Страница 21 из 157
Среди трудов Агриколы первым по значению (но не хронологически) должен быть назван перевод на финский язык Нового Завета, изданный в 1548 г., но выполненный им гораздо ранее (подробно о книжной деятельности Агриколы см. соответствующий раздел очерка о нем в Части II). Работоспособность Агриколы была колоссальной: за десять лет, наполненных трудами в кафедральной школе и административными заботами, он издал десять книг, благодаря чему новая евангелическая церковь Финляндии получила в свое распоряжение корпус необходимой духовной литературы. Правда, современные исследователи предполагают, что в своей переводческой работе Агрикола опирался на помощь единомышленников, а, с другой стороны, нашлись конкуренты, критически воспринимавшие его труды (об этом см. в нашем комментарии к предисловию Агриколы к Новому Завету: часть II, очерк об Агриколе): по крайней мере, определенно установлено, что трудясь над переводом Нового Завета еще в период учебы в Виттенберге во второй половине 1530-х гг., он обращался к содействию находившихся там земляков - уже известных нам Мартина Тейтта и Симо Выборжца (Nikkil 1993, 598 s.). Кроме того, в предисловии к переводу Псалтири Агрикола прямо указывает на помощь со стороны Паавали Юстена, сменившего его на посту школьного ректора. Ниже (см. § 3.5.), в разделе о литургических преобразованиях в церкви Финляндии 1540-х гг., мы затронем и такой своеобразный феномен, как “доагриколова литература”, свидетельствующий о том, что в Турку сложился тесный круг молодых реформаторов, готовых поставить свой талант на службу делу Реформации у себя на родине.
Свои переводы Агрикола по традиции, существовавшей в ту эпоху, снабжал обширными предисловиями и комментариями, обращенными в первую очередь к священникам: в них разъяснялся смысл происходивших в церкви изменений, зачастую мало понятных даже церковнослужителям, не говоря уже о простых верующих; в своих толкованиях он зачастую исходил из личных представлений, не всегда совпадавших с мнением епископа. Обильный вспомогательный материал, содержащийся в книгах, изданных Агриколой, а также его деятельность на посту ректора кафедральной школы определенно свидетельствуют о том, что основным авторитетом для него был Меланхтон, акцентировавший духовно-просветительный аспект священнического служения: в одном из мест “Книги молитв” он называет Лютера своим духовным отцом, а Меланхтона - любимым наставником. По замечанию крупнейшего историка финской церкви Кауко Пиринена, Агрикола в психологическом отношении стоял ближе к Меланхтону: подобно последнему, он “в большей степени был учителем, нежели проповедником Слова” (Pirinen 1962, 161 s.). От “Наставника Германии” Агрикола перенял интерес к античности и библейским реалиям, что ощущается в примечаниях, которыми он снабжал свои переводы. Симптоматично, что первым печатным трудом, изданным Агриколой, стал Букварь (ABCkiria): в сущности, это был элементарный катехизис, основанный на Малом катехизисе Лютера. Причину, почему именно подобная книга была издана по-фински в первую очередь, найти нетрудно, вспомнив конкретные условия Финляндии того времени: за несколько столетий, прошедших после крещения страны, христианские представления еще не успели глубоко укорениться в широких массах народа, которые в значительной степени продолжали жить в мире магических представлений. Агрикола (как, вероятно, и его сподвижники в Турку) ясно отдавал себе отчет в этом, в пользу чего говорят его многочисленные неодобрительные замечания о царивших тогда нравах и обычаях: чего стоит, например, пространный список языческих божеств, которым продолжали поклоняться в народе, помещенный в предисловии к переводу Псалтири (за дальнейшими подробностями биографии и книжной продукции Агриколы мы отсылаем к отдельному очерку, посвященному реформатору).
Визитационные поездки по Финляндии, предпринятые Агриколой совместно с деканом капитула Петрусом Рагвалди в конце 1540 - начале 1550-х гг., обогатили его конкретными наблюдениями над духовным состоянием народа. Но, как мы видели, заслуги Микаэля Агриколы в деле становления новой церкви Финляндии не были по достоинству оценены самовластным монархом, во всем исходившим из соображений государственной пользы и не отличавшимся особой чуткостью к духовным вопросам. Возможно, престарелый епископ Шютте также не испытывал восторга от действий своего подчиненного, ведь сам он на всем протяжении своей карьеры избегал открытых столкновений с государем. Агрикола, оставаясь наиболее влиятельным и деятельным человеком епархии (по сути дела заместителем епископа), тем не менее, не имел канонической должности коадьютера (соправителя), в чем также можно усмотреть стремление короля осадить не в меру самостоятельного члена капитула Турку.
