Для тебя, Ленинград!

302-й артиллерийский дивизион провел в эти дни 140 стрельб, израсходовав 5239 снарядов. Только орудия 380-й батареи старшего лейтенанта В. И. Шалаева в первый час боя произвели 330 выстрелов. Интенсивный и меткий огонь вела 440-я батарея старшего лейтенанта И. М. Смагаринского.

Наши войска уже в Шлиссельбурге, а батарейцы все получают заявки: бьют по вражеским частям, пытающимся контратаковать, и по огневым точкам в глубине вражеской обороны в Марьино, Дубровке.

Через два часа после освобождения Шлиссельбурга я с группой офицеров отправился в город. Шли по маршруту, которым наши войска форсировали Неву. Полыньи, пробитые снарядами и бомбами, еще не затянуло льдом, в них рябит черная вода. Перешли на левый берег. Хотелось осмотреть город, порт, проверить их состояние, а главное, увидеть результаты стрельбы наших артиллеристов.

Город не узнать. Большинство зданий взорвано гитлеровцами. Улицы завалены щебнем. Среди пожарищ торчат обгорелые трубы — все, что осталось от деревянных домов. Вокруг валяются еще не убранные трупы гитлеровцев. Из подвалов со слезами радости выбираются уцелевшие горожане. Оборванные, истощенные, они обнимают, целуют наших солдат. Коптев уверенно ведет нас по улице: во время стрельб он изучил город как свои пять пальцев. Показывает нам доты и дзоты, наблюдательные пункты, траншеи, ходы сообщения и другие объекты вражеской обороны. Они разбиты, распаханы снарядами. Хорошо поработали артиллеристы! В разрушенном доте на берегу канала наши бойцы нашли неоконченное письмо. Автор его эсэсовец обер-ефрейтор Август Вормбехер писал: «Я не могу дальше переносить этот кошмар. Уже неделю бушует над нами ураган огня и стали. Мы совсем потеряли голову… Из крепости (видимо, имеется в виду Орешек. — В. Ч.) они бьют прямой наводкой, как из винтовок. По озеру к ним все время подходят подкрепления, а мы не в силах помешать им. Они, а не мы хозяева положения… Какое ужасное слово — Ладога!..»

18 января наступающие части наших фронтов встретились в районе поселков № 5 и № 1 юго-восточнее Шлиссельбурга. К концу дня от врага было освобождено все южное побережье Ладожского озера. Блокада прорвана!

Город-герой Ленинград никогда не был одинок, он постоянно чувствовал заботу партии и правительства, всего народа. Теперь он еще теснее будет связан со страной, широко расправит свои могучие плечи.

На кораблях, в частях и подразделениях идут митинги. Ладожцы бурно выражают свою радость, клянутся сражаться и трудиться еще лучше.

Прорыв блокады привел к большим переменам на озере.

Еще в ноябре наши боевые друзья — военные строители и железнодорожники поистине фронтовыми темпами начали возводить невиданное доселе сооружение: свайно-ледовую железную дорогу, которая своими двумя колеями, широкой и узкой, должна была соединить оба берега озера. В этих работах участвовали инженерные и железнодорожные войска Ленинградского и Волховского фронтов, метростроевцы Ленинграда и Москвы, тысячи ленинградцев и жителей окрестных сел и городов. Свою лепту вложили и наши гидрографы во главе со старшим лейтенантом X. Н. Мамяном и лейтенантом Е. П. Чуровым. Они исследовали будущую трассу, выбирая наиболее короткий путь, причем с глубинами, не превышающими 5 метров.

Работы на озере велись круглые сутки под воздействием почти ежедневных авиационных налетов. К 18 января было забито 25 тысяч свай, на которые уложено почти 15 километров железнодорожного полотна — половину общего протяжения пути.

С освобождением Шлиссельбурга Государственный Комитет Обороны вынес решение прекратить строительство свайно-ледовой железнодорожной линии через озеро и потребовал приступить к созданию новой железнодорожной ветки Шлиссельбург — Поляна с мостовым железнодорожным переходом через Неву. Эта задача была возложена на 2-е управление военно-восстановительных работ во главе с его начальником генералом И. Г. Зубковым. В узкой полосе прорыва вдоль южного берега Ладожского озера выделенные части немедленно приступили к работе.

