Страница 58 из 60
… Когда под ноги ему сунулось дно, он даже не обрадовался – не было сил.
Ноги подкашивались. В глазах плыли, переливаясь и бликуя, радужные круги. Но он заставил себя не сесть тут же, на влажный от набегающего прибоя песок, он заставил – себя – идти к своему топчану, идти так, чтобы никто из н и х не заметил, что он страшно устал, что ракушечные порезы на его ногах и руках горят, что, наконец, всего лишь секунды назад он боролся за свою жизнь.
12 руб. 30 коп. В бабочке и почти артист
Вечером они сидели в баре. Сидели друг против друга за небольшим, на два места, столиком. Табунов флегматично тянул через соломинку коктейль, а Измарагд свой стакан уже опорожнил и теперь возбуждённо разглядывал затемнённый зал, барабанил пальцами в такт музыке по столу, засматривался на девушек.
– Слушай, до сих пор не могу привыкнуть к гражданке, – сказал он и радостно засмеялся. – Скоро уже два месяца как снял погоны, а всё непривычно. Захотел прилечь – пожалуйста, пойти куда вздумается – иди, коктейлю вот хлебнуть – на здоровье. Ха-ха! Блеск! Неужели привыкну?
– Привыкнешь, – кивнул Табунов. Он уже отошёл от пляжного потрясения, но нет-нет, да и пускал в ход ещё одно новое ругательство для себя. Мысленно. Осёл, идиот, кретин – это звучало там, на пляжном топчане, теперь же появлялись более редкие, утончённые названия – баобаб, например. Он проговаривал его про себя и добродушно ухмылялся.
– А жаль. Не хочу привыкать, – мотнул головой Марик. – Подумать только, ещё совсем недавно такие вот заведения лишь в телике видел. Завидовал! Музычка, танцы, девчонки… Не надо в конце увольнения сломя голову в часть галопить, не надо беспрестанно на часы смотреть. Слушай, у меня такая хохма была! Ха-ха! Завалился я к одной первый раз в гости, часа два её уламывал, уламывал, наконец, сдалась. Я то-олько туда, а часы у неё напольные – бом-бом!бом-бом! – мать честная, пятнадцать минут осталось! А ходу до части – полчаса! Я как взвился. Натягиваю штаны, мундир с фуражкой в охапку и бежать! Она ничего понять не может, а я ничего не объясняю – куда там, некогда! Ну, в общем, на КПП еле вполз, руку к козырьку, а доложить не могу – совсем дыхалку сбил. Гляжу на часы – ещё полминуты. Успел! Ф-фу! А так бы месяца два без увольнения сидел. А? Во как!
– А она что? – сквозь смех спросил Табунов.
– Поначалу обиделась. Ну, ничего. Я свою вину быстро загладил. Да и, говорю ей, сама виновата. Нечего с военным человеком два часа дурочку валять!
Марик повертел в руке свой пустой стакан и предложил:
– Ещё по одному?
– Пожалуй, – согласился Табунов.
Впервые за много дней к нему явилось – не запылилось! – хорошее настроение. Нравился сидящий перед ним общительный парень, нравился этот симпатичный бар, этот волшебный город с его морем, с его солнцем и даже коммуналкой Софьи Абрамовны, где стояло такое чудесное кресло-кровать.
Вернулся Марик. Поставил на стол два коктейля, бросил пачку «Мальборо».
– Побеседовал чуток с коллегой, – сказал он, широко улыбаясь.
– С каким коллегой?
– Да с барменом.
– А ты что… тоже барменом работаешь?
– Ещё нет, но скоро, надеюсь, буду. Тётка мне местечко пробивает. В заведении навроде этого,– Марик усмехнулся, заметив удивление на лице напарника. – Я ведь торговый техникум до армии закончил.
– Слушай… Так ты тогда… с Софьей Абрамовной… Ха-ха! – рассмеялся Табунов.– Ты же как профессионал с ней торговался! А я думал, у тебя от природы!
– Природное и есть, – не без удовольствия ухмыльнулся явно польщённый парень, – в техникуме такому не учат, слабо. Я ж с Софой почему сцепился? Какой товар – такая цена. Если товар дерьмо, какого чёрта несуразную цену удерёшь? Ну а если дерёшь, так сумей отстоять, сумей доказать, что твоя цена растёт если не из соотношения «товар – качество», то из чего-то другого.
Табунов с интересом разглядывал своего визави. Потом не выдержал, спросил:
– Ну а почему именно торговля?
