Только дождись меня (ЛП)

Но принять, почему его матери не было рядом с ним после этого, Луи так и не смог.

Помню, как он плакал и спрашивал: «Где мамочка?», «Почему мамочка не играет со мной?». Луи не понимал, что происходит с его матерью. Единственное, что в то время спасало его — это наша с ним близость, он с радостью принимал мою любовь и внимание тогда.

После того как Мэнди нас покинула, он начал злиться на нее, а спустя какое-то время, просто перестал разговаривать о ней. Будто не хотел помнить о том, что она когда-то существовала. Несмотря на мои попытки поднять эту тему, он просто отказывался говорить о матери.

До сегодняшнего дня.

— Она сильно плакала, — тихо произнесла я, заставляя себя улыбнуться. — От счастья. Как когда Санта принес Джошу бейсбольную биту, и он плакал. Помнишь? Твоя мама, не переставая, говорила, что ты самое прекрасное создание в мире, и она безмерно любит тебя. Мэнди не позволяла мне обнять тебя целых два дня, представляешь? Она не хотела делиться тобой ни с кем, только с Родриго.

Все это время Луи наблюдал за мной. Лишь пальцы, стучащие по одеялу, говорили о том, что он внимательно слушает.

— Кажется, она сильно любила тебя, — произнес Даллас, сжав мою ладонь.

Мой маленький мальчик лишь хмыкнул. И все.

На сегодня было достаточно. Я не хотела заставлять его говорить о матери.

— Твой брат знает сотни историй о ней. Попроси его рассказать их как-нибудь. Он очень любил ее. Как и я.

В глазах Луи блеснули слезы, и он быстро кивнул. Слишком быстро. Его рот скривился, он сглотнул. Потом сглотнул еще раз. Я чувствовала, что он пытается принять какое-то решение.

— Как ты любишь меня? — поинтересовалась эта хитрая козявка спокойным тоном.

По крайней мере, мы заговорили о его матери сегодня.

— Эй, поменьше самомнения. Не так сильно.

Луи улыбнулся.

— Почему бы сегодня тебе не рассказать мне историю о своем отце? — спросил Даллас.

ГЛАВА 24

— Я буду ждать тебя снаружи, Джош! — кричала я на следующее утро. Через пять минут нам нужно было выезжать в школу, чтобы успеть вовремя.

— Хорошо! — раздалось в ответ из кухни, где Джош доедал кашу.

Луи стоял рядом со мной с рюкзаком за спиной и тостом с медом в руке. Я уже представляла себе, как крошки падают на сиденье или на пол машины.

— Я готов, — сказал он, глядя на меня совершенно невинными голубыми глазами.

Я устало улыбнулась и махнула в сторону двери. У меня не было сил. Уложив мальчиков спать, я снова и снова проигрывала в голове все разговоры с Далласом с момента нашего знакомства. А их было много.

Сколько раз он говорил мне, что будет верен жене до тех пор, пока не разведется? Каждый раз, когда о ней упоминалось в разговоре?

Сколь раз он отмечал, что его воображаемой будущей девушке нужно будет дождаться его?

Даллас знал меня. И… он не был придурком, который не имеет в виду того, что говорит.

Я вспомнила слова Ванессы о том, что мне стоит перестать быть трусишкой и вспомнить о том, кто я есть сейчас. Мне понадобилось много лет, но теперь я знала, кто я есть, чего хочу от жизни и что готова сделать для людей, которых люблю.

Для них я была готова сделать все.

Так что же мне все-таки было делать?

С мыслями о Далласе я повернулась и пошла по дорожке к машине, но внезапно заметила мотоцикл у соседа.

Это был Джексон.

С момента нашей ссоры в баре прошло уже несколько недель. Несколько недель, в течение которых я не видела его мотоцикла на улице. Вчера, во время готовки ужина, я поинтересовалась у Далласа, что слышно от его брата, но он сказал, что ничего. Его лицо при этом выражало и злость, и беспокойство, и любовь. Я понимала Далласа. Его брат был куском дерьма, но он все равно оставался братом.

Я вздохнула и посмотрела на Луи, который уже подошел к машине.

— Лу, я сейчас вернусь. Мне кажется, что я видела брата Далласа. Хочу сказать ему кое-что. Вернусь через минуту.

