Страница 9 из 69
В тот же день я сел в Хабаровске в поезд.
Не загадывая, как сложится дальше моя флотская судьба, я был благодарен ей за трудные и счастливые годы, проведенные на Амуре. Тут я понял, что значит пройти командирское становление. Мне посчастливилось служить в молодости под началом очень хороших командиров — Сюбаева, Бирина, Толстика, Куприянова, Кадацкого-Руднева… У них я научился многому такому, что оставалось со мною навсегда.
С Пины — в Измаил
Три года учебы в старинном особняке на Васильевском острове пролетели быстро. Академия чрезвычайно обогатила знаниями, учиться было очень интересно. А как распорядилось мною командование после спешного, без завершения госэкзаменов, выпуска, читателю уже известно. И пора вернуться к июню 1940 года.
В Киеве, в штабе Днепровской флотилии, мы с капитан-лейтенантом Меняйло узнали новости, сообщить которые до прибытия туда нам никто не мог. Оказывается, основные корабли флотилии под флагом ее командующего капитана 1 ранга Н. О. Абрамова вышли за пределы Днепра. Эти корабли стояли теперь в Одессе, готовясь идти на Дунай в связи с предстоящим возвращением Советскому Союзу Бессарабии, отторгнутой в годы гражданской войны и интервенции. В Киеве осталось совсем немного кораблей. А в нескольких сотнях километров севернее базировался Пинский отряд флотилии, предназначенный для действий на мелководных реках белорусского Полесья.
Приняв штаб, я телеграфом испросил и получил разрешение командующего побывать в Пинске. Отправились туда с капитан-лейтенантом Меняйло на днепровском пароходе, а по Припяти и Пине пронеслись на глиссере.
Леса, стеной стоявшие по берегам, перед Пинском широко расступились. Тихая Пина текла тут меж заболоченных лугов, и мы издалека увидели высоченную колокольню, а затем поднялся из-за горизонта и весь утопающий в зелени городок.
Познакомились с базой Пинского отряда, со стоявшими здесь кораблями, со своеобразными условиями плавания. Довольно забавно выглядело, особенно после амурских просторов, как маленький, имеющий минимальную осадку (но неплохо вооруженный) монитор стопорит ход, чтобы пропустить стадо коров, переходящих вброд Пину. А с берега, до которого рукой подать, из своих высоко размещенных гнезд невозмутимо рассматривают корабль, совсем его не страшась, черно-белые аисты.
Побывали мы и на старинном Днепро-Бугском канале, выводящем к границе, на Западный Буг. Канал этот, расположенный в западных областях Белоруссии, которые были освобождены меньше года назад, выглядел каким-то «дорежимным», ветхим: все его шлюзы — деревянные.
Хоть и нешироки, немноговодны были здешние реки — и Пина, и Ясельда, огибающая город с другой стороны, расположение их позволяло флотилии активно содействовать войскам, обороняющим этот приграничный район. Тем более что местами можно было продвигаться только по воде — вокруг раскинулись массивы непролазных пинских болот.
После бесед с комсоставом отряда решил провести оперативно-тактическую штабную игру. Темой взяли оборону Пинской базы. Во время подведения итогов игры мне вручили телеграмму. Она гласила, что Днепровская флотилия расформировывается и на ее основе создаются две новые — Пинская и Дунайская. Командующим Пинской флотилией был назначен контр-адмирал Рогачев, который, как сообщалось, уже отбыл из Киева. Поскольку о начальнике штаба ничего не говорилось, я посчитал, что оставлен в своей должности, только на флотилии с другим названием, главная база которой будет здесь, в Пинске.
С Д. Д. Рогачевым я был знаком по Амуру. Знал его командиром корабля, дивизиона, а в конце моей службы там — бригады мониторов. Это был старый моряк, в прошлом балтиец, горячий и вспыльчивый, но самозабвенно любивший корабельную службу.
Встреча командующего, прибывшего на глиссере, прошла по всей форме. Корабли были построены в две колонны с экипажами на верхних палубах. Рапорт я ему отдал с другого глиссера посреди реки.
Обсуждая наши дела и задачи, мы засиделись в штабе до полуночи. А под утро Рогачев разбудил меня и показал только что полученную телеграмму — неожиданный для нас обоих приказ о моем назначении начальником штаба Дунайской военной флотилии.