– Ну, во-первых, не совсем торговля. Сервис! А во-вторых, почему бы и нет? – пожал тот плечами. – У нас все профессии почётны. Вот у меня родители.Работают на заводе. Отец рабочий, мать ИТР. Ну и что? Сколь помню, от зарплаты до зарплаты жили. Не скажу, чтобы плохо, но… – он поднял вверх ладонь и пошевелил ею, как это делают кавказцы, – нэт, дорогой, нэ то. Ты думаешь, они меня к себе на завод звали? Как бы не так. Мне мать сказала, когда восемь классов закончил: «На заводе делать нечего. И нас с отцом достаточно. Вон, Люба (это сестра её и моя, значит, тётка) правильно советует – иди в торговый техникум». Ну я и пошёл. И не жалею. Правда, поначалу, когда проходили практику, стыдновато как-то себя чувствовал… торговать-то, а теперь… Ну вот посмотри на него, – Марик повернулся и кивнул в сторону бармена. – Одет как артист, в белоснежной рубашке, при бабочке, работает под музыку, а не под грохот механических молотов… Ты глянь, глянь, как руки у него летают! Артист! Ведь смотреть приятно! А знаешь, сколько он в день имеет?
Табунов пожал плечами.
– А! Я так думаю, что не меньше пяти червонцев. Хотя стой, это же Одесса… думаю, червонцев семь ежедневно в сезон, а в особенно удачные дни – и все десять. Это ж юга! Что, не веришь? Ну-ну, не верь…. Правда, – Марик цокнул языком, – бар, куда меня… рекомендуют, безалкогольным недавно сделали… Ну да не беда, тёткин тоже теперь безалкогольный, а ты попробуй выгнать её оттуда. Конечно, навар уменьшился, риск увеличился – коньяк, к примеру, приходится из чайника наливать, а сухие вина за сок выдавать… но жить можно. Можно! Если бы не так, разве стоило бы таких денег это местечко?..
– А какие?
– Такие… Сякие, – ухмыльнулся Марик. – К тому же, думаю, недолго он безалкогольным продержится.
– И что, всю жизнь думаешь за барной стойкой простоять? – скептически поинтересовался Табунов.
– Это я так на дебила похож, да? – рассмеялся в голос Измарагд. – Ну, тогда не иначе это остаточное влияние армии. «Вы хотели сказать – алюминий, товарищ прапорщик? – А я так и сказал, товарищ рядовой – люминий. А кто у нас так на ухо туг, что не расслышал, тот сейчас пойдёт медный бак начищать». Видишь ли, Вить, барная стойка для меня – как для тебя институт. Это будут мои университеты! Я в них за пять лет такую стипендию огребу! Столькому-всякому научусь! А сколько полезных связей – в барах-то у нас кто зависает? Кто на банкетах гуляет? Деловые! Нет, я не о тех, для кого «тюрьма – мой дом родной», я – о легальных деловых. Коммерсах. Тех, кто, так сказать, законом осенён. Ну а с таким, как говорится, багажом – да я не через пять, я через два-три года уже двигаться начну. А диплом – что диплом… И с моим, техникумовским, можно до определённого уровня расти. Ну а если не хватит – получу и ВУЗовский. Экстерном с доплатой, ха-ха!
– Молодец… – Табунов даже несколько растерялся от столь тонкого понимания жизни и, главное, своего места в ней – и кем? Двадцатилетним парнем. – Ну хорошо… Понятно изложил перспективу. Ну а… Ты хоть любишь эту работу?
– А-а, – заулыбался без пяти минут артист сервиса и без пятнадцати – директор бара. – Слышали, знаем. Любимая работа, да? Любимое дело, призвание… А что такое любимая работа? Вот скажи мне: что есть такое любимая работа?
– Ну… Это когда интересно работать, когда тебе хочется делать то, за что тебе деньги платят.
– О! А разве может быть не интересно то, что даёт тебе… ну скажем…рублей шестьсот-семьсот в месяц. А? Ха-ха! Вот он, интерес-то! Работа, я так понимаю, прежде всего есть зарабатывание денег. Правильно? Ты работаешь, тебе платят.
– Ну, допустим, – усмехнулся Табунов, – допустим, шестьсот рублей тебенёк заплатят. Заплатят сто, остальные ты сам себе доплатишь… А не боишься? Риск всё-таки.
– Как не боюсь? Боюсь, только дурак не боится. Так ведь… Понимаешь…Риск – он же разный бывает. Вот ты сегодня поплыл со мной к волнорезу. А я ж видел, не хотелось тебе, плаваешь ты… так себе. Слабовато плаваешь. А марку держал! Вот не был ты уверен в себе, а поплыл. Нет, я бы тебя, в случае чего, подхватил, за волосы бы, а подхватил, не сомневайся. Но ты же этого не знал!