендовали это помещение как раз для того, чтобы привлечь к себе внимание строительного отдела, отдела зонирования, целого списка специальных общественных советов и комитетов, оценщика, плюс с вами наверняка активно взаимодействует департамент здравоохранения. Ну а в какой-то момент вам, с вашим профилем, придется организовывать питание для своего персонала и пациентов, а значит, предстоит пройти регистрацию как учреждение, связанное с общепитом, и сейчас вас прогоняют через все эти бюрократические препоны. Как вы, кстати, пока решаете этот вопрос? Берете еду навынос?

– Навынос, но высокого качества, – не преминула акцентировать Дойл-Маслоу. – Ладно. Могу ли я…

– Из-за волокиты вы вынуждены довольствоваться «краткосрочными кризисными госпитализациями», а лучший способ обеспечить их – это принимать не столь прибыльных «пятьдесят первых», освобождая местных врачей-практиков, нужных вам как источники получения направлений, от малоприятной возни с буйными.

«А при всей конкуренции за денежки министерских фондов, если вы не сдюжите к тому времени, как федералы нагрянут к вам с проверкой, ты лишишься своей титулованной работы, схваченной благодаря связям твоей матери с местным конгрессменом. Который и спроворил тебе должность в службе городского развития. Вуаля».

Кристин Дойл-Маслоу перешла в контрнаступление:

– Если вы отказываетесь в оказании услуги, давайте закончим с этим прямо здесь и сейчас.

– Почему же. Услугу я оказывать буду. Ведите.

Смерив меня подозрительным взглядом, она тронулась дальше.

– А как зовут доктора, который направил ее к вам? – поинтересовался я.

– Неру.

Я оторопело посмотрел.

– Ну что еще? – нетерпеливо воскликнула она.

Ладно, хватит пытать их еще и на предмет мировой истории.

– Спасибо за информацию, Кристин.

Зона ограниченного доступа была широкой, не мелкой и подразделялась на сестринский пост и стационарные палаты «A», «B» и «C» – каждая заперта на засов, а в двери глазок с миниатюрной заслонкой. Я прислушался, пытаясь по звуку определить, в которой из них содержится Зельда.

Всюду тишина.

Сестринская смотрелась скорее по-домашнему, чем по-больничному: на месте стойки деревянная столешница, возле журнального столика пара стульев с обивкой, а еще черный диванчик на пузатеньких ножках, еще обернутых магазинной пленкой. Правую стену занимал белый металлический стеллаж с красным крестом по центру. Слева за пустующим столом читал книжку мужчина в белой униформе. На его легкий взмах рукой я тоже ответил взмахом, а Кристин Дойл-Маслоу – нет.

– Вот и доктор, – сказала она. – Наконец-то соизволил прибыть.

Санитар встал и подошел к нам. Вид неброский: лет тридцать пять, лысоватый, с усиками. Бэйдж вдвое меньше того, что у Дойл-Маслоу, но информация на нем правдивая.

«Кевин Брахт, дипломированный медбрат».

Мы обменялись именами и рукопожатием.

– Рады вас видеть, док, – сказал Брахт. – Она сейчас спит. В основном только этим и занимается. – Он поглядел на дверь «А».

Кристин Дойл-Маслоу засобиралась уходить, попутно инструктируя:

– Выставление счета обсудите с Иветтой, на выходе. Вашу пациентку выпустят завтра утром. Оплата вам поступит в течение шестидесяти дней. Если понадобится продлить код «пятьдесят один пятьдесят», то здесь этого сделать не получится.

– Почему?

– Лимит наших полномочий.

– Она находится здесь уже два из трех отведенных дней?

– Полтора. Наш срок удержания – сорок восемь часов, а не семьдесят два.

– Вот как?

– Всего семьдесят два, но этот срок она уже частично отбыла в Рейвенсвуде, так что на удержание нам отводится всего двое суток, а там уже переход к комплексным амбулаторным услугам.

«Оказывать которые ты не обязана. Спасибо, Джозеф Хеллер»[10].

Кевин Брахт вежливо возвел брови.

– Нет проблем, Кристин, – сказал я. – Теперь делом займемся уже мы с мистером Брахтом.

Тишину разбила грохнувшая дверь.

– «Мистер Брахт» – это уже лишнее, – со смехом сказал медбрат. – Лучше просто Кевин. Ну вот, теперь вам посчастливилось составить знакомство с нашей Цаплей.

– Работать с ней, должно быть, сплошное удовольствие.

– Почти такое же, как иметь занозу в глазу. Как только мисс Чейз выйдет, я уйду сразу следом.

– Так быстро все бросите?

– А я и не нанимался. Для меня это временная сделка. Агентство перед трудоустройством ничего толком не разъяснило.

– Вы – фрилансер?

– Я – парень, которому нужна подработка. Три дня в неделю работаю в доме прикладного поведенческого анализа для взрослых аутистов. Недавно купили с женой дом, так что приходится суетиться сверхурочно. В основном сижу со стариками, за которыми нужен догляд по выходным, когда их обычные сидельцы уезжают. Дежурю также где по домам, где по хосписам.

– Непросто. Но всё лучше, чем здесь, – заметил я.

– Со смертью, док, я ладить могу. Это нормально, ожидаемо. А вот здесь, наоборот, сидишь как на вулкане. В психиатрии – да и во всем прочем, если на то пошло – наша Цапля ни ухом ни рылом. И вот как только до меня дошло, что случись какой-нибудь острый кризис, то я здесь окажусь наедине с собой, меня словно током прошибло. Врача-то я вызвать смогу, но что толку? В таких случаях все происходит моментально, и не хватало мне еще, не дай бог, оказаться в такой ситуации крайним.

Он снова указал на дверь «А».

– Пока проблем, тьфу-тьфу-тьфу, не возникало, только я все равно то и дело проверяю, как бы она ничего с собой не учудила. На ней та же одежда, в которой она к нам поступила, только обувь я у нее забрал подальше: тут вон гвозди в каблуках.

Из ящика стола Брахт извлек пару туфель – когда-то черных, теперь грязно-серых.

– Одно хорошо: палата для припадочных оборудована с умом. Так просто там ни обо что не ушибешься. Хотя…

– Спасибо, что пытаетесь держать ее в безопасности.

Улыбка возвратилась на его лицо.

– Мы с вами называем это «безопасность». А Цапля, пожалуй, употребила бы термин «оптимальное сопротивление повреждениям». Словом, пока мисс Чейз ведет себя сравнительно сносно.

10

Джозеф Хеллер (1923–1999) – американский прозаик, автор сатирического романа «Уловка-22».