Страница 9 из 14
Он выбежал из дома, отвязал Ветра и вскочил в седло. Злость завладела разумом и телом. И теперь его терзала жажда разрезать эту мразь на куски. Выжечь каждый орган в теле аптекаря, излечить, а потом повторить пытку снова. И так до тех пор, пока ублюдок не сойдёт с ума от боли, покрывшись кровавым потом. Безжалостно подгоняемый Ветер нёсся вперёд, преодолевая милю за милей, обгоняя своего воздушного собрата. Но Лютовиду всё равно казалось, что это недостаточно быстро. Сердце сжалось от дурного предчувствия. Беда… Она разлилась в воздухе. От её запаха, горького и едкого, слезилось в глазах, а в животе свивался склизкий клубок змей. Словно смеясь над ним, зарядил дождь. Началась настоящая буря. Холодные вихри рвали одежду, бросая в лицо пригоршни воды. Дороги размыло. Они превратились в вязкое скользкое болото. День и ночь смешались, накрыв всё вокруг бесконечным сумраком. Лютовид едва понимал, когда наступало новое утро.
Он почти не спал, перестал есть и лишь сильнее погонял Ветра.
Разразившаяся буря словно пыталась помешать ему добраться до Пеплиц. Вместо земли противно чавкала под ногами вязкая жижа. Пришлось спешиться и идти, по щиколотку проваливаясь в грязь. Ледяной сивер3 сносил всё на своём пути. Поваленные деревья и разлившиеся ручьи затрудняли и без того нелёгкую дорогу. Забываясь тревожным сном, Лютовид видел перед собой Мельцу. Она то плакала, то смеялась, а иногда манила его за собой. Сияющие дождевые капли казались её слезами, порывы ветра – её прикосновениями к разгоряченной коже.
Околдовала его дочь старосты, заворожила. Неспокойная одинокая душа его теперь навсегда ей принадлежит. Без Мельцы ему жизни не будет. Лютовид не знал, что с ним происходит. Да и не стремился понять. Ни одной из женщин не удавалось сотворить с его чувствами подобного. Ни одной из каменнецких красавиц он не желал обладать так же сильно, как Мельцей. После одной ночи они становились ненужными. О Мельце же он грезил днями и ночами. Тяга к ней сводила с ума. Лютовиду хотелось узнать всё о ней. Что заставляет Мельцу смеяться, а что грустить. Какие украшения ей нравятся. Какие танцы она любит. О чём мечтает и где хотела бы побывать. Он готов был отказаться от всего, лишь бы подарить ей то, о чём она мечтала. А Мельца бы его отблагодарила… Нежной улыбкой, ласковым прикосновением, объятием. Лютовид всё глубже погружался в пучину одержимости ею. Его неотвратимо затягивало в трясину. И выбраться из неё казалось столь безнадежным, что он начинал опасаться за свой рассудок. Стоило на мгновение закрыть глаза, усталость брала своё, и он оказывался в удивительном мире. В этом мире Мельца каждый день ждала его возвращения домой. Она встречала его, снимая поцелуями усталость. Залечивая влажными касаниями губ его душевные раны. Лютовид представлял, как скользят его ладони по гладкой фарфоровой коже, как оставляет он на ней свои отметины, как громко стонет от его ласк Мельца и умоляет прикоснуться к ней ещё. Как он мучает её ожиданием, пока она не выдерживает и не срывается на крик…
Его грёзы разрушило ехидное уханье филина. Птица словно смеялась над этими фантазиями, наперёд зная, что не дано будет ему дотронуться до Мельцы своими грязными руками.
Болезненно бледный рассвет осветил спящий хутор. Даже издалека были видны жёлтые огоньки в домах у околицы. С огромным трудом Лютовиду удалось выбраться из болота, в которое превратился лес. С неприятным хлюпаньем Ветер переставлял копыта, пытаясь преодолеть грязь, которая когда-то была землёй и пылью. Ругаясь под нос, Лютовид всё сильнее и сильнее ударял коня по бокам, понукая двигаться резвее. Наконец они добрались до окраины.
В доме старосты зловеще горели мутным светом несколько окон. Почему-то всё строение казалось неприветливым и жутким. В воздухе вновь разлился едкий запах беды. Лютовид спешился и бросился в дом – увидеть Мельцу. Сначала он обнимет её и поцелует. Даже если она испугается, если оттолкнёт! Разбудит её и скажет, что вернулся, что узнал, кто это сделал и больше ей нечего бояться.
