Страница 24 из 60
– Текс-текс-текс… Текс-текс-текс! Здравствуй!
– Да-да, Любавушка… И тебе доброго здравия назло научно-техническому прогрессу.
– Ну, не тяни, пожалуйста! Как тебе вторая глава?
– А где столь сладостное моему слуху «о, мой повелитель?»
– О, мой повелитель! О, мой ненаглядный повелитель! О, мой жестокий повелитель! Ну, сжалься же, наконец, я рискую вся заржаветь от нетерпения: как тебе вторая глава показалась?
– Показалась… Любопытная архаика: почему раньше так говорили: как тебе показался этот гость? Или: как тебе показалось нынешнее происшествие? Употребление в смысле – как тебе понравилось… А вот с точки зрения современной логики это слово больше относится уже не к наблюдателю, а к самому явлению, как оно показалось, то бишь – показало себя, преподнесло себя. Не находишь, Любавушка?
– Я нахожу, что тяга препарировать язык с летами в тебе не только не ослабла, но наоборот…
– Фу, милая… Препарировать… Язык – не лягушка. Это мы по сравнению с его животворным космосом – жалкие лягушата, недоразумение поросячье… Ну, извини, извини, милая, не дрожжи так. Твоя нетерпеливость… Кстати, как ты с таким характером в чулане столько простояла и не…?
– Хотел сказать – и не умерла? Ты забыл – я ведь железная, в пластмассу одетая, а железу с пластмассой в сухом тёплом чулане износу нет. Тыщу лет бы простояла, но тебя – дождалась бы!
– Ну вот, а тут десяти минут не можешь потерпеть. Я ж почему тяну с ответом на твой непростой вопрос? Потому что думаю, размышляю…
– Думаю и размышляю – суть едино! – выдала рассерженно Любава. – Синонимы, милостивый государь!
– Да-с, сударыня! Ес! О’кей! Я-я, майне фрау! Яволь! Уи, мадам! Более не смею жестоко манкировать! Докладываю: вторая глава – вполне себе очень даже ничего-с! Ну, в смысле – неплохо… Вот опять – кто-нибудь разъяснит мне, почему у нас, у русских, ничего, то есть пусто, означает хорошо? При том, что это совершенно противоречит страшному проклятию наших бабушек «Что б тебе пусто было!»Всё-всё, не буду! В другой раз обмыслим… Так вот, по второй главе нашего с тобой романа. Хм… Не находишь, что прозвучало двусмысленно, дорогая?
– !
– Ладно, проехали. Так вот… Первое, о чём я подумал во время чтения, так это о том, что в жизни по части распределения материальных благ за прошедшие четверть века мало что изменилось. Деньги! Кому-то их не хватает, а у кого-то их навалом. И тот, у кого не хватает, начинает строить козни нахватавшему. Стало быть, хватают – чтобы хватало. Кстати, вот тебе ещё одна корневая коллизия… Спокойно! Не будем отвлекаться. Ну, короче, деньги и всё, что вокруг них происходит – вечный сюжет.
– То есть ты хочешь сказать, что мы с тобой сотворили банальность?
– Нет, нет, дорогая. Не хочу. И не буду. Не помню, кто – Шекспир вроде, а может вовсе и не он, не наш Вильям, – вообще сказал, что оригинальных – ну, то есть совершенно оригинальных! – сюжетов в природе искусства раз-два и обчёлся. Даже, кажется, прописал их все. Ну как в музыке – нот семь, а сколько всего разного и великого понаписано. Так что я просто констатирую: сюжет у нас с тобой вечный. Один главный героический персонаж у другого главного пытается отнять неправедно нажитую деньжищу. А вот как он это будет проделывать, и что с тем и другим случится в оном процессе – вот это не должно быть банально. А совсем даже напротив – должно быть оригинально, увлекательно и… что? правильно – поу-чи-тель-но. Иначе все захотят попробовать. Не, не книжку написать, а на чужих деньгах приподняться.
– И как тебе показалось, нам удалось – увлекательно?