Говоря о преобразованиях церковной жизни, происходивших в Финляндии в 1540-е гг., следует хотя бы мимоходом упомянуть еще об одном возможном канале передачи в эту страну новых веяний. Речь идет о довольной многочисленной колонии финнов, живших в то время в Стокгольме и даже имевших там отдельный церковный приход, в котором проводились богослужения и проповеди на финском языке (он, кстати, сохранился до наших дней). Известно имя одного из священников, проповедовавших там по-фински - Мартин (Мартти) Олаи, который в течение многих лет был также переписчиком документов Густава Вазы и его сына Иоанна, в 1568 г. ставшего королем (Rapola 1956, 35 s.). Традиционно считается, что его перу принадлежит перевод на финский язык Свода законов (или Уложения, шв. Landslag, фин. Maanlaki) короля Кристофера Баварского, правившего в Скандинавии во второй четверти XV в.: перевод, правда, не был напечатан, но многочисленность дошедших до нас списков свидетельствует о том, что он получил немалое распространение в финноязычной среде в конце XVI в. (Hkkinen 1994, 98 s.). В условиях того времени, когда Турку во многих отношениях был гораздо теснее связан со Стокгольмом, нежели с внутренней Финляндией, можно предположить наличие довольно активных личных контактов между церковными деятелями епархии Турку и финнами, постоянно проживавшими в Стокгольме, что способствовало более быстрому приобщению первых к церковным переменам, происходившим в Швеции. К примеру, Мартин Тейтт, ставший воспитателем принцев, до самой своей кончины (1547 г.) числился каноником капитула Турку и потому поддерживал тесные связи с Агриколой (своим сотоварищем по учебе в Виттенберге) и другими капитуляриями. Кроме того, Микаэль Агрикола напечатал все свои труды в Стокгольме, в типографии, принадлежавшей Амунду Ларсону. Как мы увидим далее, контакты с финской общиной Стокгольма будут сохранять свое значение для церкви Финляндии на всем протяжении второй половины XVI - первой четверти XVII вв.
Что касается самого епископа Шютте, он уже в 1545 г. по причине преклонного возраста (ему было сильно за 80) договорился с королем о скором уходе на покой. По всей видимости, Густав Ваза, несмотря на довольно негативное отношение к институту епископства, сохранил расположение к Мартину Шютте. С другой стороны, в письме к последнему от 17-го апреля 1545 г. он без обиняков заявил о намерении самолично подыскать ему преемника, поскольку церковь, по его словам, не обладала на это какими-либо правами, подтвержденными Священным Писанием (Parvio 1968-1969, 46 s.). Однако до самой смерти Шютте, случившейся в 1550 г., преемника ему так и не нашлось, причем монарх наложил руку на то немногое имущество, которое осталось от епископа. По-видимому, фигура старого, больного епископа, стоящего во главе крупной по территории и удаленной от центра епархии, более всего устраивала короля. Неслучайно после его кончины монарх в течение почти четырех лет тянул с назначением нового епископа на кафедру Турку.
Разумеется, активное вмешательство государственной власти не могло не сказаться на органах епархиального управления и прежде всего на кафедральном капитуле. По сравнению со средневековым периодом, капитул утратил право избрания епископа. Основные высшие церковные должности теперь, как мы видели, замещались исключительно по согласованию с монархом. Тем не менее, сфера деятельности капитула даже в том урезанном виде, какой этот орган приобрел во второй половине 1540-х гг., оставалась достаточно обширной. С одной стороны, в его ведении по-прежнему находилась кафедральная школа, что имело чрезвычайно важное значение для осуществления церковных преобразований, поскольку именно в этом заведении готовились местные священники, призванные на практике осуществлять идеи Реформации. Как мы видели, с начала 1520-х гг. во главе школы находились убежденные сторонники Реформации - Пиетари Сяркилахти, Томас Кейои, Микаэль Агрикола. Руководствуясь принципами, усвоенными ими во время учебы в университетах Германии, они придали преподаванию более выраженный богословский характер (разумеется, в прикладном аспекте). Это касалось в первую очередь достаточно тщательного изучения текста Священного Писания, чего не было в Средние века, и заучивания катехизиса (в качестве такового использовались шведский катехизис Олауса Петри и катехитический раздел финского Букваря Агриколы - см. § 6.1. очерка о последнем во II части). С другой стороны, как и в предыдущую эпоху, школа была по-прежнему тесно связана с кафедральным собором: к примеру, хор учеников принимал регулярное участие в богослужениях. В поддержании достаточно высокого уровня преподавания в главной школе епархии Турку была заинтересована и королевская власть, поскольку, как мы видели, в этом заведении готовились также и чиновники для королевской канцелярии в Стокгольме: последним приходилось, между прочим, переводить на финский обращения, которые монарх время от времени адресовал широким массам населения Финляндии, не знавшим шведского. Созданию положительной репутации школы Турку способствовал и Мартин Тейтт, назначенный воспитателем принцев в Стокгольме. Тот факт, что Реформация не привела к падению уровня преподавания в кафедральной школе Турку, выгодно отличал Финляндию от многих других протестантских земель, где сбылось опасение Эразма Роттердамского о неизбежном упадке образования с началом Реформации (Порозовская 1995, 140; Володарский 1999, 137). Правда, справедливости ради заметим, что и в Финляндии были закрыты монастырские школы, в которых прежде велось обучение грамоте.