Дверь отлетела в сторону под его нетерпеливой рукой. Шум голосов на кухне сразу смолк. Потом он узнает, что там обсуждают кмети и почему не спят. Сперва – встреча с Мельцей. Коснуться её… Вдохнуть аромат спелых вишен.
Едва Лютовид дошёл до лестницы, как на пороге кухни появились дружинные. Все. Усталость и спешка не могли ему помешать это заметить. Рой вопросов пронёсся в голове. Почему они здесь все? Почему Гирдир не охраняет Мельцу? Почему остальные не стерегут ведьму? Сурово сведённые брови и мрачные взгляды заставили атамана остановиться. У воев был виноватый и испуганный вид. Внутри всё сковало льдом от дурного предчувствия. Тут же вспомнился сон, когда он сам погубил Мельцу. Лютовид перевёл взгляд на Гирдира. Тот опустил голову и смотрел в пол. Сразу всё стало ясно. Повинно опущенные плечи, как будто уменьшившаяся в размерах могучая фигура. Ярость… Жгучая, горькая. Алым туманом она задурманила разум. Рука потянулась к эфесу. Он сам не заметил, как вытащил саблю, как ринулся на Гирдира и вжал его в стену. С глухим звуком стукнулась голова кметя о твёрдый камень. Длинное изогнутое лезвие коснулось шеи. Потекла кровь.
– Где она? Где?! – Его голос – не голос, рычание. Внутри же всё пылает диким пламенем.
– Прости, атаман… – Тихий шёпот Гирдира хуже всех пыток, которые Лютовиду приходилось когда-либо терпеть.
– Жалкая мразь… Я ведь попросил! Всего лишь раз попросил!
Чьи-то руки впились в плечи, в запястье. Его почти оторвали от кметя и швырнули в сторону. Сальбьёрг и Лейвюр, тяжело дыша, загородили Гирдира и достали оружие.
Первым заговорил ипат:
– Он ни в чём не виноват. Это заполошный… Выпустил ведьму. А наши два дурака не уследили…
Лютовид поднялся на ноги, крепче сжимая саблю. Какая к Чёрту ведьма?! Ему не было дела до этой жалкой неудачницы.
– Где Мельца?!
И снова виноватые взгляды и нахмуренные брови. Он боялся думать. Не позволял себе.
– Где? – От его рёва все вздрогнули и взглянули на ипата.
– Ведьма… Она напала на Мельцу. Аптекарь её защитить пытался, да силы неравны. Ведьма и его… Едва живой остался. Ты бы пошёл – помог ему.
– Что? Что ты сказал?
Лютовид набросился на Сальбьёрга. Он не разбирал, куда наносит удары. Лишь одно желание билось внутри: уничтожить. Как угодно. Вырвать кишки у тех, на чью помощь он так опрометчиво понадеялся. Вырвать и растоптать. Смотреть, как медленно и мучительно они умирают.
– Это он сделал с ней! Он! – Лютовид с Сальбьёргом покатились по полу.
Он подвёл Мельцу. Предал. Оставил одну. Когда ей нужна была его защита, он бросил её здесь… Откинув от себя ипата, Лютовид привалился к стене. Лицо было влажным. От крови ли? Или это слёзы потекли по ещё незажившим ранам?.. Ни воевода, ни Гирдир – никто не виноват. Только он один…
– Где аптекарь? – Он взглянул на перепуганных дружинников, которые молча стояли в стороне. – Где?
Ответил Сальбьёрг. Его лицо было покрыто кровью, и от этого Лютовида вновь заполнил алый туман ярости.
– У себя дома. Он над аптекой живёт. Я провожу.
– Не надо. Я знаю, где это.
Атаман поднялся на ноги, взглянул на кметей. На их лицах читались облегчение и надежда. Глупцы.
Лютовид подобрал саблю и вложил в ножны. Он всё сделает голыми руками.
Снаружи было прохладно. Пахло чем-то гнилым. А перед глазами стояла Мельца. Вот она прячется под крышей кашеварни. А вот рассматривает пищаль. Её голос, её аромат, её сияние… Укус на руке жжёт нестерпимой болью. Такая же боль пульсирует там, где должно биться сердце. Нет. Нет-нет-нет. Этого всё неправда. Как могла она уйти и оставить его одного?! Конечно же она жива! Жива. Она обещала его дождаться. Или нет? Мельца стояла под дождём и смотрела ему вслед. Она думала, что он такой же, как аптекарь, надругавшийся над ней. Совсем рассвело. На улице показались люди. Жалобно скрипнула вывеска аптеки на ветру. Нет, он не такой, как этот выродок. Он хуже.
3
Сивер – холодный северный ветер.