Линия фронта проходила всего в 8 километрах. Строили под вражеским огнем. Часто уже сделанное оказывалось разрушенным и все приходилось начинать заново. И все же в небывало короткий срок — за семнадцать дней — были построены железнодорожная линия протяженностью 33 километра, 6 километров станционных путей, временный 1300-метровый свайно-ледовый железнодорожный мост через Неву и мосты через реки Назия и Черная. На правом берегу мост соединялся железнодорожной веткой, идущей от Черной речки к поселку Морозовка. Ширина Невы в этом месте достигает 1000 метров, глубина до 7 метров, скороеть течения — 3 метра в секунду. Все это учитывалось при строительстве.

И вот первый сквозной поезд с продовольствием прошел по новому мосту. Вели его машинист Иван Пироженко, его помощник Виктор Дятлов, кочегар Иван Антонов. На паровозе находились начальник управления военно-строительных работ И. Г. Зубков и уполномоченный Наркомата путей сообщения по Волховскому железнодорожному узлу, заместитель начальника Северной железной дороги В. М. Виролайнен. Мы успели крепко подружиться с ним, встречаясь в Смольном, в Волхове и Кобоне. Когда-то Вольдемар Матвеевич сам был машинистом. Каждый железнодорожник знал его, и он, похоже, знал всех. Во всяком случае, сколько мне ни приходилось видеть его в кругу машинистов и путейцев, он каждого называл по имени.

Бывший машинист стал крупным государственным деятелем — в конце сороковых годов он возглавил Совет Министров Карело-Финской ССР.

7 февраля поезд, украшенный еловыми ветками и громадным алым полотном со словами «Боевой привет шлет Родина героическому Ленинграду!», прибыл на Финляндский вокзал Ленинграда. Тысячи ленинградцев во главе с председателем Ленсовета П. С. Попковым встречали его громогласным «ура» и музыкой оркестров.

Восстановление регулярного железнодорожного сообщения с Большой землей значительно улучшило положение Ленинграда, фронта и флота.

Параллельно с железной дорогой была проложена шоссейная. Она также имела важное значение. Большая часть грузов теперь шла прямо в Ленинград путем более коротким и более надежным, чем лед Ладожского озера.

Враг неистово бомбил и обстреливал новую коммуникацию. На выручку строителям и железнодорожникам снова поспешили моряки. Под руководством флагманского химика флотилии майора Г. И. Ковановского использовались морские дымовые шашки. Дымзавесы ставились с учетом направления и силы ветра. После этого противник уже не мог вести прицельный огонь. Сначала шашки жгли на льду, а когда он сошел, прикрывать мосты стали катера-дымзавесчики.

Над всеми трассами, связывавшими Ленинград со страной, почти ежедневно происходили ожесточенные воздушные бои. Нередко подбитые «юнкерсы» и «мессеры», оставляя дымные хвосты, из последних сил тянули к своим аэродромам, но далеко не всем это удавалось, и они врезались в лед. Несла потери и наша авиация. За зиму 1942/43 года моряки поста наблюдения и связи на маяке Кареджи под командой старшины П. П. Белова подобрали двадцать человек из экипажей восьми наших самолетов, подбитых над ледовой трассой.

18 марта вступил в строй второй железнодорожный мост через Неву длиной 800 метров и высотой 8 метров. Он вырос в 600 метрах от первого, ниже по течению.

Это был свайно-ряжевый мост с дополнительным деревянным настилом для автотранспорта. Первый мост сохранялся как дублирующий и принимал поезда лишь в случаях, когда противнику удавалось вывести из строя новый. Вскоре через Неву пролег еще и автодорожный мост. А когда река очистилась ото льда, навели два понтонных моста южнее Орешка. Все эти мосты действовали до полного снятия блокады города. К сожалению, их пропускная способность все же не могла полностью удовлетворить потребности города-фронта. Поэтому по-прежнему напряженно действовала ледовая трасса, а нас предупредили, чтобы мы готовились к новой навигации.

Третья военная навигация

Зимой 1942/43 года главной задачей флотилии снова был своевременный и высококачественный ремонт кораблей и судов. Трудностей было меньше, чем в прошлом году: и опыт кое-какой накопился, и техническая база стала лучше, а главное — удалось более организованно подготовиться к зиме. Все мелкие суда и корабли, включая катера, мы еще до ледостава подняли на стенку или вытащили на берег. Да и крупные корабли, хотя они и плавали до последней возможности, ни один не оставили зимовать во льдах. Прибавилось у нас мастерских. Одну открыли в поселке Морье. Пусть в неприспособленном, но большом каменном здании, теплом и достаточно светлом. Установили здесь необходимые станки. Новоладожские судоремонтные мастерские развернули свой филиал в деревне Подол вверх по реке Волхов. По сравнению с Новой Ладогой место было сравнительно тихое, вражеская авиация заглядывала сюда редко.