Страница 7 из 9
Эти наблюдения приводят Бенедикт к выводу о том, что психическая норма полностью определяется принятыми в данной культуре традициями. Поэтому разница между человеком, разговаривающим с духами, и человеком, который не делает этого, оценивается в зависимости от того, какому обществу он принадлежит. В одном случае это поведение одобряется культурой, в другом – нет: в Западном обществе человек, который разговаривает с духами, будет назван сумасшедшим, у индейцев – шаманом. Сказать, что из этого действительно нормально, не учитывая культурную специфику, мы не можем.
Бенедикт считает, что тезис о культурной относительности нормы и патологии распространяется не только на поведение отдельных людей, но и на правила сообществ в целом: нормы одного общества могут показаться представителям другой цивилизации совершенно противоестественными. Она ссылается на исследование одного из племен северо-западной Меланезии[70]. Фортун описывает сообщество, которое мы, возможно, могли бы охарактеризовать как общество параноиков. Жители этого племени воспринимали все действия своих соседей и соплеменников как проявления черной магии. Например, если кому-то удавалось собрать богатый урожай, соплеменники воспринимали это как случай неприкрытого «воровства»: им было очевидно, что с помощью магических средств этот человек украл урожай у менее удачливых соседей. По этой причине сбор урожая проводился в строжайшей секретности – ни один из жителей не хотел прослыть колдуном. Более того, абсолютно нормальным, рутинным состоянием меланезийцев было ожидание отравления со стороны любого из соседей. Поэтому при приготовлении пищи они не могли позволить себе оставить блюдо без присмотра даже на миг.
Интересно, что в этом сообществе были свои критерии психического расстройства, и у них был свой местный сумасшедший. Ненормальным жители считали мужчину «жизнерадостного и доброго нрава, который любил работать и помогать другим»[71]. Соплеменники не заговаривали с ним без усмешки, и он имел репутацию дурачка, тогда как этнографу, воспитанному в христианской культуре, он показался «славным парнем».
Приведенная картина выглядит гротескно. Правила поведения, принятые в этом сообществе, с точки зрения любого европейца, могут выступать основанием для вынесения коллективного диагноза и предположений о распространении массового психоза. Тем не менее жители этого общества имели вполне стабильный общественный уклад и социальные отношения, основанные на таких «параноидальных» правилах.
Описания сообществ, где представления о нормальном и ненормальном столь не похожи на аналогичные представления западной культуры, приводят Бенедикт к идее о том, что норма в принципе культурно обусловлена. «Нормальность определяется культурой; этот термин обозначает социально разработанный сегмент человеческого поведения в отдельной культуре, а аномальность – термин для сферы поведения, которая не используется в данной культуре»[72]. Бенедикт считает, что норма может различаться не только в разных сообществах, но и одной цивилизации в разные эпохи. В Средние века экстатический опыт расценивался как знак святости; но некоторые описания жизни святых с позиции сегодняшней культуры также могли бы быть оценены как проявление ненормальности[73].
Так, Рут Бенедикт сформулировала тезис, согласно которому представления о «ненормальном», в том числе о психической норме и патологии, задаются обществом и различаются в разных культурах. Сегодня этот тезис кажется очевидным, однако почти столетие назад эти идеи произвели настоящий переворот во взглядах на природу психической болезни. До этого все, кто исследовал психические расстройства, пытались понять, что представляет собой сама болезнь. Бенедикт показала, что невозможно понять, что такое психическое расстройство, не принимая во внимание нормы и установки той культуры, которой принадлежат люди, которых мы считаем психически больными.
«Общество выражается через свои психические заболевания»
Благодаря данным этнографических исследований была подвергнута сомнению идея об универсальности нормы и патологии. Однако эти исследования не давали ответа на другой вопрос: почему в обществе (или в разных обществах) именно такие формы поведения считываются как знак психической ненормальности? Антропология позволяла показать, что те же самые действия считаются нормальными или ненормальными в разных культурах, но не объясняла, с чем связаны эти различия.
