Страница 13 из 50
И все это из за каких-то островков на краю света? А главное – это понимание того что по сути бессилен – вздумай немцы или французы воевать – России их не остановить. И придется воевать – без снарядов в достатке и со старыми винтовкам. Липкое тяжелое бессилие завладело им.
Ох «бремена неудобоносимые»!
В дверях появился Кауфман – осведомиться не нужно ли чего – уже вот привык к нему хотя и не назначал вроде ни на какую должность… Должность…
– Михаил Алексеевич, – остановил он подполковника. Скажите – вы ведь собирались просить перевода в свиту Николая Александровича.
– Так точно, Ваше императорское высочество! – отрапортовал артиллерист. Но передумал!
– Вот как? А можно узнать почему?
– Да не сочтете вы за лесть, Ваше императорское высочество, – Кауфман смешался. Но мне почему то нравится служить при вашей особе!
– А почему же?
Кауфман промолчал. А потом вдруг негромко произнес – Мне кажется… у меня еще не было командира лучше… Вас.
Теперь уже удивился Георгий.
– Лесть?? – с привычным недоверием глянул он в глаза Куфману. Тот не отвел взора Георгий понял – нет, правду говорит. Черт – кажется он не ошибся… Прямо карта сама в руки идет.
– Ну-с – раз так… Как вы посмотрите на то чтобы возглавить мою охрану?
Подполковник ответил не сразу.
– Но, Ваше высочество, – я конечно знаком с этим вопросом – но лишь постольку поскольку служил в лейб-гвардии. А господин полковник Ширинкин…
– Господин полковник Ширинкин – помощник господина Черевина, – сухо и отрывисто сообщил Георгий. А господин Черевин – командовал охраной моего отца…. И хотя вины ни того ни другого тут вероятно нет – но мой отец мертв. И это не лучшая рекомендация в моих глазах.
Кауфман помолчал с полминуты потом вытянувшись по стойке «смирно» спросил:
– Когда прикажете принимать должность, Ваше Императорское Высочество?
13 апреля 1889 года, Зимний дворец, «Гербовый зал»
…Таким образом, по заключению членов консилиума улучшение здоровья и выход Николая Александровича из паралича невозможны и, следовательно, можно говорить о недееспособности Императора. У меня всё, – закончил Груббе и с виноватым видом захлопнул папку…
Заседание Регентского Совета, на котором должен был быть заслушан доклад консилиума придворных врачей о состоянии здоровья Императора Николая II можно было считать оконченным.
– Значит – никакой надежды? – тихо спросила Мария Федоровна.
– Ваше Величество, – Груббе машинально одернул вицмундир придворного ведомства на петличках которого красовались бронзовые римские цифры «VII».
Истории известны чудесные исцеления – но я бы потерял право именоваться медиком если бы обнадежил Вас. Как и родню любого пациента с аналогичным травмами в подобном случае, – уточнил он. Возможны отдельные улучшения – но если состояние Государя не будет в дальнейшем ухудшаться – это можно будет считать врачебной удачей.
– Но позвольте, – высказался Павел Александрович. Я не глубокий знаток лекарского искусства, но знаю что многие люди с параличом из за ран и повреждений, тем не менее в дальнейшем вели достаточно бодрую жизнь и сохраняли умственную и даже отчасти физическую активность и крепость. Причем многие годы! Пусть Его Величество и не сможет принимать парады верхом – но в конце концов в наше время это и не есть непременная обязанность монарха!
– Это так! – кивнул Груббе. Обдумывая возможность излечения… нашего августейшего пациента, я – и мои коллеги тщательно изучили подобные примеры – если хотите можете справится в Военно-Медицинской Академии. Но это всё как правило случаи когда человек получал на поле боя одну рану – пусть даже и серьезную. Тут же организму молодого царя было нанесено сразу несколько травм – причем любая из них вполне могла закончится трагически… Однако решающим является двойной перелом позвоночника и глубокий паралич. Еще раз повторю – если удастся добиться стабильного прогноза и в дальнейшем – мы почтем свой врачебный долг исполненным.
