Страница 1 из 2
Ладно, спонсор для душечки в раю нашелся, а для души?
Душечка смотрит на мужчину и думает: если ребро оказалось таким костяным, он-то уж точно дурачок.
Высокому бюсту ум не к лицу, мужичек может и не дотянуться.
Ловко сочинять о душечке гадости, вот все чем привлекателен умный партнер, а для неумной и этого не требуется.
Любовь, удел слепых, глухих, немых, ну да – инвалидов.
Ум душечки гастрономическая приправа к шарму макияжа.
Лесть мужчин венок бессмертников душечки, комплиментов так много, что менять венок душечка не успевает, с ним душечку и отпоют…
Макияж создает оригинальность из ничего и на пустом месте.
Душечки всего мира думают на одном международном женском аналоге эсперанто, дословно непереводимом для мужиков…
Душечки не живут, они декламируют себя в театре мужчины.
ПРИТЧА 7-4. Обожаю женскую интеллигентную матерщину, это единственная возможность вечно осторожной женщины позволить откровенности самых сильных своих чувств выплеснуться до дна, вмести с мутью страхов потерять искусственную миловидность рефлекса притворства. Душечкам матерщина к лицу, женская матерщина не затаскана по трущобам, где душечку кличут сукой, как опозоренную неразборчивостью самку, что подавляет в душечке человека, в мягкие интонации как бы извиняющегося вибрирующего голоса душечки вложены все интеллектуальные мощности замаскированные сексуальной осторожностью бурного в деле темперамента, отброшенная вкрадчивость рефлекторной трусоватости придают сквернословию душечки сексуально-эстетический колорит классного, специфического женственно беспощадного юмора, это извержение микро вулкана иронии, душечка просто матерится иронией юмора сильнейшего откровения, устраняющего тлетворный смысл забубенного мата… Пожалуй, женская матерщина на грани надрыва истинная женская интеллигентная поэзия художественного слова, отбросившего условности гендерной мимикрии, которой вынуждены душечки пользоваться, чтобы не сливаться с кровавым сексуально животным матом мужиков.
Мужчина – бордель душечки, разница лишь в крыше, под которой бордель их объединяет.
На закате дородное Небо заалело, словно некий охальник ущипнул задницу Неба.
Никому не удается попользоваться авторитетом правды, пока время, судья истории, не засвидетельствует ее подлинность.
Кровожадность древнегреческого народовластия, – легкий насморк по сравнению с опухолью двойных стандартов демократии.
Истина всегда относительна, иначе она превращается в приблизительность диссертации.
Самый веский аргумент в споре – оскорбление.
Сомнительные моменты в науке создают фундамент ее объективной реальности.
Истина глаголила устами младенца, пока ему можно было безнаказанно надрать задницу.
Седалище. Есть же тут нечто монархическое. Задница – демократичнее, жопа демократии – вот это честное пролетарское.
Ах, лето, лето, всегда-то у тебя в кармане припрятан кукиш осени.
Красивое озеро, до приторности.
Душечка сбежала из Рая погреться в Аду, пока Адам валялся в госпитале после ампутации ребра.
Осень. Постарели, облысели деревья, но как молодо зазеленел пруд, прикрываясь припозднившейся ряской.
Октябрь, в саду тихо как перед погромом.
Луна манекен для упражнения поэтов в галантном обхождении с рифмой.
Современная поэзия манеж для обрусевшего Пегаса. Боги Рима, вы-то не забывали поделиться с народом жареной говядиной жертвенных быков…
Счастье нуждается в компании веселой, с одиночеством кураж его вульгарен.
Вдохновение – вздох разочарованного мгновения, обреченного быть источенным на поэтическую лабуду.
Пляж – базар для продажи краденого у солнца загара. Морские дюны погост невостребованного стройкой песка.
Ночь блюдет повадки воровские, ступает неслышно, в подельники не навязывается, может и на шухере постоять, а застигнут вора – спрячет под полой и в свидетели не пойдет.