Дунай я увидел с буксирного парохода, вошедшего в него ранним июльским утром.
Было немного обидно, что не довелось войти в Дунай с первыми кораблями, вернувшими на великую европейскую реку флаг нашего Отечества. Потом слышал много волнующих рассказов о том, как сердечно встретили советских моряков жители Измаила. А Дунай я открывал для себя, наверное, так же, как и моряки, пришедшие сюда несколькими днями раньше.
«Голубой Дунай» — это запало в голову с детства. Может быть, он и был голубым где-то в далеких своих верховьях. Здесь же наш буксир, борясь со стремительным течением, рассекал темную, коричневатого цвета, воду. И еще одно разочарование: Дунай, оказавшийся вовсе не голубым, был и не таким уж широким — меньше километра. После Амура мне казались узкими все другие реки. Впрочем, я знал, конечно, что Килийское гирло, которым мы шли, — это не весь Дунай, а лишь один, но зато главный, самый многоводный из трех основных рукавов его дельты.
Измаил открылся в ярких лучах недавно взошедшего солнца. Нельзя было не залюбоваться обращенным к Дунаю фасадом города на приподнятом берегу. Вспомнился вычитанный когда-то в старой хрестоматии надменный ответ сидевшего тут турецкого паши Александру Васильевичу Суворову: «Скорее Дунай потечет вспять и солнце упадет на землю, чем Измаил сдастся русским». Но Измаил был взят. И вот он, светлый, залитый солнцем, снова наш.
Все отчетливее различалась каменная причальная стенка, стоящие у нее корабли. Охватывало нетерпение — скорее бы сойти с медлительного буксира!..
Через четверть часа, после того как вступил на берег, я был в штабе флотилии. Несмотря на ранний час, застаю здесь командующего Н. О. Абрамова, ставшего контр-адмиралом.
Абрамов — старый балтиец, большевик с семнадцатого года, участник гражданской войны, воевал добровольцем в Испании. Был он коренастый, с широким обветренным лицом, на кителе — орден Красного Знамени. Выслушав мой уставной доклад, Николай Осипович неторопливо сказал:
— Ну вот, наконец и встретились — не на Днепре, так на Дунае. Очень рад. Вас уж дожидаются дела. Одно есть неотложное — штаб округа ждет наших соображений насчет того, как держать тут оборону, если понадобится… Со штабом и флотилией, полагаю, познакомитесь сами.
На этом наша первая беседа и закончилась. Я понял, что командующий не особенно разговорчив, зато опекать меня не собирается, дает самостоятельно входить в курс дел.
Военком флотилии бригадный комиссар Л. В. Серебрянников, которому я затем представился, встретил очень тепло и оказался гораздо словоохотливее. Он охарактеризовал многих командиров, с которыми предстояло служить.
— В штабе пока больше вакансий, чем реальных людей, — предупредил военком. — Народ приходит в основном молодой, энергичный, но не особенно опытный. Сколоченного штаба, считайте, еще нет — флотилии-то без году неделя!..
Комендант штаба показал отведенную для меня рабочую комнату. Я распахнул окно, качнув рамами ветви цветущей акации, и присел, чтобы собраться с мыслями. Дышалось удивительно легко, сил было много, очень хотелось работать.
Глава вторая
ФЛОТИЛИЯ ПЕРЕДНЕГО КРАЯ
Трудный рубеж
Ядром военной флотилии, возрожденной на Дунае через два с лишним десятилетия после того, как оттуда вынуждены были уйти корабли молодой Советской республики, явились пришедшие с Днепра пять мониторов, отряд бронекатеров, катерные тральщики.
Флагманским кораблем стал монитор «Ударный» — самый новый. Четыре других были однотипными и носили имена моряков — героев гражданской войны: «Железняков», «Жемчужин», «Ростовцев», «Мартынов». Мониторы строились с расчетом на реки Днепровского бассейна и по сравнению с амурскими выглядели скромно. Водоизмещение — 250–285 тонн, артиллерия — по два орудия главного калибра (калибр на «Ударном» — 130 миллиметров, на остальных — 102). Броня была легкой, противоосколочной. Не отличались корабли и быстроходностью.