– Ну… Пока скажу так: завлекательно. Вроде все манки верно поставлены. Читать дальше хочется. Даже мне – автору. Да… Касаемо же деталей… Жизнь всё-таки изменилась. Я даже не о том, что триста тысяч сегодня – никакие не сумасшедшие деньги. И не о том, что нынешние директрисы магазинов не воруют и не махинируют. Тогда обжуливали государство и покупателей, теперь – владельцев бизнеса, покупателей и… и опять-таки государство! Не обманешь – не продашь, неубиваемый закон торгашей. Да, тут что-то поменялось, что-то осталось… Но есть и ещё нечто… То, что отличает нынешнее бытие от прежнего… Не поверхностное, нет – что-то глубинное, корневое… Важное что-то, очень… Очень важное. Кстати, минутой раньше ты о синонимах упомянула. А ты знаешь, милая, что у слова очень более семидесяти (!) синонимов? Вот – весь русский характер в этом! Норма – не для нас. Нам сверх подавай! Так что… Нечто вельми важное ускользает от меня, не даётся. Вот чувствую, но сформулировать пока не могу, извини. Не открывает личико, Гюльчатай-то!
Про деньги. Ин Гад вэ траст.Этот заглавный девиз американской валюты, размещённый на обратной стороне однодолларовой банкноты над номиналом «один», официально звучит благообразно: «В Бога мы верим» или «На Бога мы уповаем». Но вот что по сему поводу написал Михаил Чернушенко в журнале «Радонеж»: «Финансисты не могут не знать ещё одного значения глагола «траст»– «продавать в кредит» или «кредитовать». Тут уже возникает целая обойма чуть ли не пародийных смыслов, которые, если принять во внимание изначально ростовщическую природу банковского капитализма, не столь на самом деле и смешны: «В Боге мы продаём в кредит», «В Боге мы кредитуем одно», «В Боге мы продаём в кредит один доллар» и так далее, а на бумажках большего достоинства, где фраза ин Гад вэ траст сопровождается изображением государственных учреждений Вашингтона с соответствующей подписью, её можно уже осмысливать как утверждение, что эти учреждения то ли кредитуются, то ли продаются, естественно, «В Боге».
5 руб. 20 коп. Неверный свет Луны
В небе льдисто пылала луна, а за
ней сиял весь иконостас мирозданья.
(Алексей Иванов. «Сердце Пармы»)
В прошедшую ночь – первую ночь после Мары*, я вышел в сад и – обомлел. По небесному куполу словно метель-завируха пронеслась, облака лучились размётистыми сугробами, а ровнёшенько по центру моего внимания – зияла одна-единственная промоина, и в ней, как в причудливом оконце, мертвенно сияла полная, без малейшей ущербины Луна. И было полное ощущение того, что свет её прожигал своим запредельным холодом облачность – я ведь отчётливо видел, что облака, густые, толстые – двигались. Перемещались. И я всё ждал, что вот-вот они закроют Луну, задёрнут своей завесой её наглый торжествующий лик – ан нет! Она действительно плавила облака, и как будто даже ледяной пар шёл от краёв проталины, которая походила на древнее окошко, такое, слюдяное. Бр-р! Картина из страшной… нет, не сказки – из мрачного готического фэнтези, русским чуждого, но как всё чуждое нам – упорно и небезуспешно внедряемого.
*Мара – древнеславянская Богиня Смерти, или – Великого перехода. Отмечается на второй день после Покрова, 16 октября. Формально открывает двери в зиму.
– Ну что смотришь, плутовка? – с усилием отряхнулся я от морока, похоже, исключительно благодаря всплывшей в памяти строке-ключу из какой-то прочитанной книги. Глядя прямо в лунное лицо, я коротко продекламировал:
– «Неверный свет луны заливал всё пространство…»
И, немного помедлив, добавил:
– Кто ж тот безумец, что уличил Тебя в неверности, о, среброликая? Ты не помнишь обидчика?
Луна с какой-то удивительной, запредельной смесью презрения и равнодушия усмехалась. И, словно окунувшись в её хладные мыслеформы, я тут же подумал: о «неверном свете луны» писали столькие, что оное давно уж стало устойчивым литературным штампом. Но ведь кто-то ж осмелился на это первым!