Страница 203 из 209
К фотографии была приложена небольшая плоская упаковочка из той же волокнистой бумаги. Лазарус осторожно открыл ее: там оказалась густая прядь рыжих вьющихся волос, перевязанная зеленой ленточкой.
Лазарус посмотрел на нее. Морин, возлюбленная моя, этот дар самый драгоценный из всех - однако, надеюсь, что ты срезала его осторожно и Брайан ничего не заметит.
Он вновь пересмотрел подарки, уложил все как было и убрал коробочку на самое дно саквояжа, закрыл его, выключил воду, разделся и залез в ванну.
Однако в теплой воде его не разморило. Он долго лежал потом в постели, вспоминая прошедшие часы.
Ему казалось, что он понял Морин: ей нравилось быть такой, какая она есть. Она любит себя, думал Лазарус, а любить себя необходимо, иначе невозможно любить других. Она не испытывала чувства вины, потому что никогда не делала ничего такого, отчего могла чувствовать себя виноватой. Она не лгала себе и сама себя судила, не считаясь с чужим мнением. Да, себе она не лгала - но без колебаний обманывала других, если считала, что так будет лучше. Она не желала подчиняться правилам, которые не сама придумала.
Лазарус понимал ее. Он сам так поступал. Теперь понятно, от кого он унаследовал такую привычку. От Морин - и от дедуси. И от папули тоже. Он чувствовал себя счастливым, несмотря на напряжение чресел. Или благодаря ему, поправился он: ощущение было все же приятным.
Внезапно ручка двери повернулась. Лазарус мгновенно вскочил с кровати и замер. Дверь открылась - и Морин, теплая, благоухающая, очутилась в его объятиях. Потом она на миг отстранилась, сбросила на пол одежду и снова придралась к нему, жадно ища его губы.
- Как ты осмелилась? - хрипло прошептал Лазарус.
Она тихо ответила:
- Я поняла, что не могу иначе. Здесь я рискую гораздо меньше, чем под каштаном. Когда у нас кто-нибудь гостит, дети никогда не спускаются ночью вниз. Возможно, отец что-то подозревает, но именно поэтому никогда не станет проверять. Не беспокойся, дорогой. Возьми меня. Немедленно.
Так он и сделал.
Она блаженно вздохнула и, обнимая его руками и ногами, шепнула ему на ухо:
- Теодор, ты так напоминаешь моего мужа, что я с нетерпением жду окончания войны, чтобы рассказать ему о тебе.
- Ты хочешь обо всем рассказать ему?
- Обожаемый Теодор, конечно, я сделаю это. Кое-что из того, что говорила тебе сегодня, смягчу, а кое о чем умолчу. Брайан не требует, чтобы я признавалась ему во всем. Но подобное его не смущает; мы уладили этот вопрос еще пятнадцать лет назад. Он действительно доверяет моему суждению и вкусу. - Она очень тихонько хихикнула ему в ухо. - Мне стыдно, что так редко приходится в чем-то признаваться, ведь он любит слушать о моих приключениях. И велит мне рассказывать о них снова и снова, словно перечитывает любимые книги. Мне бы хотелось рассказать ему обо всем прямо завтра. Но я не стану этого делать. Но все запомню.
- Он приедет завтра?
- Завтра. К концу дня. И вряд ли даст мне уснуть. - Она улыбнулась. По телефону он велел мне л.в.п.и.у.р.н., чтобы он мог р.м.с.н.о. Это означает "лечь в постель и уснуть, раздвинув ноги", чтобы он мог "разбудить меня самым наилучшим образом". Но я только делаю вид, что сплю, несмотря на то что он всегда старается прокрасться в комнату тихо-тихо. Она хихикнула. - А потом мы с ним играем. Когда он "таким образом" будит меня, я делаю вид, что просыпаюсь, и произношу имя, но не его имя. Я постанываю: "О, Альберт, дорогой, я думала, что ты никогда не придешь!" или что-нибудь в этом роде. А потом наступает его очередь; он говорит что-то вроде: "Это Буффало Билл, миссис Молли [Молли - имя, обозначающее проститутку], молчи и принимайся за дело". Тогда я умолкаю, и мы начинаем трудиться, не произнося ни слова.
- Великолепно, миссис Молли. Это лучшее, на что ты способна?
- Я стараюсь изо всех сил, Буффало Билл. Но сейчас я так возбуждена, что плохо соображаю и, возможно, что-нибудь напутала. Хотелось бы повторить. Вы не намереваетесь предоставить мне такую возможность, сэр?
- Только если ты пообещаешь не очень стараться. Если это не лучший пример твоих трудов, боюсь, лучший образец сразит меня наповал.
- Ты рассуждаешь, как мой муж, и даже на ощупь такой же, особенно в этом месте... И пахнешь, как он.
- А запах твоей кожи похож на Тамарин.
- В самом деле? А в постели я напоминаю ее?
(Тамаре известны тысячи способов, дорогая, но она редко прибегает к чему-нибудь необыкновенному. Любовь, моя милая, это не техника, это отношение к делу. Желание сделать кого-то счастливым и умение это делать. Но меня поразило твое владение техникой; на Искандаре за тебя дорого заплатили бы.)
- Напоминаешь. Но не это делает тебя похожей на нее, а отношение к делу. Тамара чувствует, что происходит в уме другого человека, и дает ему то, в чем тот нуждается. Она дает ему именно это.
- Значит, она умеет читать мысли? Тогда я не похожа на нее.
- Нет, Тамара не умеет читать мысли. Она чувствует другого человека и понимает, что ему нужно. И это не всегда секс. А у вас разве не бывает, что Брайану необходимо совсем другое?
- Конечно, бывает. Если он устал или понервничал. Тогда я сдерживаю свои желания и начинаю растирать ему спину и голову. Или просто обнимаю его и заставляю уснуть, чтобы проснувшись он мог разбудить меня "наилучшим образом". Если он не хочет меня, я не пытаюсь съесть его заживо.
- Нет, ты очень похожа на Тамару. Морин, когда Тамара лечила меня, то поначалу даже не пыталась лечь со мной в постель. Просто спала со мной в одной комнате; мы вместе ели и разговаривали - когда мне хотелось поговорить. А потом дней десять просто спала в моей постели, рядом со мной - и ночные кошмары перестали мучить меня. Но однажды ночью я проснулся, и Тамара молча отдалась мне. Мы занимались любовью всю ночь, а наутро я понял, что здоров. Моя душа перестала болеть.
Ты такая же, Морин... Ты тоже все знаешь и делаешь как надо. Я так тосковал по дому, меня так тревожила эта война - но все исчезло. Ты прогнала все мои тревоги. Сказки мне, что ты почувствовала в ту ночь, когда впервые увидела меня в своем доме?
- Влюбилась в тебя с первого взгляда... как глупая школьница. И хотела немедленно лечь с тобой в постель. Я тебе уже говорила об этом.