Лёд

- Меня тоже знобит. Это пройдет.

- Ледок, ледок-то не пройдёт... это вы, батенька, обманывать себя изволите. Через этакую штуку пройти без ободранных бочков затруднительно...

- Все-таки это не настоящая смерть.

- Ничего-то вы, батенька, не поняли. Куда уж настоящее... А, вот и он. Здравствуйте, здравствуйте, драгоценнейший Евгений Степанович! С воскресеньицем вас! Так сказать, смертью смерть поправ...

- Давайте не будем кощунствовать хотя бы сейчас, Георгий Семенович. Вы знаете, мне это никогда не нравилось.

- Давайте не фарисействовать, Евгений Степанович! Я, кажется, не давал никакого повода...

- Ну вот, опять началось. Вы и на том свете лаяться будете?

- Так мы уже на нем побывали, дражайший...

- Давайте не будем профанировать то, что профанировать нельзя. С догматической точки зрения мы не были мертвы. Наши души находились подле тел и воспринимали реальность, хотя и пассивно. Это не более чем глубокий сон. Мы не Лазари, Георгий Семенович, и не надо смешивать рукотворное и нерукотворное. Именно здесь, именно сейчас, именно нам, как никогда, необходимо трезвое, я подчеркиваю, трезвое восприятие реальности такой, какая она есть, а не останавливаться на субъективных переживаниях, каковы бы они не были...

- Господа-товарищи! Эй! Есть врачи?

- Я врач. Что случилось?

- Кажется, перелом.

- Да, кости у нас у всех хрупкие. Иду-иду. Господа, отложим этот спор. Моя принципиальная позиция, впрочем, ясна.

- Врачи есть, спрашиваю?

- Иду, иду.

2010 год. Колыма. Подземный комплекс 9-Щ453.

- Товарищ полковник! - молоденький лейтенант чуть не плакал. - Каждый второй...

- Что ещё? В чем дело?

- То же самое, товарищ полковник!

- Они хоть живы?

- Живы, товарищ полковник... но... эта... ни соображают ни хера. Глаза стеклянные, во...

- Остановить разморозку сектора. Чернова ко мне.

- Есть! - лейтенант с синим лицом, в полуистлевшей форме, лихо козырнул и побежал по коридору.

Полковник склонился над картой комплекса и обвел красным карандашом еще один сектор.

Снизу донёсся дикий крик - это орал какой-то бедняга, - наверное, из восточного сектора. Полковник поморщился: раствора на всех не хватало, так что люди иногда просто сходили с ума от боли в отмороженных мышцах.

За железной дверью забухали сапоги.

- Товарищ полковник! Старший лейтенант Чернов по вашему приказанию прибыл!

- Вольно, лейтенант. Доложите обстановку.

- Разморозка личного состава лагеря идет по плану. По невыясненным причинам возникли трудности с восточными секторами. Много мертвых, еще больше полуотмороженных. Работы остановлены до вашего распоряжения.

- Вы их видели?

- Так точно, товарищ полковник.

- Давайте без формальностей. Как они?

- Если без формальностей, то хуёво, товарищ полковник, - молодцеватый Чернов, уже неделю как живой и потому похожий на человека, позволил себе едва заметно усмехнуться в усы. - Ну дурачки, одним словом. И глаза такие... знаете...

- Знаю. Скажи главное: они приказы понимают?

- Да, приказы выполняют. Рявкнешь по-нашему, они на раз всё делают, как на маневрах.

- Оружие держать в руках могут?

- Не зна... так точно, товарищ полковник. Легкое стрелковое оружие могут.

- В таком случае продолжить разморозку сектора.

- Но...

- Никаких но. В стране сам знаешь что творится. Контрреволюция. Нам понадобится каждый штык, каждый винт. Пришли мне Рыбина.

- Который штрафбатом командовал?

- Того самого. Справится Рыбин. А не справится...

- Так продолжать?

- Да. Ступай.

- Есть! - Чернов приложил руку к полинявшей фуражке и скрылся за дверью.

2010 год. Самара.

- С-сволочь, - обессиленно сказал Лысый, бросая в сторону окровавленную тряпку.

- Никак? - бородатый кавказец ухмыльнулся, но глаза остались серьезными и холодными.

- Ничего его не берет. Мы уж чего с ним только не делали...

- Зрачки смотрел, уродец? - кавказец уже не улыбался.

- Да. Боли не чувствует. Ему яйца калёными щипцами рвали, а ему хоть бы хны.

- Они все такие? Как ты думаешь, Лысый?

- Да нет вроде. Командуют-то ими, небось, нормальные. А эти зомби какие-то. Откуда они только взялись? И форма какая-то странная. Тряпки как будто хуй знает сколько в луже лежали. Не гнилые, а вот как бы...

- Хватит пиздить, - в комнату вошел Ханчик. Лысому достаточно было краем глаза глянуть на него, чтобы понять: дело действительно плохо.

- Так, братва, слушай сюда. Надо уёбывать.

- Ты чего? Мы ж весь город держали. Нас Масуд на такие бобы поставит, что...

- Ты не понял? За бугор надо уёбывать. В городе местные сбесились.

- Они ж всегда...

- Всегда. А когда эти появились, они с цепи сорвались. Набережную сейчас громят.

- Там же наши были.

- Их всех порезали.

- Эти, отморозки?

- Нет, местные бараны. Уходим, быстро.

В стекло ударила автоматная очередь.

2010 год. Москва. Кремль.

- Товарищ Сталин, это же все контра недобитая. Шлёпнуть в патоку, и все дела.

- Нэ тарапитэсь, товарищ Тухачевский. Послушаэм товарища Бухарина.

- Если вы уж предоставили мне слово, Иосиф Виссарионович, то я хотел бы предостеречь от поспешных решений. Пока у нас работает фактор внезапности. Никто ничего не понимает. Но нам нужна как минимум еще неделя, а за это время контра может организовать саботаж...

- Ви не чувствуете момента, товарищ Бухарин. Какой саботаж? Они ужэ всё что маглы разрюшили до нас. Ничэго нэ работает. Когда наши вошли в Самару, помните что било?

- Да, но...

- Это називается триумфальное шествие саветской власти. Как ви думаете, товарищ Каменев?

* * *

* *

*

2032 год. Москва. Улица Маршала Конева. Ночь.

Серебристая "Победа" лихо тормознула у самой кромки тротуара. В салоне загорелся мягкий свет, потом тихо стукнула дверь, и из машины выпорхнула девушка. Не оглядываясь, она побежала по мостовой, по-конски цокая высокими каблучками.

Подбежав к стоявшему на тротуаре мужчине, она уткнулась в широкую мужскую грудь, и отчаянно, по-детски, разревелась.

- Дашка... Голова садовая... - он неуклюже гладил её по спине, вздрагивающей от рыданий. - Ну что тут поделаешь...

- Его отправляяяяяют... в Гермаааанию... и он говорит, чтобы я его не ждалаааа...