Страница 5 из 17
Рядом мелькнуло смазанным движением – уходя от обстрела, в проем буквально рухнул один из швейцарцев. Франц это или Мартин, я не понял – лицо его залила кровь из рассеченного лба, а из глубокой рваной раны в плече выглядывали белые осколки костей.
В этот момент я увидел вертолет, по широкой дуге облетающий яхту. Двигался он достаточно медленно, боком – в широком проеме открытой двери сидел человек с пулеметом на специальном креплении. Шлем с зеркальным стеклом и массивное черное оружие вызывающе контрастировали с цветастыми шортами, гавайской рубашкой и ядовито-желтыми – даже отсюда видел – кроссовками стрелка.
Чувствуя, как щерятся губы в гримасе отчаянной злости и напряжения, я взмахнул рукой. Время будто остановилось – шар жидкого огня, уже возникший у меня в кулаке, словно длинный тонкий хлыст сорвался с ладони. Произошло это, видимо, оттого – что я сильно боялся промахнуться и держал глазами приметный хвост с красной полосой, стараясь не смотреть на заметившего меня стрелка. И в особенности на поворачивающееся жало пулеметного ствола.
Словно в замедленной съемке отстраненно наблюдал, как тонкая нить огненной плетки обвивает хвост бело-красной машины, как сминается железо под горящим жгутом магического хлыста. С неимоверным усилием – двигаясь словно в тягучем желе, я потянул руку на себя – и вертолет дернулся, будто споткнувшийся прохожий. Хвост искривился и вдруг отлетел в сторону, мелькнули солнечные зайчики на плексигласе кабины и широком стекле шлема стрелка – и тут время вернуло свой привычный бег. Неуправляемо завертевшийся в горизонтальной плоскости вертолёт, все сильнее закручиваясь вокруг своей оси подобно юле, исчез из поля зрения. А я уже рухнул вниз, на лестницу – стрелок успел среагировать – и пули короткой очереди пробили обшивку совсем рядом. Посыпалось стекло прозрачного потолка кокпита, вспыхнув, словно распустившийся в мгновенье ока цветок – спину и шею ожгло болью, и я тут же почувствовал на коже горячую кровь.
С громким всплеском вертолет упал в воду неподалеку, а я уже, не обращая внимания на боль, выскочил на палубу, оглядываясь. Серо-стальной хищный катер преследователей был неподалеку. За зеркальными стеклами скошенной и прижатой к палубе рубки никого не было видно, зато за невысокими ограждениями борта приготовились не менее пяти бойцов в черном. Все массивные, в полном обвесе, с оружием наготове.
Полого поворачивая, катер двигался вдоль изгибающегося кильватерного следа неуправляемой яхты, заходя с кормы. Узкий и длинный нос судна уверенно резал спокойную морскую лазурь, едва приподнимаясь ускорением.
Файербол удалил в катер практически на стыке водной глади и серого металла. Словно на миг напоровшись на невидимую стену, атакующее судно замерло и тут же скрылось в краткой огненной вспышке – за борт успели прыгнуть лишь две фигуры. Едва приподнявшись от удара, хищный катер вдруг, словно прыгающий ныряльщик, исчез под водой.
В этот момент ноги у меня подкосились, и я рухнул на палубу, едва не улетев за борт – яхта как раз забилась в волне, поднятой упавшим вертолетом. Рядом оказался де Вард – отбросив винтовку и оттащив меня от края, он резкими взмахами ножа распорол на мне футболку. За плечом бельгийца замаячила испуганная Ребекка – находясь в полубеспамятстве, я видел, как она, крупно дрожа, помогает меня бинтовать. Ее огромные глаза оказались вдруг совсем рядом – и я увидел текущие по щекам слезы.
– Как холодно, – только и успел произнести, прежде чем провалился в черноту.
После несколько раз отрывал глаза – чувствуя озноб, стылый холод и страшную, причиняющую почти физическую боль, тянущую слабость. Смутно запомнил, как Мартин и де Вард грузили меня, укутанного в одеяло, в резиновую лодку, как рядом сидела Ребекка, баюкая меня на руках и периодически всхлипывая, шепча что-то на ухо.