Что уважительно в любви, так это ее насильственная анонимность перед грехом подстрекательства чувств к лицемерию биологического восторга.
Любовь, увы, не утруждает память, не потому ли вечно свежа и невинна ее младенческая
Мы искушаем любовь, вместо взаимности она подставляет работящей похоти самок.
Душечка – джунгли, где рыщет обезьян в поисках водопоя.
Душечка – повариха с черпаком у похлебки счастья мужика.
Что греха таить, кухня – наш храм, – наша Библия, где все жутковато, нелепо, но впечатляет.
В измену жены верим с полуслова, верность ее не докажет и самая ехидная ее подруга.
Феминизм принудит мужчин к равенству с душечкой, но душечку с душечкой – никогда не уравняет.
Формула женской непредсказуемости математически безупречна.
Когда муж ворует, жена бдит на шухере.
Не спешите понять душечку, ваша мысль и завтра не догонит ее язык.
Суровый лик женской верности может смягчить только человечность адюльтера.
Являюсь на кухню во всеоружии интеллектуального превосходства, уползаю гадом чревоугодия.
Порядочная: дети обуты, одеты, муж накормлен, и любовники сыты
Супружество разрушает не измена, но лень импровизировать тайнами.
Скука – тень любви в женском обществе.
Женская прозорливость – мыслящий копчик, опровергающий побуждения мозга.
ПРИТЧА 8-4. Невероятно, но душечка права, когда делает все во вред себе, – искренне рожает и воспитывает детей, фальшивит, когда требует гендерного равноправия, и помалкивает о равенстве доходов, исключающих половые поблажки.
Мужик же осел, все гребет под себя. Заботится лишь о душевном комфорте, вот-вот обрящет смысл жизни, ему начхать, что духовное его прожектерство не доказывает его состоятельности как мужчина в глазах облапошенной душечки.
Любовь – ласковый эгоизм в маске обворожительного альтруизма.
Любви пофигу и честь, и закон, и обычаи, после нее хоть потоп.
Стоит взглянуть на любовь здраво, и дети не рождаются.
Любовь – цветок кактуса, выращенный мужчиной в теплице своего сердца.
В оранжерее сердца душечки цветы с колючками.
Эмансипация посмеялась над ми, они-то рассчитывали, все мужики – джентльмены, и воротнички рубашек у них уже накрахмалены.
Брак по расчету – любовь без разочарований.
Бизнесвумен – косточка без вишенки.
Любовь укротитель – в цирковом представлении дрессированных млекопитающих.
Любовные игры начинаются на цветущих лугах, среди порхающих мотыльков. Заканчиваются на ринге под рев алчной публики, требующей распять любовь.
К счастью мужчины относится как к починке утюга.
Следы душечки на сердце мужчины, следы мужчины – под глазом душечки.
Не душечке рассудить спор за мою душу между Всевышним и моим вожделением.
Одиночество душечки, когда в доме не выясняют с ней отношения и ее кастрюльки.
Дьявол на левом плече, жена на правом, у них междусобойчики, а я как бы ни при чем.
Любуюсь изящными ножками дамы: на горло песни наступит и не почувствует.
Когда искушает, Всевышний рубит яблони в Раю.
Рожденная из ребра, не могла не стать костью в горле мужчин.
Ночная бабочка – публичная дама с обостренным чувством гражданской ответственности.
Бабник – вечная юность, заблудившаяся среди баб.
Любовь брачует два эгоизма во имя будущего третьего. У душечки отношения с любовью на ты, у мужчины – на вы, у мужа и жены – это уже отношения местоимений.
Любовь – это церемонный баланс корысти и бескорыстия.
Если бы сердца влюбленных, наконец, соединились, любовь стала бы однополой.
Любовники – как воронье, слетаются на то, что с душком.
Душечке легче простить негодяйство любовника, чем достоинства мужа.
Душечки горячо сочувствуют беде, но не человеку.