— Хорошо.

Думаете, мне хотелось переходить дорогу и снова разговаривать с этим говнюком? Нет, не хотелось. Но, быть взрослой и поступать как взрослый человек оказалось куда более сложной штукой, чем меня предупреждали.

Я перебежала через дорогу, надеясь, что не получу по морде, потому как именно это и хотелось сделать Джексону тогда, в баре.

Естественно, рядом с мотоциклом стоял блондин с густой бородой, который, судя по сумкам, притороченным к транспортному средству, не собирался появляться на матче в эти выходные. Когда я подошла к Джексону, он поднял голову и моргнул, совсем как его брат.

Я остановилась в десяти шагах от Джексона. Он выглядел старше, чем Даллас.

— Послушай, не стоит наказывать Далласа за то, что я сказала и сделала тебе.

Он усмехнулся и, покачав головой, обошел мотоцикл, чтобы закрепить сумку с другой стороны.

— Ты здесь не для того, чтобы извиниться? — фыркнул он. В его голосе было столько сарказма, что мне захотелось плеснуть еще парочку гавайских пуншей ему в лицо.

— С чего бы? Ты заслужил это. — Я напряглась, подозревая, что он разозлится, но Джексон даже не посмотрел в мою сторону. — Я просто не хочу, чтобы между вами испортились отношения из-за меня. Вот и все. — Я помолчала и добавила: — Если ты сейчас исчезнешь вот так… он уже чувствует себя виноватым за то, что произошло, когда вы были детьми…

— Я не исчезаю, — пробурчал Джексон. — Не могу оставаться в одном доме с бабушкой Перл. За пять минут она умудрилась выесть мне весь мозг… — Он раздраженно выдохнул. — Забудь. Даллас попросил меня съехать несколько недель назад, вот я и забираю вещи.

Несколько недель назад? После бара?

Он выгнал своего брата?

Я закатила глаза и вздохнула. Я даже чуть не пожелала ему удачи, но вовремя вспомнила, что этот человек обозвал меня сукой и нелестно отзывался о моем брате. Неблагодарный придурок.

Я побежала через дорогу к машине, Джош как раз спускался по лестнице. Я показала на дверь, напоминая, чтобы он запер ее. Мы опаздывали уже на пять минут.

А Джексон еще не отъехал.

Интересно, они когда-нибудь смогу разобраться между собой? Кто знает? Порой люди, склонные к саморазрушению, просто не знают, как это сделать. Моя abuela всегда говорила, что нельзя помочь людям, которые не хотят, чтобы им помогали.

К середине дня я вспомнила, что Даллас должен прийти на стрижку сегодня вечером.

Чем больше я размышляла о нашей ситуации, тем больше хотела этого… его. Мне хотелось отношений с Далласом, и я была уверена, что наши желания совпадали.

Теперь я знала, что делать, и не собиралась отступать.

Моя предпоследняя постоянная клиентка, которой нужно было покрасить корни, опоздала на двадцать минут, поэтому я торопилась, чтобы поскорее закончить с ней.

В ожидании своей очереди Даллас, уткнувшись в телефон, ходил из угла в угол.

— Что тут делает этот неонацист? — фыркнула клиентка. Мы с ней часто шутили, но в этом случае, я замерла.

— Что вы сказали? — непринужденно переспросила я, надеясь, что плохо расслышала.

— Скинхед. С каких это пор их принимают в парикмахерских? — Женщина рассмеялась.

Я прочистила горло и сжала прядь ее волос плойкой.

— Мы обсуживаем всех, — медленно ответила я, принимаясь за следующую прядь волос.

Она недовольно фыркнула. С каждой секундой я становилась злее. Какое право она имела судить Далласа? С чего она вообще решила, что он скинхед? Неонацист? Правда?

Когда мы шли к кассе, я в ярости пялилась на ее макушку. Сжав зубы, я приняла оплату. Но когда она сладким голосом попросила записать ее через четыре недели, я едва не взорвалась.

Даллас убрал телефон и теперь сидел в кресле, пристально глядя на меня. Я вздохнула и повернулась к женщине.

— Триш, не думаю, что смогу снова принять тебя. Могу посоветовать Шона, он отличный колорист. Но решать тебе.