Страница 6 из 20
Тело её затрепетало, но не от холода и даже не от предвкушения. То, что она почувствовала, было чем-то иным… Чем-то способным свести ее с ума, заставить отбросить сдержанность, стыд и робость.
– Ты меня поцелуешь? – спросила она. (Из всех она единственная назвала его на «ты» в первый же день)
И улыбнулась – и эта улыбка казалась и очаровательной и порочной
– Пожалуйста!
Он склонился к ней и нежно прижался губами к ее соску.
Руки Вероники взметнулись вверх и обхватили его плечи.
– Георгий, – сказала Вероника, и это было все, что она была способна произнести.
Только его имя.
Вероника положила голову ему на плечо, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать ее еще раз.
Веронике казалось, будто она тает, расплавляется в его объятиях. Наслаждение нарастало до тех пор, пока она не смогла думать больше ни о чем…
– Ты так красива, – бормотал он ей на ухо. – И такая необыкновенная, Вероника!
Георгий прижался к ее обнаженному телу…
А потом не осталось ничего, кроме наслаждения, ничего, кроме жара, распространившегося по всему телу…
Ее тело поникло в его руках, но в следующий момент она повернулась в его объятиях, заставила его опустить голову и прихватила зубами его нижнюю губу. Ее тело снова затрепетало от властного зова плоти … Он положил руки на плечи Веронике и смотрел на нее, радуясь, что видит ее всю – ее жгуче янтарные глаза были полны страсти, а бронзовое тело источало желание.
– Не спеши! Позволь мне! – произнесла Вероника, оторвав его от своей груди и в свою очередь опрокидывая его на подушки. Встав на колени, она принялась ласкать губами его плоть. – А тебе нравится то, что я делаю?
– Да, очень, – прошептал Георгий, с трудом сдерживая страстный стон. Не удержался добавил с восхищением
– Ох – развратница!
– У меня был очень развратный супруг, – произнесла она в ответ.
Вероника редко вспоминала об этом человеке – отце своей дочери – и всегда упорно называла его мужем – хотя венчание как выяснилось было фальшивым – с его приятелем – актером в роли попа и кражей ключа от часовенки у пьяного дьячка… Георгий вдруг подумал что эта наполовину русская – наполовину цыганка, попросившая после первой их встречи в подарок ружье, единственная из этих маминых фрейлин что моложе его… Но единственная кажется по настоящему взрослой. А еще – из всех них он больше всего будет жалеть о ней – которую знает чуть больше месяца. У него никогда не было… такого единения с женщиной. Никто никогда не лучился счастьем просто потому, что он был рядом. Было всякое. Желание – да. Страсть, удовольствие… Но не радость.
…Вероника страстно поцеловала его, а он чувствуя что женщина бьется в конвульсиях наслаждения… Испытав взрыв бешеного восторга юная женщина открыла глаза на ее лице было написано блаженство.
Они долго лежали молча…
– Когда ты меня оставишь – не надо мне искать мужа… – вдруг произнесла она.
…Само по себе происхождение Вероники Романовны Антоновой было не таким чтобы удивительным…
К примеру когда в свое время в обществе узнали, что князь Голицын женился на таборной цыганке Саше Гладковой, об этом конечно посудачили – но быстро привыкли…
Женились на цыганках знаменитый поэт Афанасий Фет, князь Масальский и князь Витгенштейн, миллионеры вроде уральского горнозаводчика Нечаев, а в роду графов Толстых даже двое сразу – брат писателя Сергей Николаевич, и дядя – печально известный Федор-Американец. (Определенно семейство это с большими странностями!)
И не про одного великого князя шутили что в Новой Деревне – цыганской слободке под Петербургом бегает немало детей на него похожих.
Отец Вероники – Роман Антонов князем или графом впрочем не был. Был он сыном небогатого костромского помещика – офицера войны 1812 года и венгерской певицы привезенной им из заграничного похода.
Рано потерял родителей – холера… В свой срок окончил школу гвардейских подпрапорщиков и поступил в драгуны не думая ни о чем ином как служить царю и Отечеству до смерти…
Служба молодого поручика закончилась быстро – в 1849 году в венгерском походе в Трансильвании – когда он отказался выполнять приказ. Никакой «голос крови» про который любят рассуждать немцы тут был не причем. Просто однажды его батальонный командир приказал ему расстрелять пленных гайдуков.