На берегу мы некоторое время оставались в лодке, кого-то ожидая. Несмотря на то, что я был укрыт, меня морозило. Выныривая на краткие мгновения из забытья, чувствовал крупную дрожь озноба. Еще один раз я очнулся, когда меня заносили в дом. Вскоре, оказавшись в достаточно уютной комнате, увидел нескольких докторов – хотя помещение никоим образом не напоминало больницу.
Медики суетились вокруг – в тот момент, когда я почувствовал, что умер, мне поставили капельницу. Перед глазами встала серая пелена, и пришло чувство необычайной легкости – но вдруг резкий и сильный удар в грудь вернул меня обратно к противной слабости и боли. Два массивных утюжка электродов дефибриллятора вновь прижались к груди, но я снова был здесь – и очередного удара не последовало. Бегали и кричали вокруг доктора, сменяли друг друга лица, мелькали в поле зрения прозрачные бутыли капельницы – и через некоторое время я вновь погрузился в приятную темноту обморока.
В следующий раз очнулся всерьез и надолго. Первое ощущение – откровенно прижатое ко мне женское, обнаженное и горячее тело. Вернее, память о нем – очнулся я как раз от того, что тепло и ощущение атласной кожи и прижатых приятных округлостей пропали.
Едва приоткрыв веко, я в лучах бодрого утреннего солнца пронаблюдал, как поднявшаяся Ребекка прикасается губами к моему лбу, проверяя температуру, а после, прижав щеку практически вплотную, проверяет дыхание. Убедившись, что я в порядке – но не заметив, что наблюдаю, она легонько коснулась меня губами и упруго, как кошка, поднялась. Нажав кнопку вызова персонала, Ребекка потянулась со сна – у меня внутри сразу появилось приятное тепло при взгляде на длинные загорелые ноги, грациозную позу, едва видную вполоборота высокую грудь и притягательные ямочки Венеры над ягодицами.
С усилием оторвав взгляд от подтянутого обнаженного женского тела, на котором была лишь тонкая белоснежная полоска миниатюрных трусиков, я осмотрелся. Мы находились в уютной комнате – обстановка домашняя, уютная, но выделяющееся медицинское оборудование космического вида наводило на мысли о том, что мы в ультрадорогой частной клинике.
Мои догадки подтвердила появившаяся практически мгновенно после нажатия Ребеккой кнопки вызова медсестра. Низкорослая азиатская девушка в небесно-голубом халате – филиппинка или сиамка по виду, зашла в номер. Склонившись в коротком поклоне, она поинтересовалась о чем-то у Ребекки на французском. Графиня ответила, после чего медсестра торопливо вышла – а Ребекка, взяв со стула длинную растянутую футболку, быстро надела ее, став в таком наряде еще более привлекательной.
Заметив мой взгляд, она шагнула ближе, присаживаясь рядом.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовалась она.
Ощутимо саднили глубокие порезы на спине и шее ощутимо саднили. Да и чувствовал я себя не то, что бы очень хорошо – но от вчерашней чудовищной слабости не осталось и следа, – о чем я графине и сообщил.
Ребекка моментально подобралась и принялась переодеваться, явно собираясь в дальнюю дорогу.
– Ребекка, – позвал я ее, отвлекая. Она замерла, изогнувшись, натягивая узкие штаны.
– Да? – настороженно спросила она, видимо, что-то почувствовав в моем голосе.
– В моей каюте был рюкзак, – хрипло прошептал я.
В этот момент к нам в номер зашла врачебная комиссия – при виде полунагой Ребекки невозмутимость, как медсестра, сохранить не сумевшая. Девушка резко бросила оторопевшим врачам пару фраз на французском, после чего медики сразу занялись моим осмотром.
– Все в порядке, Питер его забрал, – холодно кивнула мне Ребекка, отвечая на вопрос.
В городском рюкзаке, специально купленном по случаю в Подмосковье, лежали вырезанные из тела Юлии блок и импланты – которые надо было как можно скорее подключить к капсуле. А чтобы это сделать, требуется спешно прийти в себя и найти не только свободную капсулу или кокон, но и специалиста, разбирающегося в теме.
После короткого обследования доктора удалились, а Ребекка принялась помогать мне одеваться – вещи были незнакомыми и совершенно новыми. Вскоре в номере появился де Вард. Старый и худощавый бельгиец, словно высушенный временем, оказался удивительно сильным – сначала помог подняться, а потом повел меня к выходу, едва не на руках.