В социальной науке был сделан следующий шаг, который позволил ответить на эти вопросы. Ответ состоял в том, что само различие между психической нормой и психической патологией – это отражение социальных различий, и, соответственно, психическая болезнь может быть полностью объяснена социально, через исследования проблем и противоречий общества. В явной форме этот тезис был сформулирован Мишелем Фуко. Полемизируя с Бенедикт, Фуко утверждает, что наделение какого-либо типа поведения статусом ненормального неслучайно. То, что некоторые действия считаются ненормальными, многое говорит об общественной структуре: «общество позитивно выражается через демонстрируемое его членами психическое заболевание, и происходит это вне зависимости от того, каким статусом оно наделяет эти болезненные формы»[74] (то есть вне зависимости от того, подвергается ли психически больной исключению или становится центром религиозного культа).
В трактовке Фуко различие между психической нормой и патологией – это отражение различий на социальном уровне. С его точки зрения, действительные социальные конфликты (конкуренция, эксплуатация, классовая борьба) и социальное отчуждение – это условия возникновения психической болезни. Психиатрия, по сути, просто придает легитимность этим различиям, утверждая, что ненормальность – это предмет медицинского рассмотрения. Более того, из-за действий психиатров существующее отчуждение усиливается; человек, признанный психически ненормальным, не только исключен социально, но лишается юридического статуса и подвергается изоляции. Таким образом, согласно Фуко, психиатрия, с одной стороны, затемняет действительную социальную природу нормы и патологии, а с другой – воспроизводит социальные различия, подводя под них основания.
Похожее мнение позже высказывали представители социально-ролевого подхода. В их понимании «болезни – это девиантные социальные роли, вызванные теми же силами, что и „нормальные“ роли»[75]. Согласно этой концепции, общество устроено таким образом, что в нем с необходимостью присутствует шкала распределений, на которой представлены как нормальные, так и отклоняющиеся роли. Сумасшествие – это пример «отклоняющейся» роли, которая неизменно воспроизводится в разных обществах. Надо отметить, что при таком подходе нет принципиальных отличий между психически больными и представителями иных «ненормальных» ролей.
Вывод о социальной природе психической болезни позволил поставить следующий вопрос: зачем обществу нужна фигура безумца, которая обладала столь разным обликом на протяжении веков и в разных сообществах, но регулярно воспроизводилась? Историк Клаус Дёрнер формулирует этот вопрос следующим образом: «почему вообще существует психиатрия, если она могла бы и не существовать?»[76] Ответ, с его точки зрения, состоит в том, что психиатрия создает определенные отношения в обществе между безумными и «нормальными» гражданами. Но что же это за роль «безумного» в обществе, и почему она так необходима?
На этот вопрос социологи и историки давали различные ответы[77]. Наверное, наиболее критическую по отношению к психиатрии версию ответа на этот вопрос мы можем найти у радикального противника психиатрии Томаса Сасса.
70
Fortune F. Sorcerers of Dobu. New York: Dutton, 1932.
71
Benedict R. Anthropology and the Abnormal. P. 66.
72
Ibid. P. 73.
73
Ibid. P. 60.
74
Фуко М. Психическая болезнь и личность. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2009. С. 169.
75
Townsend J.M. Cultural Conceptions and Mental Illness. A Comparison of Germany and America. Chicago & London: The University of Chicago Press, 1978. P. 11.
76
Дёрнер К. Гражданин и безумие: К социальной истории и научной социологии психиатрии. М.: Алетейа, 2006. С. 22.
77
В частности, Мишель Фуко предложил в более поздних работах свои версии, объясняющие, зачем обществу необходимо существование безумных. Фуко М. Ненормальные. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974–1975 учебном году. СПб.: Наука, 2005; Фуко М. Психиатрическая власть. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1973–1974 учебном году. СПб.: Наука, 2007.