На что Роман Степанович возмущенно ответил:
– В бою убью столько врагов, сколько рука рубить не устанет! Но это пленные и я не могу…
Пленных само собой все равно расстреляли, а сам поручик Антонов отделался (особенно по николаевским временам) легко – отставка без мундира – как ни крути, а дело то было щепетильное, так что шума предпочли не поднимать.
(Был опять же слушок что зверство батальонного объяснялось тем что в том бою погиб его адъютант также являвшийся и любовником)
Ушедший на службу восторженным юношей Антонов вернулся домой угрюмым и опустошенным человеком.
От скуки занялся небольшим конным заводом бывшим при имении, и на удивление довольно быстро поднял дело.
Жил бирюком, избегал гостеваний у соседей и пирушек, осенних и зимних охот… А весь кураж выпускал несколько раз в год на ярмарках куда гонял табуны вместе со своими мужиками – такими же угрюмыми лихими людьми не боявшимися ни Бога ни черта – только своего дикого барина. Так дожил он до сорока без малого лет, пока однажды как-то раз остановился поблизости от Антоновки табор цыганского барона Гурия Селиванова. А с ними – и младшая его дочь – Аглая. Хоть и не было той шестнадцати еще, но уже прославилась она – не только как красавица из красавиц, но и как знаменитая конокрадка. Говорила молва что не хитростью ли ловкостью, но какими-то неведомыми цыганскими чарами приманивает и угоняет она лошадей – хоть из охраняемый конюшен сводит, хоть из табунов на вольном выпасе – даже на глазах у десятка сторожей… Ни разу не оставляла она никаких улик и всегда выходила сухая из воды. И не диво что дерзкая девка нацелилась на стада Антонова! Как то подобралась в одиночку к пасущимся в ночном коням и повела их за собой, пока пастухи задремали… Все да не все… Уже было свела Аглая коней да примчались вызванные подпаском стражи во главе с Антоновым. Стремительно вскочила Аглая на неоседланного коня – на Рукосуя – как вспоминал отец – который и вырастившего его конюха Еремея сбрасывал через два раза на третий и понеслась прочь. Пока прочие ловили разбежавшихся лошадок, Антонов в одиночку погнался за бешеной цыганкой уводившей самого дорогого жеребца из его табунов.
«Девять тысяч серебром давали – но я ж не дурак!» – приводила Вероника отцовские воспоминания… Жеребят от него по пятьсот без торга брали!»
Гнал наугад через ночной лес, в дикой безумной скачке – однако же настиг, отобрал нож за который та схватилась, и спутанную, стреноженную не хуже кобылы привез в усадьбу… Что случилось дальше – неведомо никому. Говорили одни что приворожила его ведьма цыганская, а другие – что просто узрев при дневном свете несказанную красоту воровки вмиг влюбился в нее прежний дикий барин.
Но так или иначе – когда на третий день набравшиеся смелости табор пришел к воротам имения и отец Аглаи собрался просить смилостивится над непутевой дочкой обещая любой выкуп, Роман Степанович вышел ему навстречу под руку с бледной Аглаей облаченной в господское платье и сообщил что намерен жениться на его дочери и сам по этому случаю желает выкупить её из табора.
(При этом физиономия его была расцарапана, как если бы отставной поручик сразился с парой разъяренных кошек).
Остолбеневший «барон» потрясенно молчал минут пять, а потом вдруг сорвал шапку и хлопнул ей оземь да и рявкнул так что кони присели.
– Я, барин, детьми не торгую! А если дочка моя тебе не для потехи нужна, а для честной жизни – бери так! Но чтоб прямо сейчас обвенчался!
…Так Аглая, ставшая Аглаей Гурьевной Антоновой утвердилась хозяйкой Антоновки и сердца мрачного конезаводчика. Носила французские туалеты будто бы всю жизнь этому училась, вела дом не давая прислуге воровать, хотя иногда забывшись могла машинально есть с ножа…