– Но может быть… – начала Мария Федоровна. Может быть в будущем найдется средство или метод…
Губы ее задрожали.
Георгий ощутил острую жалость к матери.
Еще недавно моложавая и хорошо выглядящая цветущая женщина сорока четырех лет выглядела сейчас почти старухой.
В последнюю ее поездку в Харьков Николай вдруг опасно заболел – всего лишь попросил открыть окно – проветрить комнату – поддавшись обманчивому ощущению весны и тепла. И вот сквозняк, простуда, жар, испуг в глазах медикусов и сестер милосердия…
…Императрица сама дежурила у постели сына. В течение десяти дней она почти не ложилась спать и не раздевалась. У кровати была поставлена кушетка, на которой она отдыхала и, если можно было, позволяла себе немножко вздремнуть. Но почти всё время она сидела возле находившегося в полубреду сына, бодрствуя и молясь.
Сидя у постели Николая, Мария Фёдоровна прикладывала компрессы к его пылающему лбу, следила за тем, чтобы вовремя давали лекарства – а иногда просто держала его за руку. Помочь ему она ничем не могла. Она с радостью отдала бы жизнь, если бы это избавило царственного сына от страданий, но помочь ему было не в её силах.
Простуда все же отпустила брата из своих когтей… Но в остальном все осталось как было. Уповая на помощь Царя Небесного что не оставит царя земного в Харьков со всей возможной почтительностью было привезено несколько прославленных чудотворных икон – чем вызвали насмешки в интеллигентной среде – мол эвон какое мракобесие (впрочем смеялись немногие и вполголоса – сочувствие к Николаю II было сильно даже в этих полунигилистических сферах). Был привезен из Петербурга сам Иоанн Кронштадтский, которого всерьез называли чудотворцем.
Но как изрек отец Иоанн беседе с матушкой – также как подобает уповать на помощь Господа – также и кощунственным будет требовать от него чудес.
Слухи вокруг состояния царя тем временем только усиливались.
Утверждали что дескать монарх страдает от ужасных болей и не раз уже просил дать ему яду. Говорили и иное – что мол изначально повреждения были и не так уж тяжелы и была надежда на хотя бы частичное выздоровление. Но де Николая II «залечили» по воле «кагала», имевшего давние претензии к российским властям, «врачи-жиды» – Лейден, Захарьин и Гирш.
Регент покачал головой. Определенно кто-то на юдофобии помешался.
Записать в евреи знаменитого германского клинициста Эрнста Виктора Лейдена приглашенного Груббе – он бы мог еще понять. Но Григорий Антонович Захарьин – между прочим как не без удивления узнал Георгий – родственник династии Романовых (он принадлежал к древнему московскому боярскому роду Захарьиных, родоначальником которого считается Захарий Иванович Кошкин)? Его-то каким боком сподобились приписать к «избранному народу»?
А уж то что Густав Иванович Гирш верой и правдой служивший трём императорам – включая Николая, происходит из семьи эстляндских крестьян – это знал всякий хоть немного вхожий ко Двору.
Между тем в Министерство двора на личные адреса лейб-медиков начали поступать письма и телеграммы из за границы от медицинских светил того или иного калибра – предлагавших свои многообещающие (и столь же сомнительные) методики лечения. Даже из самой Америки приходили проспекты пресловутых «патентованных средств» – иные даже готовы были предоставить их даром – только за одну славу царских аптекарей.
Разные изобретатели и непризнанные врачи – новаторы слали чертежи лечебных приборов – на взгляд Георгия напоминавших нечто среднее между произведениями безумного механика и орудиями изощренных пыток.
Мария Федоровна даже несколько раз спрашивала – может быть все же есть за этим всем некая надежда? Ведь наука в нынешнем веке достигла и в самом деле изрядных успехов – вдруг и столь тяжкие травмы поддадутся ее усилиям? В конце концов – не так давно еще смеялись над Пироговым и не оценили гениального Зиммельвейса!